(Навеяно Пантерой Картье).
Из всех парфюмерных направлений именно шипры обладают живым характером с выступающими гранями настроений и поразительной глубиной. Можно смотреть в шипр, как в колодец, где эхо танцует, отражаясь от стенок, и теряет звуки. Знакомство с шипром похоже на знакомство с человеком, обладающим индивидуальностью и не скрывающим это. Какое-то время стоит просто наблюдать, как он раскрывается, как набухает нить повествования, как энергетика раскручивается спиралью. Потом перевести акцент на себя и понять - пропала! Упала окончательно и бесповоротно в омут глаз. После встречи с такими людьми становится легко на сердце и хочется молчать. Очень терапевнически они проходят, как бы вытягивая на поверхность желание жить.
Что касается Пантеры. Взяв ее в Проджект пен, я понимала, что между нами километры бездны и никогда она не будет моей signature. Сижу в ней сейчас и понимаю,что была права. Интуиция не подвела. Это не мой аромат. Но я отчётливо представляю себе Женщину в нем. Эта женщина встаёт в 5 утра. Она живёт в небольшой квартирке, обставленной по ее вкусу, на Монмартре. Носит туфли на каблуках (от балеток у нее болят ноги) и плиссированные юбки с милыми трикотажными однотонным и кофточками. В макияже всегда ставит акцент на губах и использует только красную помаду, которую покупает у Диор. Волосы у нее черные, как смоль, немного вьющиеся. В разговоре она часто подергивает плечами и помогает себе жестикуляцией. Соседи-женщины ее не любят, соседи-мужчины тайно сходят по ней с ума и узнают по стуку каблучков. Она субтильна, ее фигура лишена выпуклостей, как у подростка. Такие женщины вызывают подспудное желание защитить. Однако внутри она не такая мягкая, как снаружи. Рано сбежав из дома, потому что не могла найти общий язык с матерью, она не испытывает желания поскорее найти себе мужчину, понимая, что он тут же заявит свои права на неё, ее время, занятия. Она свободолюбива. Не любит делить постель ни с кем, кроме кошки. Заходя в бар, чтобы выпить бокал, она ценит атмосферу, а не людей. Заинтересовать её можно, присвоить - никогда.
Варенсия Ульрих де Варенс.
Хохотушка в летах с лицом, опутанным сеточкой морщин - оно сгибается и разгибается ровно по ним, как в оригами. Лицо довольно простое, округлое, глаза синие. Обожает ягодное вино, делает его сама, из черной смородины, чтобы пить долгими зимними вечерами. Живёт на шведском хуторе, в глубинке, дети - в Стокгольме, приезжают редко, внуки - ещё реже. Весь её день с рассвета и до заката наполнен делами, ей некогда скучать. Иногда взглянув на фотокарточку мужа, она улыбается, вспоминая его шутки и то, как он щекотал её, когда они оба были ещё подростками, а потом - как он, смущённый и торжественный, просил у её строгого отца руки - той, на которой толстое кольцо уже давно вгрызлось в кожу пальца, срослось с ней. Ей станет грустно, но всего на мгновение, потому что жизнь вокруг все ещё манит и дурманит, скоро отелится корова, потом дети приедут на Рождество. Она будет смеяться, вспоминая их маленькими, видя несоразмерность возраста и роста старшего его уменьшительно-ласкательному имени и подмечать строгую неласковую остролицую невестку, которая вечно всем недовольна. Дочь снова привезет книги по психологии и разглагольствования о том, как это важно - жить в ладу с собой. На самом же деле никто из них не знает что это такое. Знает только Бог.
Прозерпина Брокар.
Она выбросила кости. 4. Снова 4. Не может быть. Карты Таро говорили абсолютно другое. Руны? Ленорман? Гадание на кофейной гуще? Полнолуние продолжалось, и адуляр в кольце мерцал зловеще. Трепетали свечи. Тени метались по потолку и по стенам. За окнами - Будапешт. Набережная Дуная. Ночь. Она потерла руки - одну об другую и сбросила. Снова потёрла и снова сбросила. Разложила Тота. Дополнила мистической колодой. И все открылось - яснее и быть не может! Лунный свет выполз из-за шторы и ударил ей прямо в лицо, словно подтверждая догадку, а она стояла посреди комнаты мучительно осознавая. Он не придёт. Испугался. Вернулся в семью. Ее мистическая сущность, которая вела его, утратила всякую ценность. 4 смеялась над ней с круглого стола под качающимся абажуром. Она взглянула на него и обрушила с потолка прямо на стол. Стало легче - сила все ещё была с ней.
Красавица и оцелот Сальвадор Дали.
Ханна с Ульрихом убежали тайно, покинули страну, пересекли океан, чтобы быть вместе и теперь растерянно стояли, взявшись за руки, на очередном перроне. Им объявили, что началась война, что поезд не придет, в столице государственный переворот, везде солдаты на танках. Стреляют. Лучше не ехать. Ханна смотрела на ходящие желваки Ульриха. Молчала. Пыталась не нагнетать ситуацию. Они оба устали, были голодны, хотели спать. Кто мог подумать, что на другом конце мира они встрянут в передрягу? Они оба желали спокойствия, как настоящие бюргеры. Но ни в своем государстве, ни в чужом не могли его получить. Она обняла его и почувствовала, как напряжение мускулов уходит, как он снова становится собой.
Местность, в которой они находились, была сухой и безжизненной. Ульрих оставил Ханну с чемоданами и побежал за крестьянами, чтобы попроситься на ночлег. Пока его не было, она вспоминала высокую перину, на которую ложилась с прежним мужем, белые, крахмальные салфетки, фортепиано, картины на стенах, зелень за окном. Вспомнила и сына, которого пришлось оставить там, он был слишком маленьким. Вспомнила, закрыла лицо руками и заплакала.
Спасибо вам большое, что дочитали до конца! Если вам понравились парфюмерно-жизненные зарисовки, ставьте лайк, подписывайтесь на канал! Мне очень важен ваш отклик!