Школьный роман
КНИГА 2. ОСЕНЬ
Часть 2. Октябрь-2
***
Возле стенгазеты толпились хохочущие ученики. Стенгазета называлась «Крокодил местного значения», и девиз ее был таков: «Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно». Висел «Крокодил местного значения» в застекленной раме, а рама была заперта на замок. Предостережение отнюдь не лишнее: «Крокодила» не любили, хотя возле него всегда стояла толпа любителей посмеяться. Над очередным номером стенгазеты творческая группа работала в квартире директора несколько дней назад, но что в нем, в этом номере, Николай Андреевич не знал. Он видел только, что работает один Алим – значит, в газете много рисунков. Витька ходил вокруг и радостно потирал руки. Что-то тихонько говорила Таня, запинаясь на коварном «н». Галя, глядя через плечо брата, тихонько запела: «Пропадет, он сказал мне, эх, твоя буйна голова»…
При появлении директора зрители на всякий случай стали отходить в сторонку, и он увидел представителей девятого «Б», изображенных в стенгазете. Сходство было несомненным! Рослый светловолосый юноша (Олег Гавриленко) держал в руках длинный развернутый свиток, который гласил:
«Требования, предъявляемые к внешнему виду учащихся:
1. Одежда должна нравиться классному руководителю.
2. Длина платьев и юбок у девочек – пять сантиметров выше колена.
3. Волосы у всех должны быть гладко причесаны; тем, у кого они вьются от природы, рекомендуется смазывать их подсолнечным маслом (за неимением лампадного).
4. Запрещены: обувь на высоком каблуке, косметика, дорогие, а также дешевые украшения.
5. Учащиеся, чей внешний вид не соответствует указанным требованиям, не подпускаются к школе ближе, чем на пушечный выстрел».
У дверей школы стояли две серьезные девушки (директор узнал Иру Дорохову и Наташу Разуваеву) с сантиметровыми лентами в руках и измеряли длину подолов; лица у обеих были недовольными: у стоящей перед ними Оли Поляковой юбка была выше колена не на пять, а на шесть сантиметров. Марину Ярославцеву Николай Андреевич узнал по объемам, светло-коричневому платью и черному кружевному переднику; в руках у комсорга были бутылка с нарисованным на этикетке подсолнухом, объяснявшим содержимое, и расческа, с которыми Марина подступала к хорошенькой кудрявой Аллочке Ефимовой, а Юрка Филимонов с не свойственным ему покорным видом дожидался своей очереди. Андрей Хватов и Миша Родионов, вооруженные пистолетами, держали на «мушке» Надю Коноплеву, с которой Андрей Стеблев снимал сережки. Могучая особа в черной юбке и черном свитере с красной продольной полосой, идущей через плечо и грудь (Лариса Третьякова), выкатывала из-за угла школы «Царь-пушку». Длинноногая девочка в короткой юбке в складку и коричневом джемпере, поверх которого был выпущен белый воротник блузки (Люся Кожевец), бросив портфель, бежала прочь. А еще чьи-то ноги, с которых летели туфельки на высоком тонком каблучке, выглядывали уже из-за деревянной рамы. Из окна школы на происходящее одобрительно взирала Лариса Антоновна…
Николай Андреевич усмехнулся и пошел в учительскую за журналом: сейчас по расписанию в девятом «Б» история. Коридор понемногу пустел – до звонка оставалось совсем немного.
Девятиклассники встали при появлении директора, поздоровались.
- Садитесь, - сказал Николай Андреевич, сел за стол и открыл журнал. – Дежурный, кто отсутствует?
- Ефимова, Злобин и Ковалев, - отчеканил Хватов.
Кто-о?.. Ковалев?!. Директор поднял голову, озадаченно посмотрел на пустующее место за последней партой в первом ряду и обвел глазами класс, который очень рационально использовал последнюю минуту перед опросом. Учат! Дома, как всегда, времени не было! Интересно, что же они успеют запомнить?.. И еще более интересно, куда делся сын? Утром он ушел вместе с Галей, причем, гораздо раньше родителей…
***
В школу идти не хотелось. Вчера, после столкновения с парнем из райкома комсомола, Алим снова почувствовал себя смертельно уставшим. Хотелось лечь и не шевелиться. Письменные домашние задания он кое-как выполнил, а вот что касается устных – совершенно ничего не запомнилось, хотя он и пытался добросовестно вникнуть в смысл прочитанного. Вызовут отвечать – позора не оберешься: сын директора, считается почти отличником – и двух слов связать не может! Тем более, одна «двойка» по истории у него уже есть, и не исключено, что отец (нет, в школе он уже не отец, а директор Николай Андреевич) снова вызовет его. И снова влепит «пару». Как говорится, бей своих, чтобы чужие боялись. На отца (то есть директора Николая Андреевича) мальчик не обижался – надо так! По крайней мере, все видят, что и родному сыну Ковалев-директор поблажек не дает. Но и Ковалеву-ученику лишняя «двойка» была совершенно ни к чему, и избежать ее можно было только одним способом: не пойти в школу. Способ этот был многократно проверен не одним поколением дореволюционных гимназистов, лицеистов, реалистов, а также нынешних советских школьников – надежный. Особенно если узнать, что изучали в этот день, и потом все выучить, чтобы учителя не придирались. Алим все узнает у ребят, выучит – не проблема. Главное – пережить сегодняшний день.
Выйдя из дома вместе с сестрой, он сказал, что ему надо срочно позвонить одному товарищу из ансамбля, что разговор может оказаться долгим, поэтому пусть Галя его не ждет, тем более, может ему потом, после возможного долгого разговора, бежать придется, а она бегает не так быстро, как он. Покрутив для вида диск телефона-автомата и дождавшись, пока невысокая фигурка сестры затеряется среди прохожих, Алим малознакомыми проходными дворами направился к парку. В парке он тоже покружил по отдаленным аллеям, чтобы не столкнуться невзначай с Алешей, который мог уговорить его все-таки пойти в школу, и, наконец, нашел совершенно безлюдное место. Он долго сидел на скамейке под дождем: домой возвращаться было нельзя – мама сегодня уйдет только к пятому уроку. На вокзал идти не хотелось – там шумно, кричат пассажиры, опаздывающие на поезд, оглушительно орет репродуктор, поминутно объявляя посадку то на одном пути, то на другом. Ладно, три часа можно как-нибудь и на улице выдержать, не мороз же тридцатиградусный!.. Хорошо в городе: сиди тут хоть весь день – и никому до тебя нет дела… И людей в парке мало: наверное, час прошел – и за это время в конце аллеи появился только один прохожий; судя по худощавой фигуре и быстрой походке, молодой – старшеклассник или студент... ну, или какой-нибудь молодой рабочий - многие идут работать после восьмого класса... Алим отвел взгляд от приближающегося парня: разглядывать человека – невежливо.
- А ты почему не в школе? – вдруг спросил парнишка, поравнявшись со скамейкой, на которой сидел Алим, и резко останавливаясь.
Алим, вздрогнув, поднял голову. Перед ним стоял Егор Черных.
- Да потому, что не пошел я в школу! – сказал Алим с некоторым вызовом.
- Настроение?.. – понимающе промолвил Егор.
- Настроение.
- А чего тут мокнешь?
- Я не мокну, я уже промок! – тем же вызывающим тоном ответил Алим (разговаривать с Егором не хотелось).
- И кто-то дома есть, да? – понял Егор.
- Мама, - уныло проговорил Алим. - Она уйдет в половине двенадцатого. У нее сегодня в первой смене только два последних урока, а потом во второй.
- Ясно… Ну, так пойдем на танцы! – неожиданно предложил Егор. – Чего тебе мерзнуть тут? Заболеешь… Я серьезно говорю, пойдем! Анжела Григорьевна все понимает: ну, не пошел в школу – и не пошел, значит, есть какая-то причина! Мы с Костиком сами сколько раз так делали: не хочется в школу – идем в ансамбль. А директору Дворца (ну, если он увидит тебя) все равно, когда ты пришел – утром или вечером. Он же не помнит, кто в какой смене учится, ругать не будет.
Продрогший Алим вскочил и торопливо зашагал рядом с Егором.
- Дело тебе найдется, не беспокойся! – продолжал тот. – У Костика аппендицит – значит, его урок останется свободным… Я как раз на индивидуальное занятие иду, у нас с Костиком сегодня уроки.
- Когда это он успел заболеть? Мы же позавчера на сводной вместе были!
- Он тогда уже и жаловался, что бок дергает. А вчера на втором уроке «Скорую» вызвали и в больницу отправили… О! У меня идея! Он «Испанский» танцует с Веркой Нестеренко. Вряд ли он к съемкам выздоровеет – жалко, конечно... Какие-то осложнения у него… да и вообще после операции, наверное, с месяц танцевать нельзя будет, а то и все два. Замени! Там нетрудно, ты справишься. А танец красивый! Вот тебе еще один сольный номер будет. Я думаю, Анжела Григорьевна согласится.
***
Неприятности преследовали Витьку весь день. Но кое в чем он был сам виноват. Например, не надо было идти в школу. В спортшколе ему еще несколько дней назад выдали бумагу, в которой высказывалась просьба в определенный день освободить от занятий ученика девятого «Б» класса восемьдесят третьей школы Рогозина Виктора в связи с участием в отборочных соревнованиях по фехтованию среди рапиристов. Выглядело солидно, подписано директором спортшколы и тренером. Казалось бы, чего человеку еще надо? Отдал бумагу – и не появляйся в школе. Витьку же понесла нелегкая на первые два урока: первый – история, ну, это не в счет, он шел больше из-за второго урока – иностранного языка, – хотел исправить «тройку» по английскому. «Тройку» исправил, но зато потом возникли проблемы: гардеробщица тетя Паша не желала отдавать куртку. Пожилые гардеробщицы в восемьдесят третьей школе были полной противоположностью друг другу. Тетя Маша – маленькая, кругленькая, добрая и доверчивая, ей можно было соврать и про больной живот, и про умершую бабушку, которую вот как раз сегодня, буквально через полчаса, будут хоронить (за время учебы большинство учащихся восемьдесят третьей школы хоронило не один раз обеих своих бабушек и обоих дедушек – и всякий раз на тети-Машином дежурстве), она всему верила и пальто выдавала без проволочек. Тетя Паша – высокая, худая, широкая в кости, суровая и непреклонная, эта к любой просьбе выдать пальто до окончания занятий относилась с подозрением, даже записку от учителя или справку от врача разглядывала пристально, как профессиональный криминалист-почерковед: а не подделали ее детки?.. Витькин оправдательный документ был уже где-то у секретарши, секретарша ушла в гороно, а лаборантка химического кабинета, которую попросили подежурить возле телефона, рыться в чужих бумагах наотрез отказалась. Пришлось идти к представителям администрации, которые знали о соревнованиях. Николай Андреевич находился на уроке, поэтому Витька обратился к завучу. А Зоя Алексеевна долго и нудно говорила о том, что на первом месте должна быть успеваемость, а все дополнительное – потом. Вот, например, он, Рогозин, имеет устойчивую «тройку» по химии (это тебе не единичный случай!), а вместо того, чтобы исправить ее, увлекается фехтованием… и, поскольку он учится практически отлично и имеет "четверки" по физике и алгебре, то мог бы и химию подтянуть - способностей вполне хватило бы... Вот не надо бы время на махание шпагой тратить - в жизни это не пригодится, а серьезнее заняться учебой... Да девочка теперь еще появилась, тоже отвлекает... Блин, разобрало ее с нотациями, другого момента не нашла!!! А девочка ни откуда не "появилась" - она девятый год в том же классе учится! Девочка теперь, видите ли, помешала!..
Наконец, нравоучительная речь была окончена, и завуч принялась неторопливо, словно испытывая Витькино терпение, писать записку гардеробщице. В спортшколу он примчался в самый последний момент, когда уже начиналась жеребьевка, и, по закону подлости, попал в первую пару. На поединок он вышел, не успев отдышаться, и первый бой проиграл. Да проиграл-то кому! Парню из второй спортшколы, который никогда не блистал!.. Потом, конечно, он взял себя в руки, все пошло успешнее, но неприятный осадок остался. Тренер, который страшно расстроился после неудачного первого Витькиного поединка, тоже успокоился и даже похвалил Витьку, который в продолжение соревнований держался на втором месте. А потом – снова неудача. Последний Витькин противник, чувствуя, что проигрывает, неожиданно пошел во встречную атаку. Клинок уперся в гарду Витькиной рапиры, выгнулся и, соскользнув, с силой ударил в колено в тот момент, когда Витька переходил в выпад. Он вскрикнул от боли и сел, подвернув ногу. Бой остановили. Противника удалили за нарушение правил. Витьку перенесли в кабинет врача. Пришлось выдержать все примочки-перевязки, час пролежать. Пришедший тренер сказал, что по количеству очков у Витьки так и осталось второе место, и на областные соревнования он попадет, если не будет осложнений после сегодняшней травмы. Витька, не любивший суматохи вокруг своей персоны, самым решительным образом заявил, что с ним все в порядке, и уковылял, стараясь осторожнее ступать на больную ногу. Что осложнения могут быть, он вполне допускал (насмотрелся вдоволь на чужие травмы) и что колено – сустав капризный, знал прекрасно. Доковыляв до дома, Витька кое-как поднялся по лестнице, радуясь тому, что сейчас можно будет отдохнуть, - но не тут-то было…
- Пришел, голубчик! – сказала мать тоном, не обещавшим ничего хорошего.
- Пришел, - буркнул Витька, мысленно прикидывая, откуда бы могли надвинуться грозовые тучи.
- Жених этот… Чем за юбками бегать, лучше «трояки» по химии исправь!
- А при чем здесь «юбки»? – зло спросил Витька.
- А при том, что эта… особа легкого поведения… ни до чего хорошего тебя не доведет! – мать постепенно переходила на крик.
Витька, стиснув зубы, направился в ванную. За дверью плескалась вода.
- Инна, ты стираешь или купаешься?– крикнул Витька.
- Стираю. А что?
- Можно руки помыть?
- Конечно!.. Заходи.
Инна, юная жена старшего брата, тоже студентка художественного факультета института искусств, посторонилась, пропуская его к крану.
- Что тут без меня было? – тихонько поинтересовался Витька, открывая кран и намыливая руки.
- Классная твоя приходила, - торопливо шепнула Инна. – Про какую-то девочку разговор шел…
Больше она ничего сказать не успела, на пороге ванной появилась мать.
- Ну, ладно, вы все уже дружите с девчонками! – продолжала она. – Но надо же думать, с какой можно дружить!
- По-моему, эта дама слегка преувеличивает, - робко заметила Инна, не глядя на свекровь и излишне старательно оттирая запачканный красками черный рабочий нарукавник. – Я не верю, что девочка в пятнадцать лет может быть настолько испорчена.
- Инночка, все люди разные! Ты вот и в девятнадцать лет ребенком осталась, а есть в двенадцать такие, что ой-ой-ой! И если уж учитель идет домой к ученику – значит, для этого есть причина!
Ну, вообще маразм! Неужели мать, уже немолодая женщина, очень даже неглупая, до сих пор относится с доверием ко всему, что говорит классная?!. Даже Инка, первый раз увидевшая Ларису Антоновну, сразу поняла, что это за человек, только не осмелилась за Витьку заступиться – постеснялась перечить свекрови, ведь в семью Рогозиных Инна вошла совсем недавно. Витька вытер руки, отстранил мать, хромая, выбежал в переднюю и начал торопливо одеваться. Как назло, заело «молнию», и он не стал тратить время на возню с ней, выскочил за дверь в куртке нараспашку. На площадке он столкнулся с вернувшимся из института братом – врезался в него с такой силой, что с плеча Стаса свалился этюдник.
- Ты чего? – удивленно спросил брат.
Конечно, Стас, который совсем чуть-чуть моложе Ларисы Антоновны, а потому хорошо знающий ее со школьных лет, не раз выручал Витьку после разговоров классной с родителями. Он и сейчас расставил бы все по своим местам, но выведенный из себя всеми сегодняшними передрягами Витька не пожелал разговаривать даже с ним.
- Витька, что случилось? – крикнул вслед Стас.
- А идите вы все!!! – заорал Витька, сваливаясь вниз по лестнице. – В баню!.. – крикнул он двумя этажами ниже. – Тазики считать!.. – это уже с первого этажа, выбегая из подъезда.
***
- Ты посмотри – семь скоро! – взволнованно сказала Тамара Алимовна. – Он ни на одном уроке не был?
- В том-то и дело!.. Галя, он тебе ничего не говорил? Планами не делился? Насчет прогулять там…
- Нет, он на меня обиделся. За то, что я тебя позвала, когда он в позапрошлую среду не хотел в школу идти. И теперь такими планами не делится! – крикнула Галя из своей комнаты.
- Ага, вышла из доверия, значит! – пошутил отец, скрывая тревогу.
Прошло еще полчаса. Щелкнул замок, и директор восемьдесят третьей школы устремился навстречу блудному сыну с явным намерением всыпать ему чертей.
- Ты где шатался?
Мальчишка, вешая куртку, обернулся, и отец примолк, увидев его усталое, осунувшееся за один день лицо.
- Где ты был? – спросил Николай Андреевич уже мягче. – Ты хоть подумал, что я приду на урок и увижу, что сын, который ушел в школу раньше меня, до школы не дошел? И буду нервничать весь день… как будто у меня никаких забот больше нет. Можно было хотя бы позвонить? Где тебя носило?
- Плясал, - устало ответил Алим, разуваясь.
- «Камаринского»? – реакцию Николай Андреевич знал заранее: сейчас сын изобразит Фалалея из романа Достоевского – почему-то нравился младшему поколению сразу нескольких родственных семей этот туповатый и запуганный Фалалей с его навязчивым сном про белого быка и несвоевременным исполнением «Камаринского».
- «Ка-ма-а-арин-ского»!.. – как и ожидал отец, рыдающим голосом протянул Алим и засмеялся. – Нет, не «Камаринского», конечно. Испанский. Вообще-то его Костик Скворцов танцует, но у него аппендицит, а нам через две недели на съемки.
- И ты что же – весь день танцевал?
- С перерывами. Зато Анжела Григорьевна сказала, что получается безупречно, хоть сейчас на сцену можно.
- А тебе не сказали, что, мол, в школу надо?..
- Говорили. А я сказал, что не хочется. Ну и…
- После вчерашнего? – спросил Николай Андреевич.
- После вчерашнего.
- А что стряслось на этот раз?
Сын озадаченно уставился на него.
- Ты же знаешь…
- Нет, не знаю. Просто я заметил, что в школу тебе не хочется идти именно «после вчерашнего». Выкладывай!
- Подожди, дай сначала в себя прийти, - Алим прижал ладони к пояснице, слегка прогнулся и поморщился. – О-ой, как все боли-и-ит…
- Давно замечено, что человек с ограниченными умственными способностями, когда в нем просыпается религиозное рвение… - витиевато заговорил директор.
- То есть попросту «заставь дурака Богу молиться…»? – усмехнулся сын, вмиг переведя отцовскую речь на доступный язык.
- Мне очень жаль – но такое емкое понятие как «дурак» в лексиконе педагога не должно встречаться, даже в разговоре с собственными детьми!
- Вон ты о чем жалеешь! А ты не имеешь права о таком жалеть – как педагог ты должен иметь безукоризненные манеры даже наедине с самим собой.
- Да я-то стараюсь, а кое-кто этим бессовестно пользуется. Еще немного – и пожалею, что я ни разу за пятнадцать лет тебе ремня не всыпал.
- Судя по твоему трагическому тону, ты об этом не просто жалеешь, а у тебя прямо сердце кровью обливается, – обменявшись ехидными любезностями с отцом, Алим вошел в проходную комнату и, не дожидаясь новых вопросов, сообщил матери на одном дыхании: - В кино не ходил, в карты не играл, в подворотнях не грабил, самогон не пил, к девушкам не приставал!.. Мам, ну чего вы такие паникеры? Ну, знаете же, что я никогда не попаду ни в какую историю!
Галя, стоя в дверях своей комнаты, кивнула в сторону Тамары Алимовны и, сделав страшные глаза, замахала над головой кулаками – дескать, рвала и метала, теперь держись! Тамара Алимовна, которая искала что-то в книжном шкафу, на минуту прекратила свое занятие и повернулась к сыну.
- Допустим, ты весь день был занят! А куда пойдут другие, если им захочется сбежать с уроков? Ты хоть иногда думай, какой пример подаешь всей школе!
- Можно подумать, без моего примера никто никогда с уроков не сбегал! - огрызнулся он.
Мать оставила его реплику без внимания.
- Ты до сих пор не понимаешь, что ребенок учителя влияет на товарищей сильнее, чем сам учитель? – продолжала она. – Именно своим поведением! Вот завтра же будут говорить, что сын директора пропускает уроки по неизвестным причинам! А от вас с Галей зависит, как вся школа будет реагировать на то, что говорит отец, – или все будут выполнять беспрекословно любое распоряжение, или будут говорить ему: «Николай Андреевич, вы сначала своих воспитайте!». Есть разница?
- «Если бы я знал, что у меня будет такой папа, я ни за что в жизни не родился бы». Лев Кассиль, «Кондуит и Швамбрания», часть первая, - тоскливо ответил Алим.
Неприятный разговор прервал короткий звонок. Алим метнулся в прихожую, открыл дверь и присвистнул: на пороге стоял Витька, выглядевший точь-в-точь, как в тот незабываемый день, когда они втроем проверяли, на что способны комсомольцы восьмидесятых годов.
- Я у тебя часов до девяти посижу, можно? – хмуро сказал Витька, вваливаясь. – А ночевать, наверное, придется на вокзале. К Борьке идти не хочу – меня родители там сразу найдут. Да и у любого другого тоже. А про вас вряд ли подумают – никто не прячется от родителей у директора школы. Тем более, у вас телефона нет.
- Твердость характера проявляешь? – живо смекнул Алим. – А причина?
- Крыска наша приходила. Что-то матери про Люську наплела. И только я на порог – а мне воспитательную беседу о моральном, то есть об аморальном, облике современных девушек. А я и так уже злой был: на соревнованиях рапирой в коленку двинули, нога болит, еле до дома дотащился, - Витька прижал к губам посиневшие руки. – Черт, ну и холодина на улице!..
- Знаю, сам только что пришел. Еще не все успел выслушать по поводу сегодняшнего прогула. Оставайся у нас, Вить! Ни на какой вокзал не ходи. Они ничего не скажут. И мне лучше: они меня не ругают в присутствии друзей.
- Ах, вот в чем дело! А я-то думал, что ты у нас человек бескорыстный! – усмехнулся Витька, снимая куртку.
- Привет, Вить! – в переднюю выглянула Галя. – Чего вы тут стоите?
- Сейчас, сейчас! – отмахнулся брат.
Галя вернулась в комнату и сказала родителям:
- Вы его доведете, это я вам обещаю! Он или повесится, или утопится. Хоть бы дома человека пожалели! Так нет же – и тут воспитывают! Довоспитываетесь…
- Наверное, теперь придется заняться тобой, - задумчиво проговорил Николай Андреевич.
- Пожалуйста! У меня нервы крепче, я выдержу.
- А его ты, значит, в слабонервные записала?
- Не то, чтобы в слабонервные… - Галя говорила серьезно, не приняв иронического тона отца. – Просто у меня преобладает логика, а у него – эмоции. Или как там в ваших педагогических-психологических талмудах пишут?
- Ух, ты! Какие она словеса знает! – восхитился отец. – А что они там секретничают?
Николай Андреевич вышел из комнаты и спросил:
- Опять что-то затеваете? Или уже что-нибудь натворили?
- Он, как Васисуалий Лоханкин, к нам пришел навеки поселиться, - быстро сказал Алим, видя, что Витька замялся. – Ильф и Петров. «Золотой теленок», главу не помню. Раскладушку можешь не доставать, мы с ним и на диване поместимся. Слава Богу, оба не очень толстые, - он похлопал себя по впалому животу. – Представляешь, Витек уже собрался на вокзале ночевать! Вот до чего нас доводят семья и школа!
Час от часу не легче!
- Марш ужинать! – приказал директор. – А потом разберемся.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями