Василий Аксёнов (20 августа 1932 — 6 июля 2009), чьё 90-летие отмечается сегодня — из тех советских авторов, которые своё перо без остатка поставили на службу реакции. И служили ей, что называется, не за страх, а на совесть. Так что его творчество, где в каждую бочку... не уверен, что мёда, непременно влит ушат реакционного яда (а чаще соотношение обратное), я не посоветую читать никому. Тем не менее, несмотря на это и даже именно благодаря этому у Аксёнова есть страницы, которыми он невольно оказывает ценную услугу... если не прогрессу, то объективному пониманию истории, скажем так. Приведу пару примеров.
Скажем, бытует мнение, что такой советский феномен, как «стиляги», возникли только в эпоху хрущёвской «оттепели», а до этого, мол, «при Сталине», они существовать не могли. Это чепуха, так как история движется не по прихоти личностей, а через головы любых личностей, будь то даже главы государств. И если какой-то социальный феномен, хороший или плохой, назрел и должен родиться — он родится, и никто ему не сможет помешать.
Вот ценное свидетельство, которое оставил нам Василий Аксёнов, сам бывший стиляга, о стилягах ещё в сталинские годы (из книги «В поисках грустного бэби»).
Рисунок Константина Ротова, 1958 год
«В 1952 году девятнадцатилетним провинциальным студентом случилось мне попасть в московское «высшее общество». Это была вечеринка в доме крупнейшего дипломата, и общество состояло в основном из дипломатических отпрысков и их «чувих»... Девушка, с которой я танцевал, задала мне страшный вопрос:
– Вы любите Соединенные Штаты Америки?..
Я промычал что-то нечленораздельное...
– Я люблю Соединенные Штаты Америки! – Девушка, которую я весьма осторожно поворачивал в танце, с вызовом подняла кукольное личико. – Ненавижу Советский Союз и обожаю Америку!
Потрясённый таким бесстрашием, я не мог и слова вымолвить. Она презрительно меня покинула. Провинциальный стиляжка «не тянет»!
...Наша компания в Казани тоже изо всех сил тянулась к этой моде. Девушки вязали нам свитера с оленями и вышивали галстуки с ковбоями и кактусами, но всё это было подделкой, «самостроком», а здесь всё было настоящее, американское.
– Вот это класс! – сказал я своему товарищу, который привёл меня на вечеринку. – Вот это стиляги!
– Мы не стиляги, – высокомерно поправил меня товарищ. Он явно играл здесь второстепенную роль, хотя и старался вовсю соответствовать. – Мы – штатники!
Это был, как выяснилось, один из кружков московских американофилов. Любовь их к Штатам простиралась настолько далеко, что они попросту отвергали всё неамериканское, будь то даже французское. Позором считалось, например, появиться в рубашке с пуговицами, пришитыми не на четыре дырочки, а на три или две. «Эге, старичок, – сказали бы друзья-штатники, – что-то не клёво у тебя получается, не по–штатски»...
Та вечеринка завершилась феерическим буги-вуги с подбросами. Я, конечно, в этом не принимал участия, а только лишь восторженно смотрел, как взлетают к потолку юбки моей недавней партнёрши. Под юбками тоже всё было настоящее! Впоследствии я узнал, что девчонка была дочерью большого кагэбэшника. В разгар холодной войны Соединенные Штаты и не подозревали, сколько у них поклонников среди правящей советской элиты».
Рисунок А. Баженова. 1957 год
А вот ещё отрывок из Аксёнова, который неплохо опровергает другой излюбленный антисоветский миф – о том, что советские магазины вечно пустовали.
«Да и мясная гастрономия, хо-хо, не плошала, ветчины и карбонады радовали глаз своим соседством с сырокопчеными рулетами, разнокалиберными колбасами, вплоть до изысканных срезов, обнажавших сущую мозаику вкуснейших элементов начинки. Сосиски, те свисали с кафельных стен какими-то тропическими гирляндами.
Магазин. Киев. 1949 год
Сельди разной жирности полоскались в судках, чертя над головами покупателей невидимые, но ощутимые траектории к отделу крепких напитков. Ну, а там представал глазу патриота сущий парад гвардейских частей, от бутылочных расхожих водок до штофных ликёров. Икра всегда была в наличии, в эмалированных судках она смущала простой народ, веселила лауреатов Сталинских премий.
Крабы в банках были повсюду и доступны по цене, но их никто не брал, несмотря на потрескивающую в ночи неоновую рекламу. То же самое можно было сказать и про печень трески, и это может подтвердить любой человек, чья юность прошла под статичным и вечным полыханием сталинской стабилизации: «Печень трески! Вкусно! Питательно!»
У простого народа были свои радости: «микояновские» котлеты по шесть копеек, студень, что повсюду стоял в противнях и продавался за цену почти символическую, то есть максимально приближенную к коммунизму».