Серым осенним воскресеньем я забрёл на территорию школы в которой я учился. Стадион, по которому мы бегали на физкультуре уже весь порос травой и мелкими кустарниками. Футбольное поле тоже превратилось в обычный поросший сорняками пустырь.
Флагшток уже давно не видел ни одного флага и покрылся ржавой грустью. Не приносит он более пользы, а стоит, как напоминание о заводе, где был отлит и собран.
Пройдя мимо самого здания школы, я почувствовал запах супа и булочек. Подняв глаза, я увидел окна столовой. Тётя Люба махнула мне рукой, приглашая выпить кофе со сгущёнкой, пока никто не видит. Я, обрадовавшись, влетел по лестнице в три шага, схватившись за ручку двери в кухню. Ручки нет, дверь не открыть. Да и слой пыли на ней был такой, будто её не открывали уже несколько лет.
- Тёть Люб, дверь не открыть!, - крикнул я, надеясь, что заведующая кухней откроет мне дверь изнутри. Я выглянул из-за угла, направив взгляд в то место, где буквально десять секунд назад мне махала любимая всей школой повариха, но она смотрела на меня неподвижным взглядом. Нет, не смотрела. Сквозь пыльное и надтреснутое окно ничего нельзя было разглядеть, да и вряд-ли кто-то мог смотреть на меня через него.
Опустив голову, я сошёл по лестнице из восьми бетонных ступенек и решил обойти трёхэтажное здание. Проходя под окном кабинета физики, я невольно замедлил шаг, чтобы издавать как можно меньше звуков. Из приоткрытого рассохшегося окна доносилась чёткая речь, объясняющая какую-то важную тему. До меня долетали фразы, связанные с термодинамикой и я внезапно понял, что не сделал домашнее задание. «Срочно достать учебник из ранца и бегло прочитать параграф. Если меня спросят, а я не смогу ничего ответить, то мне не несдобровать» - пронеслась судорожная мыль у меня в голове. Рука потянулась к плечу, дабы быстрым движением расстегнуть школьную сумку и достать оттуда учебник, но пальцы нащупали лишь одинокий лацкан дешёвого пальто.
Подняв голову, я уже был готов начать извиняться перед учительницей, высунувшейся в окно, но звук застыл в моём горле. Я конечно мог извиниться перед ввалившейся дырой в стене, но мои извинения ей не нужны. Вряд-ли ей вообще что-то нужно в этом мире. Она стояла и созерцала рассветы и закаты, дожди и ясные дни. Много лет и зим не доносилось из этого кабинета ни единого звука, а единственным живым существом там был лишь паук, от которого осталась порванная ветром паутина и высохший эндоскелет.
Перейдя к лицевой части своей кадетской школы, я услышал звук, как берцы топают по плацу. Заместитель командира взвода подаёт команду, а счёт растворяется эхом в вечности. Естественно, на пыли и песке на плацу не было уже ни единого следа сапога. Возможно были следы животных, но вчерашний дождик превратил их все в единую неоднородную рябь.
С крыльца большой барабан бил набатом, задавая темп шага кадетам. Но его я не увидел, а сами удары оказались стандартным звуком работы моего сердца, которое, казалось, перебралось из груди куда-то в горло. Сглотнув ком, я медленно поднялся по ступенькам к главному входу.
Двери не было, видимо металлическая обшивка возымела для кого-то материальную ценность и покинула этот мир, где время замедлило свой ход. Возможно его здесь вообще не было, спросить об этом мне, увы, было не у кого. Над тумбочкой дневального часы замерли на отметке «восемь часов, тридцать минут»; окисленная батарейка была не в состоянии выдать ни вольта электрического напряжения.
Пройдя по пыльному полу, я отправился на второй этаж. Мимо меня пробежали первоклашки, играющие в догонялки. В окно заглянуло майское солнце, освещая белые чистые двери с синими табличками номеров кабинетов. Около актового зала, в небольшом закутке, стоял семнадцатилетний я, периодически краснея и бледнея, пытающийся подарить шоколадку девочке, на год младше меня. Они оба обернулись на меня на долю секунды, но будто бы и не заметив меня, повернулись друг к другу и продолжили свой разговор.
С первого этажа из кабинета музыки по коридору разливалась жизнерадостная мелодия. Слов было не разобрать, но сам мотив был до боли знаком, словно был связан с каким-то одновременно тревожным и радостным событием в моей жизни.
Продолжая напевать в своей голове знакомую мелодию, поднялся на третий этаж. Мимо кабинета английского языка нужно пройти быстро, иначе заставят лезть на парту и протирать плафоны от пыли счёт летней отработки.
Кабинет химии и биологии поприветствовал меня запахом смеси спиртов и других реагентов. Этот запах не вызвал у меня тревоги, несмотря на то, что химию я никогда не понимал. Единственное, что он мне навеял — это сожаление о том, что я куда-то подевал учебник химии за 10-11 класс и уже месяц не могу его найти.
В кабинете математики сидела и заполняла какие-то ведомости наша классная руководительница. Заходить туда я не стал, только сегодня написали контрольную работу по алгебре, а тригонометрия мне не особо давалась.
Кабинеты истории и литературы располагались рядом друг с другом и в них царила особая спокойная атмосфера. Учительница истории и обществознания посоветовала мне взять с её полки пару книг, чтобы изучить и подготовить реферат по одной из пройденных тем, чтобы у меня была возможность получить по её предмету оценку «отлично». Но этого делать я конечно же не собирался, мне предстоял последний звонок и все мои мысли были только о нём.
Зайдя в кабинет географии, я мало что смог разглядеть, но чуть погодя, мои глаза стали привыкать к темноте, которая была создана специально, чтобы удобно было пользоваться проектором для показа презентаций. Школьный курс географии был окончен, поэтому вместо того, чтобы занять своё место на второй парте второго ряда, я подошёл к окну. Открыв его, я услышал музыку вальса, а когда глаза привыкли к свету, я увидел его.
Кадетский вальс. Выпускники в белых рубашках, чёрных галстуках и синих фуражках кружили в паре с девушками в выпускных реверансах. В одной из частей я увидел себя, поднимающим за талию миниатюрную десятиклассницу, ту, которая с застенчивой улыбкой приняла от меня шоколадку десять минут, а может и десять лет назад… И я, такой стройный, молодой и с горящими глазами, бросил улыбающийся взгляд в то окно, откуда я наблюдал за своим выпускным классом, словно сообщая: «Смотри, у меня ещё вся жизнь впереди. Я завоюю миры, покорю вершины и сделаю много хорошего и великого».
Улыбнувшись самому себе в ответ, я закрыл окно, вышел из кабинета, спустился на первый этаж, и попрощавшись с Марией Ивановной — нашей вахтёршей, вышел из школы.
Пролезая через ворота, я встретил машину нашего директора, открыл для него ворота, отдал воинское приветствие. Он улыбнулся мне и поехал во внутренний двор, а я, закрыв ворота, отправился в сторону дома.
Капли сентябрьского дождя принесли некоторые сомнения, а было ли то, что я испытал, на самом деле?
Да, было. Это действительно было. Это было моё время. Это были мои призраки.