«ТАМ МЕНЯ ЗАБЫЛИ, ТАМ МЕНЯ НЕ ЖДУТ…»
Мы представляем вашему внимаю воспоминания о Вампилове народного артиста СССР, режиссера, завкафедрой актерского мастерства, профессора ГИТИСа Владимира Андреева, записанные Галиной Смоленской:
«Саня приезжал в Москву, ходил по редакциям. Были люди, которые его поддерживали, которые пробивали его пьесы. И делали это искренне! Он нравился женщинам. Он был остроумен. Невесел в своем остроумии. Он был умен, он был образован. И это нравилось. И товарищам, которые здесь возникали в Москве, и дамам. В определенный момент он делался очень деловым, очень серьезным. Он был моложе меня. Не на много, на шесть лет, но когда тебе тридцать – это существенно.
Сейчас вспомнил банкет в Доме Актера после премьеры «Старшего сына». Как приехала очень юная, тоненькая Оля, с испуганными глазами, то ли от Москвы, то ли от того, что вокруг крутятся все эти люди: «Вдова Вампилова, вдова Вампилова!», – стараются пристроиться, уж очень хорошенькая вдова… Мы тогда здорово врезали за упокой души его и стали мечтать о том, как будем ставить и другие его пьесы…
Путь «Старшего сына» на сцену был весьма своеобразным. В московском управлении культуры служили два неглупых человека. Но доказывали они «вредность» вампиловского творчества как абсолютные идиоты. Хотя ребята были образованные. Один картавил, другой разговаривал так, как будто он надсмотрщик в сталинском лагере. Работали ребята здорово. Они перебарщивали, конечно, борясь за то, чтобы ничего враждебного не проникло на советскую сцену, а значит и в нашу жизнь. Но «Старший сын» все же вышел! Ставил его Геннадий Косюков. Я был главным режиссером Ермоловского театра, а нашим завлитом была удивительная женщина – Елена Леонидовна Якушкина. Фамилию эту она носила не случайно, принадлежала к потомкам декабриста. Дама совершенно потрясающая, с юмором, начитанная, блистательно знала французский, немецкий языки. Перевела для Сухаревской и Тенина «Визит дамы» Дюрренматта, спектакль шел в Театре на Малой Бронной, руководил им тогда Андрей Гончаров. Для нас перевела «Бал воров» Ануя. Сидела она в маленьком кабинетике, который напоминал пенал, там был подоконник, весь заваленный пьесами, Вампилов называл его «кладбищем авторских амбиций». Впервые взглянув на кипы пьес, спросил печально: «И мою сюда забросите?» Но Якушкина не забросила. Уж она-то в авторах разбираться умела!
Вампилов рассказывал: «Я шел мимо. Приехал в Москву в очередной раз. Особых надежд у меня не было. Иду, вижу — Театр Ермоловой. Зашел. Познакомился с Еленой Леонидовной. Предложил: поставьте хотя бы “Старшего сына” — комедия, добрая». Якушкина пьесу прочла и влюбилась. А у нее удивительный характер был, она не предавала. Если что-то нравится, если в чем-то убеждена всерьез, она за это боролась. Пришла ко мне, сказала: «Володя! Это надо пробивать! Обязательно!» Была очень последовательна в своих желаниях, поэтому после «Старшего сына» сразу заговорила о том, что нам надо ставить «Прошлым летом в Чулимске». «Нужно дальше, дальше! — настаивала она. — Вампилова мы должны открывать, он станет нашим автором!»
А в управлении культуры «Старшего сына» прочли, сказали: «Хулиганство! Два молодых человека, советских студента, ночью стучатся в чужую квартиру. Их в милицию надо, а вы хотите на сцену?!» Мы ходили, просили… Не разрешают постановку! Но все-таки пробили, вышел спектакль. Саша сидел на репетициях, был очень строг, потому что про себя понимал, кто он и что. Только не дожил до премьеры. Совсем чуть-чуть не дождался...
Вампилов стал давать нам и другие свои пьесы. Про «Утиную охоту» сказал почти обреченно: «Она вернется к нам с Запада». После «Старшего сына» я поставил «Прошлым летом в Чулимске». Это было уже другого ранга произведение, это был психологический театр. Пьесу нам тоже не разрешали, но мы работали. Однажды начальник управления культуры, сказал: «Посмотрю, но в свой выходной день». Пришел на прогон в воскресенье – боялся! Кончился спектакль, он подошел к режиссерскому пульту в зале со слезами на глазах, говорит: «Это надо защищать. Это обязательно должно быть на сцене. Пробивайте! Я вам ничего не говорил, но, если надо, буду с вами!» «Чулимск» разрешили, и спектакль пошел с огромным успехом. Вампилов хотел, чтобы Шаманова играл я, а я видел в этой роли Любшина. Меня уговаривала и Оля, жена Вампилова. Но я сказал: нет. И Слава Любшин играл. Очень хорошо! Тонко играл. Грустно. Он в своем исполнении выходил за границы того маленького городка, где происходило действие. И не в Чулимске жил этот человек, и не из областного города приехал, а из Петербурга – он расширял амплитуду восприятия зрительского.
А один хороший, образованный человек, замминистра культуры, посмотрев этот спектакль, предложил: «Может, посидим у вас на кухне, пообсуждаем?» Мы сидим на кухне, рядом его супруга, он делится восторженными впечатлениями, и я, ободренный, говорю: меня зовут в Магдебург ставить «Утиную охоту». Он сразу грустнеет: «Ну зачем экспортировать ЭТО за рубеж? Сейчас? Поставьте лучше Горького, и мы дадим вам добро на выезд».
Я потом поставил «Утиную охоту» на Западе. Но позже, сначала в Москве.
Находились люди, которые после смерти Вампилова, когда его пьесы уже шли везде, упрекали, и в первую очередь тех, кто бился за него: «Вот, все проснулись, когда он ушел…» Это неправда! Те, кто за него боролся, боролись при жизни. Он был вдохновителем наших генеральных репетиций, и надо сказать, был он строг! Он не говорил: «Ой, ребята, спасибо вам – поставили, и хорошо!»
Когда ставил «Утиную охоту», я играл Зилова. Вы не поверите, играл триста раз!
Он жил долго, этот спектакль. Но особую радость мне доставили две зарубежные постановки – «Прошлым летом в Чулимске» в Финляндии и «Утиная охота» в Праге, в знаменитом Театре на Виноградах. Меня предупреждали: «Финны – народ холодный. Не жди от них особых восторгов…». Но как они полюбили эту пьесу! Актеры рвались на репетиции! А когда я после премьеры вернулся в Москву, вдогонку пришла телеграмма от директора «ТТТ-театра» Темпери: «Все критики в восторге!» Потом меня снова звали в Финляндию, но министерство ответило: «Г-н Андреев сейчас очень занят на основной работе и, к сожалению, вынужден отказаться от вашего любезного приглашения». Я об этом узнал много позже. Потом «Чулимск» поехал на фестиваль в Швецию, но меня уже не позвали. Может, в чем-то нехорошем заподозрили?
Знаете, Вампилов подарил мне первое издание «Утиной охоты». В журнале напечатали, и в экземпляр, который он правил, добавлял слова, маленькие сценки, и подарил мне. Я, чтобы сохранить, отдал в переплет, и люди, работавшие на совесть, резали поля, да так, что некоторые буквы срезали, уничтожая его почерк, и я потом аккуратненько дописывал буковки… До сих пор храню этот подарок. Он написал там: «С надеждой и верой, что Вы поверите в добрые намерения автора этой пьесы».