Лай раздавался со всех сторон. Собаки чуяли, подбирались всё ближе. Ветер подыгрывал им, высокие ели, раскачиваясь, хлопали пушистыми лапами: «Ату его! Ату! Ату!» Мокрая земля скользила и уходила из-под ног, а над верхушками издевательски глядело белое, чуть прищуренное, око луны. Три дня у меня ещё было, прежде чем оно раскроется полностью. Я мог и сейчас обратиться… Мог в любой день луны. Разница в том, что через три дня у меня не останется выбора. Сейчас он был, и чёрта с два и выпущу Другого раньше срока.
В кустах по правую руку послышался шум. В темноте блеснули жёлтые пёсьи глаза. Догнал, паршивец, втихую догнал. Я обернулся к нему и рыкнул, подпустив в голос нотки Другого. Пёс сбился с шага, заскользил и залился звонким повизгиванием.
Они обложили меня, охотники. Как зверя, как загнанного волка. Да я ведь и есть…
Ххххааа…
…ааагррррхххххх…
Держаться! Рано, тварь. Сидеть!
Я пробовал им объяснить, что это проклятая сука-ведьма подселила ко мне эту тварь за то, что отвадил от неё деревенских. За то, что хотел выгнать из леса. Она отомстила мне, поздней ночью пробравшись к самому дому и впустив Другого, пока я спал. Она, больше некому.
Но всем им было плевать. Никто и слушать меня не хотел. После того, как в саду обнаружили прикопанный башмачок маленькой Герты, меня сразу скрутили. Отец Герты и отцы других пропавших детей ломились в дом, чтобы разорвать меня в клочья, и, видит Бог, если бы им удалось войти – я не сдержал бы Другого. Но староста послал в город за комиссаром, потому что не знал, что ему со мной делать, ведь я, как-никак, был представителем власти. И за то время, пока гонец ездил, я успел улизнуть через чердак.
Теперь они гнали меня сквозь лес в самую глубь, к Вархлавским болотам. Там мы с Другим и сгинем, да туда нам с ним и дорога.
Земля вдруг ушла из-под ног, я кубарем покатился по склону. Сухие прутья травы хлестали по голым рукам, но было не больно – разгорячённое тело уже готовилось к встрече с Другим. Я с размаху ткнулся носом в хлюпкую жижу, застыл, не торопясь снова бежать. Здесь совсем рядом топь с её едким и серным запахом, если не шевелиться, собаки могут сбиться со следа.
«Шлёп-шлёп», – босыми ногами по грязи. Обострённые чувства Другого поднялись на поверхность, подсказали, кто шагает прямо ко мне.
Не шевелиться. Пусть внутри всё ревёт, выворачивается, просится выйти наружу.. Пусть требует вскочить и завыть, разорвать змеюку, ползущую рядом со мной, но… Не шевелиться.
Шлёп.
Шлёп.
Остановилась. Наклонилась, потянула за шкирку, как провинившегося щенка. А я… подчиняясь ей, просто взял и поднялся. Другой бесновался внутри, и сейчас очень хотелось его отпустить.
Она зашагала обратно. Не оборачиваясь, через плечо поманив меня пальцем, подобрав полы длинной юбки, шла себе, не потрудившись убедиться, что я иду вслед за ней. Но я шёл.
Лай становился всё тише, удаляясь от нас. Тропинка пружинила под ногами, а по сторонам что-то вздыхало, стонало и чавкало.
«Она ведёт меня прямо в трясину», – билась тревожная мысль, но ноги продолжали шагать, и через какое-то время их ритм успокоил меня. Шаг, ещё шаг, ещё шаг. Уже неважно было, куда мы идём, неважно, зачем. Важно было просто переставлять ноги.
Впереди замаячил свет. Он рос и рос, пока не превратился в яркий фонарь над крыльцом крепкого домика. Только тогда я понял, что земля давно перестала хлюпать. Мы прошли через топь и стояли у дома колдуньи – дома, который никто никогда не видел.
Скрипнула, отворяясь, деревянная дверь, потянуло теплом.
– Идём, что застыл? – бросила ведьма, хлопнув дверью, и я понял, что снова могу сам решать, куда мне идти. Здесь, на острове посреди болота, я стал абсолютно свободен. Очень смешно.
Дёрнув за кольцо, вошёл внутрь. Нарочно не разуваясь, протопал по чистому деревянному полу к столу. Сел спиной к нему на лавку, огляделся. Простая деревенская изба, даже как-то досадно. Ни кипящего котла на плите, ни летучих мышей, ни склянок с кровью младенцев. Хотя нет, склянки были – выстроились рядком на полках вдоль стен. Только в них оказалось насыпано что-то вроде разноцветной пыльцы, а не жидкости.
Ведьма громыхала у печи, звякнул ковш, потянуло терпким ягодным ароматом.
– Пей! – бахнула передо мной деревянную кружку и застыла рядом, сложив на груди руки.
Я недоверчиво посмотрел на неё.
– Правда? После всего, что ты сделала, думаешь я хоть что-то приму из твоих рук?
Она смотрела пристально, чёрные глаза будто поглощали весь свет. Глубокая беспросветная тьма.
Я вздрогнул и упрямо стиснул кулаки. Другой малодушно притих внутри. Неужто тоже боится ведьму?
– Я ведь могу и заставить.
Голос – ровный, спокойный – не кичится своим мастерством, просто доносит как факт.
Да, она может, подумал я, припомнив, как шёл сквозь болото. Пожал плечами:
– Заставь.
Она ещё немного побуравила меня взглядом, потом усмехнулась и села напротив за стол, поставив перед собой ковш с тем же варевом.
Я понял, что выгляжу глупо, сидя к ней спиной, повернулся. Мы играли в гляделки, друг против друга, как два переговорщика. Она всё усмехалась, кривя тонкие губы, я сохранял невозмутимость.
– Почему ты не обратился? – спросила, продолжая сверлить меня взглядом. – Когда собаки едва тебя не нагнали. Ты бы спокойно разорвал их всех на куски вместе с охотниками.
Другой шевельнулся внутри. Я моргнул. Наклонился к ней ближе, изо всех сил стараясь показать, как презираю её и её жалкое ремесло. Сказал:
– Не собираюсь я никого разрывать, поняла? Пока я решаю, воли твоему демону не будет!
Она кивнула, будто и не ждала другого ответа.
– Да ведь решать недолго осталось, – сказала спокойно. – Два с половиной дня. А дальше что? Детей будешь рвать?
– Да не рвал я!!! – она поморщилась и шевельнула пальцами. И я повторил уже тише: – Никого я не рвал. Знаю. Помню. Пусть не своими, другими глазами смотрел, но помню, что увел эту тварь заранее подальше в лес. Другой жрал оленей.
Она опять усмехнулась. А я обозлился. Добавил вкрадчиво:
– Но я уверен, что ведьма ему тоже придётся по вкусу.
– Майра.
– Что?
– Зовут меня так. Ладно, я вижу, что в тебе не ошиблась.
Я нахмурился. Потом плюнул на подозрительность, взял кружку и выхлебал содержимое залпом – очень уж пить хотелось. Да и чего мне уже бояться?
Отвар оказался терпким, с мягким ягодным вкусом и вяжущей кислинкой в конце. Я хлопнул кружкой о стол, посидел, чувствуя, как расходится тепло внутри и успокаиваются напряжённые мышцы. Потом спросил её прямо:
– Это ведь ты со мной сделала?
Она пожала плечами.
– Я.
Вот так, даже отпираться не стала. Я зло рассмеялся, показав ей клыки.
– Зачем? Неужели же так обиделась, что выжить тебя хотел?
Она наклонила голову, усмехнулась. Лампа на столе вдруг вспыхнула и залила ярким светом всю комнату, очертив каждую чёрточку на лице ведьмы. Я только сейчас хорошо её разглядел, до сих пор она будто всё время пребывала в тени. Лицо узкое, большеглазое, бледное. Тонкая шея, русые волосы, собранные в пучок. И длинный шрам, змеящийся через правую щёку от виска и до подбородка.
– Ты не смог бы выжить меня, шериф, даже если бы очень захотел, – мягко сказала она. – Это моя земля, здесь моя сила и мой дом, отсюда я никуда не уйду. Но я видела в тебе твёрдость, честность и силу духа. Мне нужна была твоя помощь. Поэтому теперь ты такой, какой есть.
Я ушам не поверил. Переспросил недоверчиво:
– Что? Помощь? Моя?
– Твоя, – кивнула она.
Я расхохотался.
– А просто попросить ты не могла?!
Она покачала головой.
– Ты не поверил бы, да и не справился. А теперь справишься.
– И ты снимешь проклятие?
Она грустно посмотрела на меня и опять качнула головой.
– Нет. Теперь ты такой навсегда. Но послушай! – она вытянула руку, предупредив всплеск моей ярости. – А лучше… Да. Лучше тебе увидеть. Идём.
Она встала, взяла лампу и поманила меня пальцем.
– Идём, идём!
И опять я пошёл за ней.
Между печью и шкафом с посудой оказался дверной проём, завешанный занавеской. Майра приложила палец к губам, показывая, чтобы я не шумел, и тихонько пошла вперёд. Прихожая, зал (неужели изба такая большая?) и наконец спальня. С большущей – во всю стену – кроватью, на которой в два ряда спали дети. Семеро. Те, которые пропали в деревне.
Я втянул в себя воздух с хрипом. Ах ты, проклятая мразь! Вот, значит, кто детей воровал!
Холодная ладонь накрыла мне рот прежде, чем я успел что-то сказать. Чёрные глаза оказались близко-близко, голова качнулась – нет, не шуми!
Теперь уже я схватил её за руку и потащил обратно на кухню. Она бежала, как простая девчонка, не колдуя, не сопротивляясь.
– Ты! – ткнул в неё пальцем, вышвырнув из-за занавески.
– Стой! – сказала она. – Сейчас объясню.
– Да что объяснять?! – ярость мутила мой разум, голова кружилась, в предчувствии обращения. – Ты украла детей, а вину на меня свалила!
– Хватит! – повелительно сказала она, и мой рот захлопнулся сам собой так, что скрипнули зубы. – Научись слушать, шериф! Сядь!
Я послушно бухнулся на лавку.
– Никого я не крала, – спокойно продолжила Майра. – Ты здесь не так давно и не знаешь – дети пропадают уж много лет. А самое главное, знаешь, что? Эти жалкие слизни сами тащат своих детей на убой! Приносят их в жертву Болотному богу. Верят, что за это он к ним благосклонен – не насылает нечисть болотную и лесную, от непогоды избавляет. Так длится уже тридцать лет. Тридцать! С тех пор, как Мокруша явился. Знаешь его?
Я кивнул. Мокруша был то ли волхв, то ли лекарь. Странный косматый дед, полусумасшедший, как по мне, но местные слушались его, будто пророка… А я, дурак, не воспринял всерьёз.
– Меня тоже отдали богу когда-то, – ровно сказала Майра, но пальцы сжались, выдавая чувства. – Завели в болото и бросили, привязав к деревцу. Только я умудрилась сбежать и вернулась домой. Видишь? – ткнула пальцем в изуродованную щёку. – То папаша родной меня дома встретил. За шкирку обратно отнёс, чтобы никто не узнал, что вернулась. Старая ведьма, мать названная, меня приняла. А потом ещё несколько моих братьев-сестёр. С той поры мы забирали дарённых детей, а когда мать умерла, я сама продолжила. Через каждые семь недель одного ведут на верную гибель. А никакого такого бога в трясине нет, мне ли не знать!
– Почему же ты им не сказала? – я как-то ей сразу поверил. Сложились все мелкие части мозаики, которые я замечал, но не мог собрать прежде. Деревенские дети, тихие заморыши, которые ни во что никогда не играли, увещевания старосты: «Да тихо у нас всё, шериф, зачем тебя прислали, ей-богу, не знаю!», детский башмачок, выкопанный у меня в саду без следа грязи на нём.
– Говорила. И я, и мать, да только они не слушают. Мокруша заворожил их, демоническую власть над ними имеет. Такую, что даже умри он сейчас, они всё равно не оправятся. Поэтому изжить надо их всех.
Последнюю фразу она произнесла шёпотом и тут же подняла руку, запечатывая мне рот, не давая возразить.
– Слушай меня, я долго думала. Там, позади моей хаты, ещё несколько изб. Дети растут и остаются жить здесь, но так не может продолжаться вечно, им на болоте не место. Детям нужен сухой воздух, солнце, трава, а не тучи москитов и трясина под ногами. Они должны вернуться домой, шериф. Но дома никто их не ждёт. Их там убьют. И тебя бы убили, ты же зоркий, рано или поздно догадался бы, что к чему. Им твоё обращение только на руку – свалить пропажи на оборотня, лучше и не придумать! Но когда я тебя увидела, поняла, что вот такой нам и нужен. Ты справишься и не ослабнешь. Не поддашься зверю, вкусив человеческой крови. Найдёшь силы остаться собой после того, как… закончишь дело.
Я помотал головой. Нет. Нет, это бред какой-то.
– Предлагаешь вырезать целую деревню беспомощных мужиков и баб? Ты в своём уме? А сама-то чего не взялась?
– Сама не могу! – воскликнула Майра в отчаянии. Прикусила губу и сказала потише: – Не могу я. Не для того мне сила дана, чтобы жизни у людей отнимать. Не та магия. А про мужиков-то… ха. Не будь ты оборотнем, тебя бы уже прирезали эти беспомощные. Уж поверь.
Я поморщился, зажмурил глаза. Поверить? Ей? Ну даже если поверю – убить столько людей просто так?
Сладко заныло внутри, запульсировала, затянула тугая спираль, сидящая внутри с момента появления Другого. Похоже, ему эта мысль пришлась по вкусу.
Я с отвращением выдохнул. Ещё не хватало – идти у него на поводу!
Тихо скрипнула половица. Я распахнул глаза и увидел: Майру обхватили за ноги детские ручки. Герта смотрела на меня со страхом, прижимаясь к колдунье.
– Майра, – шёпотом спросила она, – почему шериф здесь? Он заберёт нас обратно домой? Не отдавай нас, пожалуйста! Не отдавай!
Они высыпались из прихожей один за другим, загалдели, заплакали. Наперебой закричали:
– Не отдавай нас, не отдавай!
Она стояла молча и смотрела на меня, а я смотрел на неё. И понимал, что попался.
Над горизонтом занималась заря. Я втянул серный болотный воздух, прислушался. Звенели комары, чавкала под чьими-то осторожными лапами грязь. Где-то далеко, в деревне, в первый раз прокричал петух.
– Тебя проводить через топь? – спросила Майра, кутаясь в длинную шаль.
Я покачал головой. Другой во мне хорошо знал дорогу.
– И…
– Я помню, – остановил я её. – Не жалеть никого, кроме детей. Помню.
– Уверен, что сможешь остановиться вовремя? Не навредить детям?
Я усмехнулся:
– Теперь уже поздно во мне сомневаться, ведьма.
Потянулся, расправил плечи. Не прощаясь, пошёл по тропинке.
Быстро, ещё быстрей и ещё.
Чувствуя, как раскручивается спираль.
Автор: Ирина Невская
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ
#рассказ #фантастическийрассказ #хоррор