Валеру воспитывала мать, Анна Леопардовна, своенравная женщина с суровым совдеповским мышлением и сложным выражения лица.
Холодная и большая, как айсберг, она встречала все начинания сына и незамедлительно отправляла их «на дно» его самооценки.
Каждая её фраза звучала как приговор:
«Ерунда!»
«Ты для этого не годишься!»
«Брось и не позорься!»
Мать отличалась вечным недовольством, за исключением тех редких случаев, когда ей заранее удавалось предсказать фиаско сына, её почему-то этот факт очень радовал.
«А я говори-и-ила, что ты не сможешь!» — раскатистым голосом резюмировала женщина, как бы намекая, что мама знает всё наперёд и даже начинать дело не стоило.
Валера, по мнению мамы, учился «с натяжкой», был мягкотелой, безвольной соплей и часто болел.
Вся причина его бесхребетности, несомненно, крылась в генах со стороны отца, история о котором умалчивает.
«Если бы он пошёл в мать, то всё было бы намного лучше…».
Действительно беспокоило маму то, что сын совершенно ничем не интересуется. Он безынициативен, ленив и не хочет помогать. В его глазах совершенно не читается благодарность.
Реакции мамы на все вопросы сына были плюс-минус предсказуемы:
«Вырастешь — поймёшь»
«А я откуда знаю?»
«Тебе еще рано…»
Так Валера быстро понял бессмысленность своих интеллектуальных запросов.
Однако мама, чувствуя пробел в воспитании, компенсировала это ответами на те вопросы, которых сынуля не задавал.
Она с упоением рассказывала ему о том, что в будущем Валера станет дворником и наркоманом, забив тем самым последний гвоздь в крышку гроба матери.
Когда Анна Леопардовна собирала дома родственников, Валера становился их общей добычей.
Каждый считал своим гражданским долгом задать ему неловкий вопрос или выдать неприятный комментарий:
«А невесту уже нашёл?»
«Ой жани-и-их растёт!»
«Иди, бабушка поцелует своим беззубым ртом!».
На большинство вопросов, как вы понимаете, реакции Валеры не требовались, ведь это был каламбур для взрослых и замысел всей гулянки и был, по большей части, в показательной заботе о других.
До застолья Валере категорически запрещалось брать сладкое из холодильника: это было для гостей.
В момент застолья же гостеприимство матери доходило до ярости: каждые пять минут она возбуждённо и напористо подкладывала торта/мороженого всем присутствующим, особенно чужим детям.
Про Валеру она с отмашкой отвечала:
«Ой, не переживайте, ему хватит!».
Валере хватало только пиз_юлей, раздача коих происходила с завидной регулярностью.
Пиз_юли были, как правило, эквивалентны силе старания Валеры — чем больше Валере хотелось что-то сделать самому, тем больше это докучало матери.
Помощи от сына, безусловно, было не дождаться.
Всё, за что брался ребёнок, выходило как-то по-детски непрофессионально и создавало больше проблем, чем реальной пользы.
Гвоздь вбил криво, а посуду помыл — весь пол в воде.
Так Валера быстро узнал, о своей косоглазости и криворукости.
Одевали Валеру как сына председателя колхоза: что-то ему было сильно большим, но страшно модным, что-то досталось от двоюродной сестры, но в отличном состоянии и почти не девчачье.
Во дворе над ним не смеялись только бабки, но видя лицо бедолаги, смотрели как-то с сочувствием.
«Чтобы иметь вещи, которые хочется — на них надо копить».
Это важное правило культивировалось в сознании малыша аж с трёх лет, дабы своевременно предупредить тягу к расточительству и транжирству.
А копить было не из чего: деньги давались Валере по делу, сдача спрашивалась, а кошелёчек периодически дербанился матерью на всякие нужды семьи.
Иногда Валера всё же получал подарки, чаще всего — полезные.
Энциклопедии, аккордеон, учебники, красный свитер на вырост, рейтузы из 100% шерсти и коробка горьких шоколадных конфет, подаренных маме в 1983г.
Так Валера вырос мужчиной, решающий любую проблему одним звонком.
Звонком маме.
Она и стала, пожалуй, если не главной женщиной в его жизни, то точно резюмирующей.
Эллина Шемет.