Расшифровка программы «Не так» от 18 августа 2022 года. Ведущие – Алексей Кузнецов и Сергей Бунтман.
С. БУНТМАН: Добрый день, дорогие друзья! Наверно, день, это вечер будет или как это, потому что мы записываем, я скажу откровенно, и поэтому не могу читать я чат. Алексей Кузнецов…
А. КУЗНЕЦОВ: Добрый день!
С. БУНТМАН: Не может на ваши всевозможные комментарии. Потому что сегодня дело такое, из тех, которые вы комментируете обильно всегда, друзья.
А.КУЗНЕЦОВ: Да. И я предлагаю сразу тему. Потому что комментарии-то будут, люди друг с другом смогут общаться, это запись — не запись, но комментарий-то, я так понимаю, пойдёт. Вот мне кажется, что один из вопросов, который интересно обсудить в связи с этим делом, — кому из книжных английских детективов вы бы поручили расследовать, Холмсу с Ватсоном, мисс Марпл или Эркюлю Пуаро. Потому что дело абсолютно вот этой эпохи. Этого класса, стиля. Более того, какие-то фрагментики можно встретить в реальных рассказах Конан Дойля или Агаты Кристи. Это дело, которое получило в истории английской криминалистики совершенно чёткое устойчивое название: дело о зелёном велосипеде. Green Bicycle Case, и вот сейчас нам Саша покажет первую картиночку. Это не тот же самый велосипед. Тот же самый велосипед собрать не удалось по ряду причин. Заднее колесо его так и не смогли найти. Но это зелёный велосипед той марки и той расцветки. Расцветка будет играть немалую роль, потому что, как это нам ни покажется странным, в то время вот такой цвет велосипеда был очень редким.
Британский гоночный велосипед. (flickr.com)
С. БУНТМАН: Странно. Потому что это вообще-то британский гоночный зелёный.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну вот green pea, да, «зелёный горошек» этот цвет назывался, и этот велосипед неизменно привлекал внимание, и это суду вроде бы должно было бы помочь, потому что многие свидетели на него будут обращать внимание.
Прежде чем мы поподробнее познакомимся с велосипедом, мы начнём знакомство с участниками дела. Значит, первая — жертва, скажем так — единственная жертва, первый участник этого дела вот перед вами, вы видите фотографию. Это Белла Райт. Ей 21 год.
Белла Райт. (flickr.com)
На дворе у нас 1919-й, только что закончилась Великая война, которую ещё никто не называл Первой мировой, и Белла Райт очень такой хороший, яркий представитель нового поколения молодых британских женщин. Что это за девушки? Это девушки из самых что ни на есть low classes, потому что она старшая сестра в большой многодетной семье, её отец — сельскохозяйственный рабочий, то есть он нанимался различным фермером, так сказать, на различные работы. То есть он неквалифицированный рабочий, и, в общем, у неё обычное такое, непростое детство, уже в двенадцатилетнем возрасте она вынуждена была бросить школу, потому что нужно было и матери помогать. Каждый год рождались братья и сёстры, по-моему, в конечном итоге восемь, что ли, детей было в этой семье. И нужно было хоть как-то там подрабатывать, она нанималась на какие-то работы. А затем война, и эти девушки почувствовали — больше, чем женщины других, более высоких классов — свою востребованность, потому что нужно заменить мужчин, ушедших на фронт. И фабрики, которые раньше на них смотрели как на рабочую силу третьего сорта, вдруг начинают их ценить гораздо больше, и потихонечку растут зарплаты, и отношение к ним меняется, и те из них, кто обладает смекалкой, энергией, трудолюбием, кто дисциплинирован, кто вообще умеет учиться и так далее, тот оказывается в достаточно выигрышном положении.
И Белла Райт как раз такой человек. Все, кто её описывал, свидетели — а их было много, это её родня, и близкая, и дальняя, и соседи — все, в общем, сходились на том, что она была очень живой, очень общительной, очень расположенной к людям, всегда готовой помочь, подменить подругу на смене, соседям какое-то одолжение сделать, ещё что-то, со своими младшими братьями и сёстрами замечательно обращалась, обходилась. И она сначала, во время, в начале войны, она устраивалась на не очень высокооплачиваемую работу, она работала на фабрике, где изготавливают различного рода одежду, а затем ей удалось перейти на гораздо более привлекательную работу, на фабрику резиновых изделий, — в основном там шины делают — и вот там и зарплата хорошая, и удобный для неё рабочий график: она предпочитала брать вечерние смены, а утром у неё там были всякие подработки, она на почте помогала, какие-то посылки развозила. В общем, жила насыщенной жизнью. При этом это время начинающейся сексуальной революции — не в том смысле, в котором люди обычно себе представляют сексуальную революцию, они себе представляют камасутру — ничего подобного. Сексуальная революция — это быстрое изменение положения женщины в обществе. Это время, когда девушки…
С. БУНТМАН: То есть это не то, что в 1960-е годы, да, наверное?
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, это первая волна, да? В 1960-е будет вторая, может быть, более громкая, может быть, более мощная. Но первая, как ни странно, в каком-то смысле более радикальная. Исчезает представление о том, что порядочная девушка должна сидеть и ждать, пока на неё обратят внимание молодые люди, а не обратят — ну, значит, на всё божья воля, да, нужно завести кошечку и, так сказать, доживать свой век приживалкой. Ничего подобного. Можно знакомиться, можно общаться, не рискуя столкнуться с таким радикальным осуждением. И вот у неё и в личной жизни всё вроде как складывается, у неё есть жених, некий Арчи Ворт, он моряк, кочегар, если я не ошибаюсь, на военно-морском учебном судне, и вскорости он, по идее, должен демобилизоваться, они планируют пожениться, но — вроде как, это всплывёт на следствии — она то ли маме, то ли кому-то из подружек говорила, что вот ещё какой-то офицер за ней ухаживает и на мотоцикле, там, её на собственном катал. То есть у неё вот так. Ей 21 год, у неё вот этот вот интересный период в жизни, когда всё впереди, война закончилась, да, вот… Где всё это происходит? Сейчас Саша нам покажет карту.
Лестер. (flickr.com)
С. БУНТМАН: Карту, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Это…
С. БУНТМАН: Это Лестер, конечно же, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Лестер, да, Лейсестер — это буквальное прочтение, да.
С. БУНТМАН: Ну да, да, это любимое.
А. КУЗНЕЦОВ: Но это не я делал эту карту.
С. БУНТМАН: Ну, я понимаю, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Я только нанёс, значит, вот, место, район, где это всё происходило.
С. БУНТМАН: Литл Стреттон, да?
А. КУЗНЕЦОВ: Вот эти, шестиугольничек, да, там деревушка Литл Стреттон, у нас будет более крупная карта в ближайшее время, на которой мы посмотрим — это важно — передвижения в этот день. А так это самый центр Англии. Не Великобритании, а именно Англии, вот, да, так сказать, южной части острова Великобритания. То есть это милая, небогатая, но нельзя сказать, что и трущобная сельская местность. Там проходит старая римская дорога, собственно, тело будет обнаружено прямо на её обочине. Там такие пасторальные пейзажи, живые изгороди, в общем, всё, что нужно для хорошего английского детектива. Детектива в смысле произведения.
И вот в нехороший день, 5 июля 1919 года, она — случайно, судя по всему — встречается с главным подозреваемым в этом деле. Перед нами Рональд Лайт. Очень странный человек, сразу хочу сказать. Ему в это время 33 года. То есть он человек ещё молодой, и послужной список у него, надо сказать, довольно впечатляющий. Судите сами. Он единственный сын в очень зажиточной семье. В семье у него рождались братья и сёстры, но вот они жили от нескольких часов до пары дней. Он — единственный выживший ребёнок. Значит, отец его был преуспевающим инженером, управляющим прибыльной угольной шахтой. Мама была дочерью очень крупного адвоката и женщиной со своим капиталом. И, видимо, потому что он единственный выживший ребёнок в семье, с ним носились как с самой большой драгоценностью. То есть он рос в роскоши и любви, но есть законы класса. И эти законы класса диктуют, что мальчика нужно отдать в частную школу, естественно, школу-интернат, boarding school, конечно же. И его отдают в престижную дорогую частную школу, он в ней учится. Одноклассники его не очень любят, он маменькин сынок типичный. А английские частные школы, вот эти закрытые фабрики джентльменов, они воспитывают совершенно противоположный тип. Жёсткая верхняя губа. Мир может рушиться, но джентльмен должен только слегка изогнуть бровь и сказать: «А! Смотрите, мир рушится».
Рональд Лайт. (flickr.com)
А он, вот, может и разнюниться, и расплакаться, там, вместо того, чтобы дать, так сказать, сдачи обидчику. А затем — уже дело близится к окончанию школы, оно уже маячит, где-то год ему остаётся учиться, ему лет 17 — совершенно скандальное происшествие. Девчонка — естественно, не из этой школы, а, видимо, там, ну, так сказать, где-то на улице, в каком-то этом самом, школа-то, естественно, для мальчиков только. Девочка, моложе его — лет 14, если не ошибаюсь. Он якобы во время игры, как сказано в деле, будет записано, накинул ей её юбку на голову, задрал юбку на голову. Но как я встретил в одном английском, значит, источнике, утверждение, что это явно совершенно understatement, то есть слишком мягко сказано. То есть явно там было что-то большее. Явно было что-то более грубое, более провоцирующее… В общем, его из школы выгнали. Тем не менее он где-то доучился, поступил в университет, закончил его со специальностью инженера. Предвоенные годы… И дальше у него начинаются неприятности на работах. Несколько работ он сменил, причём отовсюду его просили, что называется, уйти. На одной работе он поджёг шкафчик, в который одежду, вешают, такой гардеробчик.
С. БУНТМАН: Может, невинная шутка?
А. КУЗНЕЦОВ: Невинная шутка, да, подумаешь, шкафчик сгорел. А могло вообще всё к чёртовой матери сгореть, естественно. Значит, на другой работе он, его поймали, в туалете рисовал какую-то непристойную картинку. Значит, тоже его попросили покинуть… Дальше начинается война. Он как человек с высшим образованием, причём востребованным в войсках, он какие-то там сколько-то месячные курсы младших лейтенантов заканчивает, получает временное (это английская армия, там есть временные звания, ну, он же не кадровый военный), вот на время войны он получает звание временного младшего лейтенанта. А через несколько месяцев начальство его вынуждает написать рапорт, что он отказывается от этого офицерского звания, и из армии его на несколько месяцев выпихивают.
С. БУНТМАН: А его уже отправили во Францию?
А. КУЗНЕЦОВ: Нет.
С. БУНТМАН: Нет. Это всё лагеря пока, да?
А. КУЗНЕЦОВ: Это всё ещё на территории Англии, но дело в том, что военное командование шум поднимать не стало, но, значит, поводом было то, что солдаты рыли траншеи под его присмотром, он, так сказать, руководил. Ну, видимо, учебные какие-то были занятия, а он тем временем начал приставать к какой-то женщине-почтальону, и приставал так, что, в общем, она подняла шум, и всё это на глазах у солдат. Это дискредитировало его как офицера, значит, господа офицеры собрались и сказали, что им такой не нужен среди них. Он на какое-то время возвращается домой, там что-то работает, а затем его призывают уже в качестве рядового, и вот теперь его, в 1916 году, том самом, несчастливом для западного фронта, отправляют во Францию. И там случается совсем уже, точнее, в момент отправки во Францию случается совсем некрасивая история: его часть готовится во Францию, известно, вот ребята, со дня на день, все уже сидят на саквояжах этих. Ну, не саквояжах, а как вот эти, баулы, которые у солдат, sacks они всё равно называются. На мешках. И вот вроде как завтра утром нам грузиться — команда «отбой», не грузимся. ОК, ладно. Через несколько дней опять, вроде как вот-вот должны мы грузиться, все на мешках — команда «отбой», не грузимся. И всплывает, что он каким-то образом, значит, получив какой-то доступ в штаб, к каким-то, видимо, ключам, он послал от имени старших каких-то командиров две поддельные телеграммы о задержке отправления своей части. То есть не хотелось ему туда, значит, в окопы куда-нибудь под Верден, и он себе, а заодно и своим боевым товарищам устроил такие вот отсрочки. Его отдают под трибунал — трибунал даёт ему год, но поскольку 1916 год и потери совершенно чудовищные, то… Нет, не под Верден, конечно, ему нужно было, а куда-нибудь в Бельгию или во Фландрию, да, куда-нибудь под Ипр…
С. БУНТМАН: Да, или Сомма там…
А. КУЗНЕЦОВ: Куда-нибудь, да… или Сомма, жуткая совершенно тоже Сомма. Поскольку людей не хватает, он отсидел в военной тюрьме 4 месяца и, наконец, его таки выпихнули на фронт. Он довольно быстро получил там контузию, настоящую, на этот раз вопросов нет, полежал в госпитале в Англии 3 месяца, после чего был демобилизован уже по состоянию здоровья. И, значит, тем временем потихонечку начинается мирная жизнь. То есть к его 33-м годам он по-прежнему холост, он живёт… Отец к этому времени при очень странных обстоятельствах ушёл из этого мира — когда сын вернулся, вот, в первый раз, без чести и славы, вернулся из армии, папа выпал из окна 3 этажа. То ли это было самоубийство… Официально в коронерском заключении — что вот потерял… зачем-то залез на подоконник, закружилась голова, потерял равновесие, то есть несчастный случай.
С. БУНТМАН: А физически он был силён, этот парень?
А. КУЗНЕЦОВ: Он был среднего телосложения, но нормального. То есть молодой 33-летний мужчина без каких-то физических изъянов. То есть, ну, видимо, достаточно силён. Опять же, его увлечение велосипедом говорит о том, что, наверное, он был достаточно спортивен. А велосипед он купил в 1910 году, ещё до всех этих дел. И вот этот велосипед был не обычной ширпотребной моделью, а он был дорогим, необычного цвета, и вот я даже… Вот, сейчас нам Саша покажет ещё одну картиночку… Значит, это крупным планом задняя втулка. Особенность заключается в том, что для того времени здесь необычная конструкция тормоза: барабанный тормоз располагается внутри задней втулки. Собственно, он может вручную или вножную приводиться в действие, но, как у автомобиля, да, он распирает изнутри и тем самым тормозит заднее колесо. Вот для того времени это такая техническая, в общем, новинка, и таких велосипедов не так уж было и много.
Барабанный тормоз. (flickr.com)
5 июля 1919 года… Саш, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Вот давайте теперь повнимательней задержимся на этой карте. Значит, здесь вы видите, красными кружочками обозначены три пункта. Всё это происходит сравнительно недалеко от Лестера. В левом верхнем углу (она нам понадобится) довольно большая деревушка Голби, повыше цифры 2. Цифра 3 — это Литл Стреттон, где живёт наша героиня, Белла Райт. В этот день у неё был выходной. Она села с утра, написала несколько писем приятелям, а потом пришла матушка и сказала: «А ты знаешь что, вот в Голби, по соседству, — это всё небольшой очень пятачок, тут расстояния полмили-миля, то есть это крупная карта. — в Голби, где живёт твой дядюшка, к нему приехал его сын, твой двоюродный брат, с молодой женой, с которой ты ещё не знакома, с только что родившимся ребёнком — они тебя ждут, ты бы заехала в гости, так сказать, пообщалась, посмотрела на них, там, гостинцы привезла и так далее». Она говорит: «Хорошо, заодно я заеду на почту, значит, опущу письма». Она выезжает из дома и практически сразу встречает местную почтальонку, свою приятельницу, которая говорит: «Ты куда?» — «А я вот хотела на почту письма» — «А, — говорит, — да давай я опущу твои письма. Кроме того, смотри, ты что-то без плаща, а вон дождь собирается». Она возвращается к себе домой, берёт плащ и отправляется к дяде. И оказывается в пункте, который обозначен цифрой 1.
Схема происществия. (flickr.com)
С. БУНТМАН: Как это?
А. КУЗНЕЦОВ: Вот я тоже задался вопросом, как это. Дело в том, что, конечно, есть более короткая дорога.
С. БУНТМАН: Через Лодж.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, но там довольно сильно в холм, в горку. А это — вокруг холма. И она довольно часто (поскольку здесь разница в несколько сот метров на самом деле), она достаточно часто вот делала такую петлю.
С. БУНТМАН: Ну там, 356 футов, там.
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, всё-таки Центральная Англия, здесь гор-то нету, но тем не менее холм, видимо, достаточно крутой. И вот на этом самом перекрёстке она встречает Рональда Лайта. У неё что-то случилось с задним колесом. Как он сам потом рассказывал, когда он наконец начнёт давать признательные показания (это произойдёт совсем не сразу), он сказал, что он катался, значит, по дороге, он в это утро отремонтировал велосипед (велосипед был всё-таки не новенький, он в мастерской его отремонтировал) и, значит, катался по сельской местности — видит: девушка, значит, с велосипедом на обочине дороги. Она подняла руку и спросила его, когда он остановился, нет ли у него гаечного ключа, потому что у неё что-то там разболталось, видимо, это самое заднее колесо. У него ключа не было, значит, но (что для инженера, согласитесь, довольно странно), но он сказал: «Я как-то руками, там, как можно подтянул», — видимо, надо было гайки разболтавшиеся подтянуть. Подтянул, спросил её, куда она едет, завязался какой-то разговор. «Я всё равно катался, у меня никакой определённой цели не было — я её, значит, сопроводил до Голби. И, вроде как, она мне сказала, что она всего на 10−15 минут». Либо он врёт — проверить невозможно, либо, возможно, она действительно ему сказала «на 10−15 минут», потому что потом в разговоре с родственниками (они начнут её спрашивать, что это за тип там ждёт тебя под окнами) она сказала: «Ой, да вот там просто молодой человек, ну просто вот он, мы познакомились случайно, вот он меня провожает, надо будет от него отделаться». Возможно, у неё уже тогда была в голове мысль, что надо от него отделаться, и возможно, она подумала, что если она сказала, что 10 минут, а в результате ни через 10, ни через 20 не явится, то он сам как бы и смылится оттуда. Но не таков был наш герой. Значит, она провела в конечном итоге у своих родственников 1,5 часа. Он всё это время её ждёт.
Это вызвало вопросы у родни. Её дядя, суровый человек, тоже работяга такой, одноногий (у него деревяшка, как у пирата Сильвера), он как раз в это время ждёт доставку — ему зеленщик привёз овощи. Он этого зеленщика спрашивает: «А это что за тип там стоит на противоположной стороне улицы?». «А, говорит, я видел этого типа — он твою племянницу сопровождал до вашего дома». Дядюшка руки в боки, значит, к племяннице — что это за молодой человек? Почему не знаю, у тебя же жених есть? Вот тут-то она рассказывает, что вот, случайно познакомились, но она сказала, что нет, он… мы разговаривали о погоде, он, так сказать, вполне по-джентельменски себя вёл, надо бы его на обратном пути «slip him off», она сказала, да, избавиться от него. Её двоюродный брат вышел с ним поговорил. Тот на него произвёл совершенно нормальное впечатление — да, вот, я её просто, вот… ничего такого, да. Потом двоюродный брат скажет, когда этого человека начнут искать: «Мне показалось, что он лондонец, он вроде как упомянул, что он из Лондона. У него действительно лёгкий вот кокни, этот лондонский акцент». И брат двоюродный его очень подробно описал: помятый серый костюм, черные туфли, серая мягкая шляпа, галстук, рост примерный 5 целых 8 десятых фута. Это где-то…
С. БУНТМАН: Нет, не 8 десятых, а 5 футов 8 дюймов, да.
А. КУЗНЕЦОВ: 5 целых 8 дюймов, кончено. Да, примерно где-то 174 см, то есть он немножко ниже среднего роста, который в то время где-то 176 см. Обычного телосложения, никаких особых примет. После этого, как он будет утверждать, опять же, когда будет давать показания, он её проводил из Голби до развилки, до пункта № 2, и там она с ним попрощалась, сказала, что она едет домой. Он развернулся и поехал через Голби обратно в Лестер, к себе, в сторону своего дома — он так утверждал сначала на следствии. Ну, собственно, и потом он так будет утверждать на следствии. Значит, прошло 30 минут с момента вот этого их гипотетического расставания, и пастух, который гнал (дело было уже вечером), который гнал своих коров вдоль дороги, вот той дороги, которая циферкой 3 обозначена. Это вот та самая старая римская дорога, с мягким таким, из известняка покрытием, да. Он вдоль неё гнал коров обратно в Литтл Стреттон, где у них, собственно, их коровник. А сам он их сопровождал на чём-то вроде мини трактора… А нет, вру, лошадью была запряжённая тележка, да.
Он сидел в этой тележке, и на обочине дороги он увидел что-то такое, довольно яркое, ему показалось сначала, что это попона с лошади слетела на обочину травянистую. Но когда он подъехал поближе, он увидел сначала велосипед, а потом девушку, голова которой была залита кровью, лежащую на обочине дороги. Он схватил девушку, собираясь бежать с ней в деревню, сначала не понял, что она уже не жива, поскольку тело было ещё тёплым. Но потом, когда он на руки её поднял, голова откинулась так, что он понял, что уже можно особенно не торопиться. Он отогнал коров куда-то там на соседнюю лужайку, после чего отправился в соседнюю деревушку, где находился местный участковый констебль. Звали этого фермера Джозеф Коуел. И вот, около половины одиннадцатого вечера — темно уже, хотя июль, но темно уже — около половины одиннадцатого вечера местный констебль Алфред Холл, опытный полицейский с 11-летним стажем, успевший повоевать во Франции и вернуться к своим обязанностям, он прибывает на место — ни черта не видно, значит, они вместе с Коуелом перенесли её тело. Там рядом была какая-то заброшенная часовня, но запирающаяся. Они нашли там свечки, зажгли эти свечки — ну, окровавлена, никаких следов насилия, одежда не разорвана. Опознать они её не опознали, потому что лицо залито кровью. И они решили, что надо всё это, так сказать, отложить. Да, доктора он вызвал… ещё когда полицейский отправлялся осматривать место происшествия, он сразу заранее вызвал доктора — приехал местный доктор, тоже посмотрел — говорит, чёрт её знает, я предполагаю, что у неё… И дальше вот, я с английскими работал источниками, значит, «haemorrhagia» — слово, которое означает кровотечение, да. Но, как я понимаю, не может просто взять и ни с того ни с сего открыться кровотечение. Видимо, он имел в иду…
С. БУНТМАН: Потеря крови очень большая. От чего-то.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, но имеется в виду причина, вот что случилось. Насколько я понял, он предположил, что у неё случилось что-то вроде гипертонического криза — кровь бросилась в голову — она потеряла сознание, упала вместе с велосипедом и разбила себе голову. Вот так вот, так сказать, первоначальное его было предположение. Но в его оправдание надо сказать, что…
С. БУНТМАН: То есть кровоизлияние здесь, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Что-то вроде, да… что очень, значит, трудно было какие-то там даже предварительные диагнозы ставить. Ну, они заперли тело вот в этой самой часовенке, разошлись, договорились, там, на следующий день. Но Альфред Холл, он оказался чрезвычайно добросовестным полицейским, и идя домой, он продолжал думать, о том, что нет, что-то здесь не так, как-то вот что-то у него не укладывается в обычное такое вот происшествие на дороге, в несчастный случай. Он всю ночь, что называется, промучился. Вообще, забегая вперёд, он много лет впоследствии будет писать об этом деле, предпринимать там какие-то усилия, чтобы это дело не отправляли в архив и так далее. То есть для него это дело, оно окажется делом жизни, что называется. И он на следующее утро рано-рано, прямо в 6 утра, пришёл к этой самой часовне. Значит, доктора не было, и он пошёл осматривать место происшествия ещё раз. И он начал буквально его по дюйму квадратному прочёсывать, и первая важнейшая находка, которую он сделал — примерно в 6 футах, то есть в 2 примерно метрах от того места, где было обнаружено её тело, он нашёл пулю. Пулю, которую он как опытный вояка, прошедший фронт, определил 45 калибра, то есть примерно 11 мм. Пуля была… В общем, если бы он её сейчас не нашел, то, возможно, её бы вообще не нашли, потому что она уже была слегка втоптана в землю, он, в общем, её там даже выковыривал — коровы по ней прошлись, по этой пуле. Но тем не менее он её нашёл, начал осматривать местность дальше и сделал ещё одну странную находку, которая, мне кажется, позволяет дать этому делу ещё одно название. Я бы его назвал «The unnecessary crow case» — «Дело о вороне, которой там не должно было быть». Он обнаруживает, уж не знаю, на какой поверхности, может быть, вот на этих меловых поверхностях дороги белой, он обнаруживает следы крови в форме птичьих следов. Ну вот такие вот лапки птичьи. Этот кровавый след приводит к какой-то изгороди, обычной такой вот, от коров, то есть просто жёрдочке, и на вершине ворот, то есть ну тоже деревянной жёрдочке, тоже следы крови. А ещё через день, при третьем, уже совсем уже таком прочёсывании места происшествия, ещё в нескольких метрах дальше, обнаружат мёртвую ворону.
С. БУНТМАН: От чего умерла-то ворона?
А. КУЗНЕЦОВ: Да вот непонятно. Честно говоря, я очень пытался найти какие-то более детальные объяснения: была ли исследована тушка вороны, не была она исследована? От чего? Но эта ворона нам, как ты понимаешь, пригодится ещё.
С. БУНТМАН: Ну да, подозреваю.
А. КУЗНЕЦОВ: А тем временем полиция вовсю… раскручивается маховик полицейского расследования, потому что доктора, которого полицейский Холл всё-таки заставил как следует выполнить свои врачебные обязанности, он за шкирку притащил. Потому что он сказал: «Ой, да нет, у меня сегодня визитов много, я сегодня не могу». На что Холл сказал: «Ну тогда я к другому врачу обращусь», и этот, видимо, так сказать, боясь, я уж не знаю там, конкуренции, дурной славы или ещё чего-то — он согласился: ну ладно, пошли. Они пришли к телу в эту самую церквушку, и доктор начал смывать кровь с лица, и под левым глазом они обнаружили входное отверстие от пули, а на затылке, как положено, большего размера — выходное отверстие. А к этому времени пуля уже есть, и начинает потихонечку складываться пазл вовсе никакого не прилива крови к голове, вовсе никакого не падения с велосипеда, а убийства. Cold blood murder, да? Значит, назначается, естественно, как положено, заседание коронерского расследования, инквест так называемый. Очень добросовестно: местный коронер заслушал врачей — врач высказал предположение, что выстрел произведён из револьвера с небольшого расстояния, в несколько метров. Потом это заключение будет оспорено в суде экспертами уже более серьёзными: в частности, они укажут на то, что расстояние скорее превышало 10 метров, потому что вообще никаких следов нахождения пороховых частиц на её лице нет, а в то время ещё черный порох используется и, вот, при выстреле с близкого расстояния на коже находили несгоревшие частички пороха, которые такой очень известный ободок осаждения, эффект… Кроме того, судебные медики, уже более квалифицированные, чем деревенский доктор — они сказали, что расстояние явно было побольше, чем 2−3 метра, потому что иначе входное отверстие было бы больше. Но это сомнительный вывод, потому что всё зависит не столько от расстояния, сколько от начальной скорости полёта пули.
С. БУНТМАН: А из чего стреляли, непонятно было?
А. КУЗНЕЦОВ: О, хороший вопрос! Сейчас про него тоже будет. Дело в том, что 45 калибр — это довольно большой разброс. Причём таких массовых видов оружия. И вот эта пуля — патронов-то нет, есть только пуля, да?
С. БУНТМАН: А нет — в смысле гильзы.
А. КУЗНЕЦОВ: Нет гильзы, да, поэтому пороховой заряд непонятен, так сказать, а сама пуля подходит и к некоторым маркам револьверов, в том числе к самому распространённому армейскому «Уэбли», который практически, вот, штатное, так сказать, оружие офицеров и унтер-офицеров британской армии, и к некоторым винтовкам. Вопрос… Значит, к этому времени полиция, поняв, значит, что убийство, опрашивает всех, кого можно: сельская местность, свидетелей довольно много, и кроме того, матушка заявляет, что у меня дочь не ночевала дома — и довольно быстро её опознали как Беллу Райт. Дальше — к дяде, дальше — вот этот самый незнакомец на зелёном велосипеде, довольно подробно описанный. Местный начальник полиции распоряжается сначала в местных газетах, потом и в национальные газеты дать объявление, что полиция Лестера просит явиться человека, подходящего под такое-то описание, которого вот видели в таком-то районе 5 июля. Одновременно объявляется вознаграждение в 5 фунтов — немаленькие деньги по тем временам — любому, кто сообщит какую-то важную информацию. Начинают тянуться свидетели. Естественно, опрашивают всех владельцев велосипедных мастерских и владельцев лавок, где торгуют велосипедами — ничего особенного пока не находится. Но один владелец велосипедной мастерской вспоминает, что ровно в тот самый день с утра у него джентльмен, подходящий под это описание, ремонтировал зелёный велосипед. Отремонтировал и забрал — сказал, что собирается покататься по сельской местности, countryside, да? Проходит время, дело остаётся глухарём, но 23 февраля следующего 1920 года по расположенному не очень далеко, в нескольких милях, Union canal знаменитый, конная упряжка тянет баржу с углём — обычное дело. И тросом этой самой баржи цепляет что-то с поверхности воды. Значит, этот самый владелец повозки и баржи, чертыхаясь, лезет снимать и обнаруживает, что это рама зелёного велосипеда. И он вспоминает, что он в газетах читал что-то такое. Да, а к этому времени вознаграждение до 20 фунтов выросло, а за 20 фунтов владелец баржи с Union канала, так сказать, способен на гражданские подвиги. Он — рысью в полицию, полиция — рысью на место обнаружения всего этого самого, запускают водолазов и обнаруживают почти все части зелёного велосипеда, кроме заднего колеса вот с этой приметной тормозной втулкой, да, необычной для того времени, обнаруживают кобуру из-под «Уэбли» армейского, и обнаруживают десяток револьверных патронов тоже от «Уэбли». Номера серийные с рамы спилены. Но. На втулке переднего колеса, в малоприметном месте, остался серийный номер, о котором владелец, видимо, просто не знал. В то время велосипеды регистрировали и при продаже тоже, и довольно быстро выяснилось, что в 1910 году этот велосипед купил мистер Рональд Лайт.
Ну, дальше, как говорил Холмс, найти учителя в Англии — несложное дело (он за 2 месяца до этого устроился учителем математики в какую-то там школу). Его — под белы руки прямо в школе и повинтили. Сначала он говорит: нет, не видел, не был, никогда, ничего, велосипед не мой, я — не я, кобыла не моя. Но свидетелей найдётся столько, которые его опознают, в том числе родственники убитой. А к этому времени ему предъявили обвинение, ему дали очень опытного адвоката — сэра Эдварда Маршалла Холла — человека, который к этому времени уже имеет прозвище среди британских адвокатов «The great defender» — «великий защитник». И Эдвард Маршалл Холл ему говорит: «Значит так, тут мы валять дурака не будем — свидетельств против вас множество — надо признаваться. Свидетельства косвенные, я с ними разберусь, но в этом надо признаваться, потому что если вы будете запираться в очевидных вещах, это на присяжных произведёт совершенно отвратительное впечатление». В чём он признаётся? Он признаётся — да, они покатались, вот, значит, случайно встретил, ей был нужен гаечный ключ…
С. БУНТМАН: Да, он стоял там вот у нас.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, он стоял там, он беседовал с её двоюродным братом. Да, мы расстались вот на этой самой развилке, и я поехал к себе дальше в Лестер и больше её никогда не видел. Но. Я в газетах через 3 дня после убийства прочитал, прочитал своё описание, прочитал про пулю, прочитал про велосипед — я понял, что меня будут обвинять, что мне не отвязаться. Велосипед сначала спрятал на антресоли, потом достал его через несколько месяцев с антресолей, разобрал, утопил в канале, там же утопил кобуру, утопил патроны. — А револьвер? — А револьвера у меня не было. — Как так? — Ну, очень просто. И дальше он сплёл историю, на мой взгляд, абсолютно ни в какие ворота не лезущую. Якобы это, значит, было его табельное оружие… Да, а на кобуре номер, естественно, инвентарный — это же армия. И армия подняла свои архивы — да, это кобура от его «Уэбли». Он говорит: «Да, но дело в том, что когда я во Францию отправлялся, я револьвер с собой взял, а кобуру — нет». Это полным идиотом надо быть, да? Я бы сказал, на войне кобура иногда полезнее револьвера.
С. БУНТМАН: Ну интересно, а как это он сказал: «Я револьвер взял?».
А. КУЗНЕЦОВ: «Я взял с собой револьвер, а когда меня во Франции контузило, то я его в госпитале сдал и не забрал, и он остался во Франции. Нет у меня револьвера».
С. БУНТМАН: Если б у него был револьвер без кобуры, то вот…
А. КУЗНЕЦОВ: Во Франции у него был револьвер без кобуры, а кобура с патронами его ждали дома.
С. БУНТМАН: …он бы от первого сержанта ещё при отправлении во Францию получил бы так…
А. КУЗНЕЦОВ:…что он пешком бы пошёл за кобурой домой.
С. БУНТМАН: Совершенно верно.
А. КУЗНЕЦОВ: Я тоже с этим согласен, что это очень странная штука. Вот. От чего он категорически открещивался? Он категорически открещивался от того, что он за ней последовал до места убийства и что он её убил. Ну, что сказать… Значит, сэр Эдвард Маршалл Холл сделал блестящую адвокатскую работу. Во-первых, он понял, что ни в коем случае нельзя отказываться давать показания в суде, и он сказал своему подзащитному, что извольте-ка под перекрёстный допрос, и тот его блестяще выдержал. Шесть часов перекрёстного допроса — он произвёл на присяжных очень хорошее впечатление: да, я виноват, да, я поступил как трус, да, не следовало, но войдите в моё положение, сами же понимаете, какое несчастное для меня стечение обстоятельств. Во всём виноват: каюсь, признаюсь, нехорошо, извиняюсь перед родственниками. Не убивал. И Маршалл Холл сыграл на двух вещах: ну, всё-таки английский суд не любит косвенных, а тут только косвенные. Да, они все вместе производят совершенно ошеломляющее впечатление, особенно с учётом того, что с самого начало он врал и пытался избавиться от улик и всё прочее. Но в конечном итоге они всё равно остаются косвенными — ни одной прямой. И вершиной адвокатского красноречия Холла стало следующее. Он сказал: «Хорошо, господа присяжные, ну мы с вами люди нормальные, давайте поговорим как нормальные люди: мотив, ну назовите мне мотив. Зачем ему было её убивать? Зачем ему было убивать случайно встреченную молодую женщину? Ну хорошо, у него в юности были, там, всякие нескладушки, прямо скажем, с законом, но он же не маньяк-убийца, да? Он же не Селден, беглый каторжник». И это произвело на присяжных впечатление. Они довольно долго совещались, более трёх часов, но в конечном итоге вынесли вердикт: not guilty, невиновен.
С. БУНТМАН: Тут ещё, конечно, играет, что столько мальчиков поубивало. Здесь вообще… и с такой неясной историей ещё давить — я имею в виду на присяжных.
А. КУЗНЕЦОВ: И тут, в заключение, три мутных, как мы сейчас говорим, эпизода. Эпизод первый: когда свидетелей, действительно, куча, так сказать, по этому делу явилась: две девочки, 12 и 14 лет, то есть младшие подростки, заявили, что в тот день, примерно за 3 часа до обнаружения трупа, вот такой-то дяденька, да, мы его опознаём, да, вот он на скамеечке сидит, этот дяденька проезжал мимо нас на велосипеде и делал нам непристойные предложения. Что по этому поводу сказать? Подростки. Подростки, бывает, фантазируют, тем более, что это уже на фоне шумихи всей вот этой. Им захотелось минуты славы, может быть. Может быть, дяденька действительно проезжал мимо них и сказал им что-то по своим взрослым меркам, ну, скользкое, но не более того, а у девочек потом разыгралось воображение, и они решили, что им уже предлагают всё ту же самую камасутру.
Сэр Эдвард Маршалл Холл. (flickr.com)
В любом случае, жюри присяжных это свидетельство не приняло во внимание, потому что оно действительно очень двусмысленное. Вторая вещь: пройдёт 3 дня после вынесения вердикта и, соответственно, оправдательного приговора, и один из офицеров полиции Лестера, некто Леви Боули, представит документ… Саш, значит, вот вы видите, это у нас портрет сэра Эдварда Маршалла Холла в судейском облачении: в робе и в парике. Вот это, да. А нам ещё сейчас понадобится… Это суд. Газета, ну это просто газета, одна из газет. Вот так выглядело — битком набит зал суда, это Лестер холл. И последняя фотография, Саш, дайте нам, пожалуйста. Вот это вот доклад… Не доклад — рапорт, напечатанный офицером полиции Боули, о том, что незадолго до суда, но уже в процессе следствия, без свидетелей, когда он остался один на один с Лайтом, тот ему сказал, что я действительно проводил её до дома, я начал хвастаться револьвером, я случайно в неё выстрелил. Но ты никогда этого не докажешь.
Публикация в газете об убийстве. (flickr.com)
Заседание суда. (flickr.com)
И вот здесь, напоследок — абсолютно ни на чём не основанная, но моя реконструкция событий. Это хоть что-то, потому что мотива у нас ну совсем никакого нет. Значит, он её сопроводил до дома, да, то есть он оставался по-прежнему назойлив и настойчив. Исходя из того, что на девушек оружие производит впечатление, он начал хвастаться револьвером, и вот не здесь ли получила смертельное ранение ворона? Вполне возможно, что, демонстрируя оружие, он начал хвастаться своей меткостью, подстрелил, ранив, ворону. Вполне возможно, что девушку это возмутило — англичанки, как известно, ребёнка могут отшлёпать, а за шлепок, так сказать, собаке — в суд потащат. Вполне возможно, что она ему сказала какие-то обидные слова — он её застрелил, будучи человеком явно психически неуравновешенным.
Одним словом, конечно, ворона может быть случайностью, но адвокат в суде будет говорить: вполне возможно, что кто-то охотился в сумерках на ворон, с дальнего расстояния, из винтовки, а не из револьвера, естественно, и вот девушка случайно попала на линию огня. Я хочу сказать, что я с трудом себе представляю охоту на ворон из явно армейской винтовки: 45-й — это не охотничий калибр. Одно дело — притащить с фронта «Уэбли». Многие солдаты не сдавали своё табельное оружие — у английской полиции будут большие проблемы после Первой мировой войны, много будет стволов. Но всё-таки притащить винтовку армейскую — это немножко другой вид спорта. Так что эта история мне кажется не очень вероятной. А вот насчёт того, что он начал выпендриваться — показал на вороне, какой он классный стрелок.
Рапорт, напечатанный офицером полиции Боули, фрагмент. (flickr.com)
С. БУНТМАН: Да, а мог при этом, мог и пальнуть по неосторожности.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, по неосторожности, хотя…
С. БУНТМАН: Потому что чувствуется, что солдат он был тот ещё.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, по крайней мере, скажем так, он не проявил себя, по-хорошему, солдатом. В любом случае, он проживёт очень долгую жизнь: доживёт до 89 лет, умрёт в 1975 году. Женится, всё, так сказать, дальнейшая его жизнь более-менее сегодня известна — вроде в ней уже никакого криминала не было.
С. БУНТМАН: И если бы разоблачили, если б действительно доказали или его вину, или полностью бы доказали его невиновность, я бы даже не великим классикам отдал бы, а я бы отдал, ну, со смещением по эпохам, я бы отдал замечательной серии, одной из моих самых любимых: «Убийства в Мидсомере». Потому что вот на фоне абсолютно идиллической, где только мычат коровы и это самый главный громкий звук, вот здесь всяко бывает.
А. КУЗНЕЦОВ: Мне всё-таки кажется, что это скорее миссис Марпл, чем Эркюль Пуаро.
С. БУНТМАН: Да, конечно!
А. КУЗНЕЦОВ: Потому что здесь нужно разговаривать с родственниками и случайными свидетелями.
С. БУНТМАН: Ну что ж, ладно. Оставим это загадкой, как это было в действительности.
А. КУЗНЕЦОВ: Может быть, наши слушатели займутся и распутают?
С. БУНТМАН: Спасибо!
А. КУЗНЕЦОВ: Спасибо.