Тётушка моя всегда надо мной подтрунивала – бестия, мол, а не девка. Оно и понятно – и бабка, и прабабка гадали, ворожили.
- Сила в тебе сидит ведьмачья. Рано или поздно всё равно наружу вылезет, - каждый раз повторяла она, когда хотела меня разозлить.
- Сама ты ведьма! - кричала я ей в ответ, когда мой юношеский максимализм зашкаливал и брал верх над всяческими нормами приличия.
Она только смеялась в ответ на мою бешеную реакцию и расходилась в своём заразительном красивом смехе.
Я очень не хотела углубляться в эту историю, хотя силу в себе, действительно, чувствовала. Как говорится: не из родни, а в родню. Не знаю, как так у меня получалось, но вот смотрела иногда на людей и либо видела их вместе, либо нет. И видения эти мои подтверждались: пары, которых я не видела вместе, потом разводились.
Но как бы то ни было, а я очень боялась этого совсем небезобидного романа с потусторонними силами, даже лёгкого флирта не допускала.
А вот к гадалкам пойти на приём или к ворожее какой, это хлебом не корми, это я любила. Какой-нибудь очередной женишок охладел или на работе что-то не ладится – сразу туда, к бабке какой-нибудь.
Но однажды пришлось обратиться к одной очень сильной женщине совсем не по пустяшному делу. Вопрос стоял о жизни и смерти. И она, надо сказать, очень помогла. Ни слов её передать, ни описать обряд, который она проводила, я не могу, не имею право. Могу только сказать, что от того, что она рассказывала про порчу, принятую мной от подруги собственноручно, волосы дыбом могли бы встать и у верящего и неверящего в потусторонние силы.
Отвела меня к ней однокурсница, с которой мы близко сошлись именно на почве магии и гадания. Она одна из немногих была тогда, на первом курсе, замужем. Более того, у неё был уже трёхлетний сын. Светка уже вышла из академического отпуска и попала к нам в группу.
- Она мне с мужем так помогла, - рекламно рассказывала про ворожею Светка. – И тебе поможет. Она принимает в определённые дни и часы, к ней надо записаться сначала. Берёт дороговато, конечно, но результат на лицо. Она квартиру снимает. Вот адрес и телефон.
Светка протянула мне клочок бумаги, где её ровным почерком была указана вся нужная мне информация о Тамаре. Гадалку звали именно так.
Посмотрев на адрес, я сразу начала строить маршрут в своей голове, поэтому непроизвольно спросила:
- Судя по адресу это где-то в Березняках?
Березняками назывался отдалённый от центра города район, получивший своё историческое название от большой берёзовой рощи.
- Да, - ответила Светка. – Знаешь где это?
- Найду! – уверенно сказала я.
- Слушай, а что она квартиру снимает? – поинтересовалась я. – Обычно бабушки, где живут, там и принимают.
Светка, можно сказать, была приближена к гадалке и знала некоторые сведения из закулисья её жизни и деятельности.
- А зачем ей всю черноту домой тащить? – резонно ответила моя однокурсница. – У неё семья: муж, дети. А так вся грязь здесь остаётся.
Под словом «грязь» Светка, конечно же, имела в виду не грязную обувь посетителей, а все проблемы, болезни, порчи и проклятия, которые они тащили в эту квартиру за собой, и от которых избавлялись здесь же.
«Права, тысячу раз права эта самая гадалка», - подумала я и отправилась на Первом автобусе до конечной, в Березняки.
Я нашла этот дом, этот подъезд, эту квартиру на первом этаже, как сейчас помню, номер тридцать девять и, предварительно постучав в дверь, боязливо шагнула через порог открывшейся передо мной двери.
Вопрос, с которым я пришла к Тамаре, был очень серьёзным – он касался физического и как следствие душевного здоровья моей мамы. Подробности всего того кошмара мне тяжело вспоминать и сейчас. Нам через многое тогда пришлось пройти. Но самое главное – Тамара тогда помогла маме. И я была спокойно хотя бы за её душевное состояние, чего нельзя было сказать о физическом.
Но всё это лишь предыстория к моему основному рассказу.
Второй раз я попала в это место, в этот подъезд, года через два – два с половиной. Мамы уже не было.
После её смерти я осталось одна. В очень тяжёлых жизненных обстоятельствах. И в тот подъезд меня привела работа, вернее подработка – надо было чем-то жить. Это была одна из моих подработок: подруга пристроила расклеивать объявления в подъездах жилых домов. Не помню точно, о чём были эти объявления, но чётко помню, что за каждое мне давали 1 руб.
Уже потом, когда и это тяжёлое время, и институт, и безденежье остались позади, попадая в какой-нибудь отдалённый или не такой уж и отдалённый район города, я думала про себя: «О! В этом доме я восемь лет назад клеила объявления».
Так вот, этот адрес попал в мою локацию. Я не сообразила сразу, что это именно тот адрес, где когда-то я изливала свои просьбы и мольбы той самой гадалке и ворожее.
Я зашла в подъезд, благо у меня были ключи практически от всех домофонов города – работодатель позаботился об этом, Деловито стала разглядывать стены, почтовые ящики, доски для объявлений – место, куда выгоднее повесить объявление, как вдруг почувствовала себя очень плохо. У меня резко закружилась голова, и я еле успела схватиться за перила, чтобы не упасть. Воздух в подъезде мне показался тяжёлым и смрадным, вонючим. Но пахло не мусоропроводом или содержимым старого помойного ведра. Это был смрад, не ощущаемый обонянием, а лишь странным образом осязаемый каким-то внутренним состоянием, чутьём.
Я почувствовала это сразу, как только вошла в подъезд. Но что делать, надо было выполнить свою работу, и я с трудом поднялась на лестничную клетку первого этажа, на которой ещё в первую же секунду своего пребывания в подъезде заприметила доску объявлений.
Подойдя к ней вплотную, я почувствовала, что здесь смердит ещё сильнее. Я осмотрелась по сторонам – чисто. Повела носом влево – вроде ничего необычного, вправо – да, вроде как тянет из квартиры справа. Я поднимаю глаза и вижу номер квартиры – 39.
Тут я понимаю всё и мигом выскакиваю из этого подъезда на улицу, держась за перила и перескакивая через две ступеньки, боясь поломать себе ноги, холодея от страха.
Эта история долго не выходила у меня из головы. Я пыталась представить себе жителей этого подъезда, которые каждый день проходят мимо этой квартиры. Интересно, а они что-нибудь чувствуют здесь потустороннее, чужое? Как им здесь живётся? Ведь все эти снятые с посетителей порчи и проклятия остаются здесь, в этой квартире, в этом подъезде. Интересно, кто-нибудь из жильцов это чувствует? Или это только я со своим особенным, ведьмачьим, как говорила моя тётка, чутьём, не смогла здесь долго находиться?
А ещё мне вот что интересно: человек, который сдал эту квартиру гадалке, ведьме, ворожее, назовите, как хотите, знал о том, кому и для чего он сдаёт жилплощадь? Вряд ли в объявление было написано: «СДАЁТСЯ КВАРТИРА ДЛЯ ВЕДЬМЫ».