Повесть / Часть 2 / Продолжение
Янош Ворон, генерал, регент и фактический правитель венгерского королевства, для укрепления своего влияния в очередной раз проводил рыцарский турнир в Буде. На прошлом победил юный Василе. Нынче он снова участвует.
Тёмная кровь приливала к лицу наместника при мысли о Басарабах. «Предатели отец и сын заслужили собачью смерть… Очень даже хорошо, что малого дерёт Мехмед… Но он посадил в Валахии Василе… Что ж, я выбью щенка оттуда. Буду гнать, пока не сдохнет, а сегодня не дам испортить нам праздник».
Прозвучал рог герольда. Всадники с копьями наперевес понеслись навстречу друг другу. Василе не выпускал из виду яремную впадину на шее соперника. Там отец с отрубленной по приказу генерала головой, там изувеченный боярами, ослеплённый кочергой и живьём закопанный брат.
Всё в нём: бог, тело и лошадь слились в одно сокрушительное ядро. От трибуны в его сторону покатился-рассыпался злобный лай вырвавшегося из чьих-то рук папильона. Мир внезапно перевернулся, мелькнул ухмыляющимся бархатным пёстрым морем и почернел, утратив воздух.
В следующее мгновение юноша уже стоял. Его щёки пылали, на широкие плечи упали чёрные кудри. Не мигая он смотрел на знатных зрителей. Серьёзными оставались двое. Регент, не получивший сатисфакции, чувствовал, что праздник всё-таки испорчен. И сводная сестра Тинка. Девушка зажала рот платком и опустила глаза.
«Одной ей не всё равно». Парень возвращался в валашскую столицу на запасной лошади, вдвоём с оруженосцем. Он не думал о позоре, утраченном жеребце и амуниции. Охваченный грустью, юный князь печалился о своих близких.
Детство Василе и Тинки прошло при дворе господаря Валахии Владислава. Самые лучшие их годы. Брат и сводная сестра зубрили латынь, читали церковные тексты, упражнялись в стихосложении, учились танцам, фехтовали, плавали на скорость, объезжали лошадей… пока среднего и младшего брата не взял в заложники султан, чтобы отец воевал на стороне османов.
За четыре года юный князь не поддался на уговоры евнухов стать фаворитом султана, как брат, и сохранил веру. Но в неволе он понял, что Папа Римский, католическая Венгрия, мусульманская Порта – его заклятые враги и многому научился. Выучил турецкий язык, постиг тонкости военного искусства османов, выработал политическую гибкость и умение держать в узде гнев, когда этого требовали обстоятельства.
Страшная весть о зверски убитых родных помутила разум Василе. Теперь он смотрел на мир через грязное с трещиной стекло. В ответ тот скалился, а не улыбался как прежде. Стёрлась грань между друзьями и врагами, поведение тех и других казалось одинаково лживым: в лицо все оказывали почтение, а за глаза строили козни.
Сразу после преступления султан не только освободил Василе, но и посадил его на валашский трон. Разве не для того, чтобы использовать против Венгрии. Кто я для них? Расходная пешка, не более.
Действия противников подтверждали его догадки, а заодно и здравомыслие. Через месяц после турнира Ворон вышиб басарабского волчонка из валашского трона. Пришлось скрыться у родни в Бессарабии. Там молодой князь приступил к подготовке плана борьбы за независимость.
Жернова внутренних и внешних врагов не перемололи, а закалили, как сталь, и сделали гибкой лозой одарённого и упрямого парня. Он стал бороться с противниками их же оружием, усвоив жёсткое правило: на войне все средства хороши. Главное – не сбиться с курса. Его цель – богатая, свободная Румыния, объединившая православные народы Валахии, Трансильвании и Бессарабии. Князь готовился стать королём.
Вскоре отвоевал престол и первым делом расправился с тунеядцами, ворами и боярами – с теми, кто тянул на себя одеяло княжества. Поддерживал церковь, строил монастыри, заложил Бухарест, печатал монету с имперской символикой. Через два года молоко в области стоило дешевле воды. Народ при жизни почитал своего воеводу национальным героем... Безусловно, это раздражало врагов и вызывало у них бешеную зависть...
Сегодня было особенно тяжело, хоть прошло уже десять лет. Василе, задыхаясь в сужающемся вражьем кольце, проклинал коварного Ворона, люто ненавидел падишаха, хвастающего головой отца во всех пределах разжиревшего султаната.
Разбойник ветер со свистом налетел, вырвал из рук слабую защиту, окунув воина в ледяную небесную купель. Утробно рыча, унёс прочь. Мужчину накрыло мощное чувство единения с дикой природой, ощущение её бесконечной поддержки. Василе раскинул руки, вздохнул глубоко и закашлявшись, захохотал. Чёрные длинные пряди облепили бледное лицо, не скрыв от Всевышнего безумный взор с огненным отблеском молнии, прорезавшей обугленное небо…
Служка растёр тело шерстяной рукавицей, помог переодеться в сухое, принёс графин с вином и кубок. Господарь выглядел расслабленным, спокойным. Исчез лихорадочный блеск из глаз.
– Собирай егерей, оповести сокольничего, сообщи на конюшни. Как дождь утихнет, будет охота.
– Слава тебе, господи! – мелко перекрестился гайдук.
Мысли князя, где-то лениво блуждавшие, неожиданно для хозяина сложились в убеждение: «Есть только одна женщина на свете, которая не изменит мне и родит истинного кровного наследника Валахии». Он улыбнулся, откинул крышку бюро и, разбрызгивая чернила, написал наискось катрен:
Влюблённый тайно, он хранил молчанье,
Боясь её смутить безумной речью.
В её глазах бездонных видел вечность,
Живя в плену убийственных мечтаний*
И следом, находясь в иронично-лирическом настроении, написал короткое послание султану о намерении оставить у себя пленника на правах гостя. В качестве залога их дружбы, как когда-то случилось с ним самим. Издёвкой прозвучало предложение паше провести время за изучением валашского языка.
Уверения в преданности, пожелания процветания, благополучия и здоровья падишаху и империи заняли оставшееся на странице место.
Наконец пришло долгожданное умиротворение. В зал несколько раз осторожно заглядывал слуга с докладом, подбрасывал поленья в огонь, но хозяин проснулся лишь после полудня.
Буря бесчинствовала два дня, а на третий зима собрала остатки сил и засыпала окрестные лога влажным снегом. Над полями колыхался жёлтый ковыль. Заснеженный лес обнадёжил не успевшее полинять осмелевшее мелкое зверье.
– До зари выступаем, всё ли у тебя готово? – воевода мазнул взглядом по склонившему голову цыгану в овчинной безрукавке и шароварах.
– Да, господарь. Ловчие с соколами, конюший и псари с доезжачим. Егеря выбрали место.
– Добро, Мануш. Лови.
В воздухе сверкнула монета. Смуглая рука сделала неуловимое движение и стальные пальцы сжали серебряный кружок.
– Жеребца приготовить, хозяин?
– Да... Пламейна. Иди.
Слуга, пятясь в поклоне, вышел.
Выехали затемно. Кавалькаду возглавлял старший егерь. Подковы коней ловчих с нахохлившимися под колпаками соколами отбрасывали комья тяжёлой, перемешанной со снегом земли. Позади всех, сдерживая на сворках нервных легавых, толпились псари.
Поодаль от дворовых, занятые лёгкой беседой, ехали Василе, Муса-паша и сестра.
Хозяин на кауром любимце. Одетый в бархатный камзол с пуговицами из драгоценных камней, он выглядел щёголем. Чёрные кудри, искусно уложенные, прикрывал конический атласный шаперон с орлиным пером за отороченным мехом отворотом.
Тинке с непокрытой головой, в пурпурном плаще мехом внутрь, украшенным узором из шнура по горлу, рукавам и длинным боковым разрезам, как раз подходила строптивая белая кобыла.
На вороном жеребце спокойно вышагивал гость. Из стремян торчали задранные носы сапог…
Когда принцесса смеялась, у мужчин перехватывало дыхание. У одного от юношеской пылкости и преклонения перед женской красотой, у другого в подтверждение, что получил божье благословение.
По знаку старшего егеря они спешились возле старой разлапистой ели.
Человек передал князю сапсана и вместе с конём повёл вдоль шумного ручья. Вода в ручье, расширяя русло, съедала кружевной ледок по краям. Они неспешно её перешли и стали подниматься в гору. Спустя час тропа вывела на площадку. Внизу, в утренней сиреневой дымке, замкнутая засыпанными снегом Карпатами, развернулась вся сцена охоты. Видны соколятники, псари с беспокойной сворой и пара под деревом.
Сановник, о чём-то разговаривая с сестрой, зашёл со спины и перекинул ей на грудь длинные концы капюшона. Тинка ловко завернула на голове башлык.
Зелёные глаза воеводы полыхнули, угол рта поехал. Хищник, почувствовав неладное, больно впился когтями в кожаную перчатку.
– Ну-ну, всё хорошо, князь легонько постукал по колпачку и снял его.
Раздался звук рога, и Василе со словами «Давай, братец, не подведи» вскинул руку. Сокол взмыл, а господарь, положив арбалет на бугор перед собой, прицелился и выстрелил. Стрела по древко вошла в ель, повыше всадников.
Дерево вздрогнуло и обрушило на них поток снега. Кобыла, тонко заржав, поднялась на дыбки, но не успела сбросить наездницу – осман перехватил удила.
Сверху, смеясь и предлагая выдвигаться, им махал князь. Те вяло помахали в ответ…
За воротами крепости, на забрызганном кровью снегу, воин поблагодарил свою птицу зайцем с перебитыми задними лапами. Задумавшись, наблюдал, как сокол неспешно, полураспустив крылья и посматривая по сторонам, подпрыгнул несколько раз, после вцепился в свою жертву когтями и клювом стал рвать тёплую плоть.
Паше и сестре, не осмелившимся пройти в помещение раньше хозяина, пришлось наблюдать расправу.
Наконец визирю позволили удалиться в свои покои, где он смог продышать дикий, наполненный противоречивыми чувствами день. Чтобы отвлечься и освободиться от лихорадки, написал письмо Мехмеду. Большая часть послания напоминала урок школяра по поиску превосходных определений для адресата. В скромные строки, слегка обозначившие детали своего положения, ловко (как ему хотелось думать) завернул основную мысль:
«… Местный воевода встретил меня с почтением и всяческим вниманием, как подобает принимать посла наследника Пророка.
Я буду изучать язык, законы, обычаи, нравы и местное виноградарство. Сестра князя, весьма образованная особа, проведёт эту школу.
Падишах, не перестаю восхищаться твоей прозорливостью и масштабом преобразований по воле Аллаха. Мудрое решение не порабощать народы, а развивать их ремёсла лишь подчёркивает императорское видение и величие, и твоё влияние среди местных дикарей поистине огромно…
Светлейший, ты построил нерушимую державу, а мы, твои слуги, преклоняем колени и счастливы внести свою маленькую лепту в великое дело Дома Османов...».
Через полчаса после полуночи на площадку угловой башни шлёпнулся окровавленный голубь. Рядом сидел и ждал хозяина сокол. Воевода перерезал шнурок, забрал письмо, а мёртвую птицу носком сапога столкнул со стены.
Василе читал письмо, комментируя:
«А ты не прост, братец. Хитёр и дальновиден. Свой интерес, роб, обосновал захватническим императивом узурпатора… М-да, я с кучкой дикарей выгляжу ничтожным вассалом… И косвенное упоминание сестры… Ну что же. Мои догадки подтвердились. Пёс лижет хозяйский сапог, чтобы тот отпустил к суке»...
Неотмоленный гнев кормил внутреннего волка Господаря. Теперь его враги пусть не ждут пощады. Сначала потоками чёрной янычарской крови утолит он голод мести за глумление, а после наступит черёд вероломного северного соседа. «Заодно посмотрим, кто сильнее».
Незадолго до рассвета новый голубь из поклажи Мусы унёс письмо его покровителю...
Продолжение следует
Часть 1
Дорогой мой читатель! Как будут развиваться события? Поможет любовь Василе? Поделись