Это была четвёртая по счёту практика в невезучей для меня столовой №17 и последняя где приключилась жуткая история. Одна наша бабулька по прозвищу Пионерка семидесяти лет, приходившая на подработку, получила задание от заведующей доставлять овощи из подвала наверх. В столовой имелся лифт, который собственно и поднимал в баках картошку, капусту, свёклу и тд.
Старушке оставалось только загрузить баки и нажать кнопку подъёма. Но ей этого было мало, и она повадилась кататься, закрывшись в лифте пока никто не видит. Заскакивала между баками и, закрыв дверки, тем самым автоматически включала двигатель. Но с открытыми дверками лифт не включался по соображениям техники безопасности, такая была конструкция. Но почему лифт включался сам, когда закрывались дверки я до сих пор не могу понять технически неподкованным умом ведь чтобы он заработал нужно было нажать на кнопку включения! Может быть, она что-то включала внутри, но как это она делала, для меня было немыслимым.
Но это занятие было опасным, а если бы что-нибудь, пошло не так и её зажало, то порвало бы на куски вместе с дверками. Но это конечно при форс-мажорных обстоятельствах.
Но наша старушенция было явно спортсменка-экстремал. Оказывается, по приезде наверх она для выхода из добровольного заточения она открывала дверки путём отжатия языка замка и вылезла, как ни в чём не бывало и как её ещё не застукали за этим делом, оставалось только удивляться. Но вот со мной ей просто не повезло. Дело было в конце трудового дня, пока она возилась по своим надобностям в подвале, часы показали 17:30 часов, что означало пора закрывать столовую и в 18:00 по домам.
Но часов у старушки не было и она ничего, не подозревая слишком долго возилась с очищенными овощами и с баками, загружая их с непринуждённой неспешностью в лифт после чего лихо заскочила внутрь закрыв изнутри дверки и поехала наверх. Как это у неё получалось, я так и не понял. Но в это время я, обходя все помещения, опустил ручку рубильника, вниз обесточив столовую кроме холодильника и сигнализации. Там были свои рубильники, их никто не отключал вообще.
Бедная бабулька застряла в тёмной шахте между этажами цокольным и первым. Но я-то этого не знал и, заглянув в раздевалку, доложил заведующей, что в столовой никого нет и можно закрывать. Это было в пятницу, два дня институт не работал, а в понедельник я как обычно первым был уже у двери.
Я тогда был очень пунктуальным практикантом — у меня была одна задача, выпустится с высоким разрядом, чтобы сразу получать больше денег. В основном высокий разряд присваивался комсомольским вожакам, каким я не был, но старался вовсю. Зарплата у повара кроме халтуры была не большая — 4 разряд имел 120 рублей, что было странно и народ халтурил во всю на всяких банкетах и корпоративных посиделках. Кондитеры готовили свои угощения, что, то же было делом очень доходным. А повара-кулинары были и там, и там, так как многое умели.
Ну, заходим мы, значит, в столовую и идём в раздевалку, тут же по ходу переодевание, обсуждение бытовых проблем и чего случилось в мире. А поскольку коллектив был в основном женский то пошли разговоры о мужиках, и у кого какой размер. Я поначалу стеснялся находиться, вместе сними в одной раздевалке и постоянно опаздывал в свой цех, а потом, наплевав на все приличия начал игнорировать их полуголые фигуры. Им самим далеко было наплевать на половые различия, и они разгуливали всвоих ажурных труселях, подшучивая — пусть учится и привыкает к женским нарядам. А это меня после полного слития с коллективом уже мало волновало, и я как их родственная душа принимал участие во всех их посиделках. Мы даже тайком от начальства иногда выпивали, если случались у кого-то дни рождения. Для незаметного обряда возлияния бахусу, в сгущенное молоко наливали коньяк и замешивали. Получался некий цвет чая с молоком. Вкус на уровне торта «Птичье молоко» но понятно по бащще.
Но вернёмся к нашей потерпевшей. Бабулька-пионерка, пребывая два дня и три ночи в позе Зю в холодном помещении, конечно, простудилась и получила весь букет простудных заболеваний. В то время как несчастная находилась в лифте я работавший в мясном и холодном цехах как раб на галерах, стал готовить сырьё для завтрака и обеда.
На готовку салата мне требовалась капуста, морковь и другие продукты и я отправился в подвал, но там я увидел, что лифт стоит между этажами, и привёл рубильник в рабочее положение. После чего нажал на кнопку и лифт, включившись, пошёл наверх. Ничего не подозревая, я поднялся следом за лифтом из подвала на первый этаж где, открыв дверки, обнаружил к своему удивлению стоящую на четвереньках совершенно околевшую старушку. После попыток вытащить её скрюченное тело самостоятельно я позвал на помощь остальных.
Первой на мой тревожный крик прибежала заведующая столовой, не случилось ли чего со мной. Потом подошли повара, сгрудившись возле меня, они нескрываемым ужасом уставились на старушку, которая тряслась мелкой дрожью и смотрела обречённо на шинкованную капусту.
— Она хоть живая, — спросила меня Нина Александровна.
Картина скажу я вам, была жуткая. Вконец окоченевшую старушку в позе фантастического краба еле вытащили и положили на расшитый картон из-под коробки в той же позе, в какой она и была. Прибежал директор и, трясясь от страха, спросил, жива ли бабуся?
— Померла она, вон как её агония дёргает, — сказала Наташа.
Наступила долгая пауза.
Перестав трястись на тёплом картоне, бабулька видимо немного согревшись, обмякла и промямлила что, мол, не дождётесь, а потом, буквально ожив внятно произнесла.
— Ну, суки, буду жива, я вам устрою карусель!
Тут все выдохнули, слава Богу, жива Пионерка!
Вызвали Скорую помощь, а потом начали разбираться, как же это всё так произошло. Ну, конечно, дознались что это дело моих рук, но не со зла, конечно, а вот виновница сама себя наказала. Дело спустили было на тормоза, но из треста столовый пришла телефонограмма найти и наказать виновного — человек в больнице чуть дуба не дал!
А кто виноват, что тот человек сам без принуждения заполз в свой каземат? Но сошлись на том, что крайний должен быть студент и меня назначили стрелочником, так как я по их инструкции не проверил шахту лифта. А чего её проверять, если только круглый идиот, мог туда забраться. Сообщили моему директору учебной части, который дал мне взбучку, не вникая в суть дела — ну, как в школе ты, говорят позорное пятно «на всём нашем трудовом коллективе». Как наказание лишили месячной стипендии в тридцать два рубля. Спасибо, что не расстреляли!
Ну, раз такое дело я, обидевшись, начал тырить из той столовки всё, что попадалось под руку, тащил всё от бараньей ляжки до цыплят бройлеров, это было своего рода мщение за стрелочника. Особенно я любил тырить сгущенное молоко и, причём банками в 3-5 литров и что удивительно после всех гонений совесть меня не мучила. Правда поварихи отписали заяву в пятый трест столовых, что я тут совершенно ни при чём, да кто их там стал слушать, дело закрыли и точка.
Директор столовой коньячный пьяница-одиночка стал для меня хуже врага народа, и я, как только убедился, что наши два домашних холодильника забиты под завязку, постарался, чтобы меня в эту столовую больше не посылали на практику. Хотя мой средний братец, работавший при институте водителем, сказал, что надо было остаться и продолжить тырить. Легко сказать тырить, но я опасался, что дело может накрыться медным тазом и меня могут замести. Это было моё последнее приключение в этой столовой. А о тех приключениях, в которых мне довелось принять участие, я расскажу как-нибудь в следующий раз.
