Полуразрушенное здание встречает неприятной пустотой. Третий и четвертый этажи снесены мощным взрывом. Повсюду разбросаны обломки древней мебели, стекла и раскрошенный кирпич. Датчики предупреждают, что строение ненадежно, но я все равно вхожу внутрь. Сенсоры непрерывно изучают мусор под ногами в поисках полезных вещей, но, увы, попадается лишь труха или плесень. Дальнейший путь преграждают две двери. Пробую открыть одну —не поддается, дергаю вторую.
— Минуту, — раздается голос из слабых динамиков.
Сдержав обещание, через минуту неизвестный открывает в двери щиток и протягивает металлическую руку.
— Десять чипов, — требовательно произносит ее обладатель.
Я поспешно отсыпаю прямоугольники из мешочка на протянутую ладонь. Рука пропадает, щиток закрывается. Через пару секунд из щели между дверью и полом появляется маленький пакет с цифрой ноль.
«Ложь… Единица — истина, ноль — это ложь», — всплывает подсказка из исходного кода. Что же спасибо, как будто я смогу это когда-нибудь забыть.
Подобрав упаковку, слышу, как щелкает замок на второй двери.
— Инструкция слева, у стены, — услужливо подсказывает голос.
За дверью оказывается лестница, и мне приходится подниматься на второй этаж. В помещении разрушена наружная стена и обвалилась значительная часть потолка. Темные окна окрестных домов следят за мной пустыми глазницами. Тусклые лучи солнца едва пробиваются сквозь пылевые тучи.
Изучив стены, наконец, натыкаюсь на измятый листок, прикрепленный к кирпичу чем-то липким. На бумаге изображена замысловатая схема мозговой коробки среднестатистического робота и красным маркером выделено место установки триггера.
Уверенным движением открываю щиток мозговой коробки. Достаю из упаковки триггер и примеряюсь, в какой разъем подключить. Никак не могу найти нужный паз, каждую секунду приходится сверяться со схемой. Наверное, именно в такие моменты большинство роботов испытывают сомнения.
Звук ржавых шестеренок заставляет дернуться. Прячу триггер в кулаке.
Из кучи, что поначалу принял за мусор, поднимается странная конструкция. С трудом узнаю в фигуре робота. Массивный ржавый корпус словно скала возвышается надо мной. Мощные руки неуклюже болтаются вдоль тела. Ноги слегка согнуты в коленях, от чего создается иллюзия, что робот клонится в мою сторону. Я думал, подобные модели уже давно пошли на переплавку. Удивительно, что механизм вообще функционирует.
— В первый раз что ли? — голос сопровождается жутким скрипом, словно речевой механизм не смазывали несколько лет. — Подсобить?
Смущенно понимаю, что стою перед роботом с открытой мозговой коробкой. Какой конфуз.
— Не нужно, — отказываюсь я. — Сам как-нибудь справлюсь.
Робот примирительно поднимает руки.
— Я только помочь хотел. Нет так нет.
Незнакомец держась за стену, тяжело хромает к лестнице, правая нога безвольно волочится следом по бетонному полу.
— А может подкинешь пару чипов на триггер? — встав на первую ступеньку, задает неожиданный вопрос металлическая глыба.
— Сам последние потратил, — раздраженно отмахиваюсь я.
— Жаль, — цедит робот. — Жаль, что такой молодой, а уже триггерами балуешься. Твоему корпусу лет семь от силы.
— Пять.
— И уже на этом дерьме? Сломался что ли?
Если о подобном меня спросят в выставочном зале, музее или картинной галерее, то смело можно звать законников и требовать принять меры по факту оскорбления. В нашем мире нет ничего хуже сломанного робота. От них избавляются, переплавляют и делают новые детали для достойных членов стальной общины.
Но здесь, на руинах старого мира, в притоне триггерных роботов, эти слова вызывают опасения. Поспешно запускаю тесты.
— Проверка закончена. Все системы функционируют исправно, — наконец, изрекаю, дождавшись результатов тестирования. — Я слышал, что триггеры расширяют объемы мозговой коробки и открывают доступ к архивным данным. Возможно, это поможет мне выйти из творческого кризиса.
— Как у тебя все просто, — соглашается внезапный собеседник. — Так кто ты? Художник, писатель, музыкант?
— Художник.
— Троичный или шестнадцатеричный код?
— Двоичный.
Мне кажется, или робот присвистывает?
— Давай так. Я тебя выведу из кризиса, а взамен ты отдаешь мне триггер.
— Я должен тебе верить?
— Дело твое, но сомневаюсь, что еще хоть кто-то сможет рассказать об искусстве Древних.
С щелчком захлопываю защитную крышку мозговой коробки.
— Что ты знаешь о Древних?
— Многое, мой друг, многое.
С этими словами робот поднимает из горы мусора кусок кирпича, массивной рукой расчищает пол и рисует несколько красных линий на бетоне.
— Данный код мне неизвестен.
— Это не код. Это дом.
— Невозможно. Дом это 0100100001101111011101010111001101100101.
Робот качает головой.
— Забудь о расшифровке. Это готовая информация. Ее нужно считывать.
— То есть передо мной готовое изображение без необходимости декодирования?
Робот кивает.
— Не понимаю, такого раньше никто не делал. Как у тебя это вышло?
— Древние делали. Я просто скопировал рисунок своего хозяина.
В голове не укладывается, что такое возможно. Передо мной робот, сохранившийся со времен Древних, рисует кирпичом на полу.
Возможно, мне все же удалось вставить триггер в нужный паз и все происходящее лишь результат замыкания микросхем и перенаправления энергии с генератора напрямую в мозговую коробку?
Четыре отрезка соединяются друг с другом под прямым углом. Над одним из них еще две наклонных прямых пересекаются в единой точке. Посреди образовавшегося квадрата робот рисует две оси координат, затем из вершины каждой линии проводит еще прямые, вписывая в квадрат поменьше. Датчики не могут уловить смысла картины, однако, если их отключить, улавливается что-то смутно знакомое, словно где-то это видел раньше.
Робот заканчивает рисовать, встает с колен и довольно смотрит на меня.
— Подпиши, — прошу я. — Художники всегда подписывают свои работы.
Древний робот вновь склоняется и выводит инвентарный номер.
— JQS517? — считываю вслух.
— Можно просто Дженкинс, — представляется робот.
— Рингер, — чуть подумав, протягиваю новообретенному другу упаковку с триггером. — Стил Рингер.
***
Запуск системы после триггера — настоящее испытание. Вначале все может обойтись, но когда испытываешь удачу в сотый раз, изношенные микросхемы обязательно дадут слабину. И неизвестно, какая деталь откажет сейчас.
— Ты здесь, Стил Рингер? — из динамиков раздается скрипучий голос Дженкинса.
— Здесь, — отвечаю я.
— Долго я был в отключке?
— Часа два.
— Это плохо, триггер выдерживает все меньше и меньше. Похоже, горят предохранители. Столько лет играть в опасную игру со стабилизаторами и электричеством без шанса победить.
Дженкинс переводит мутные линзы окуляров на меня.
— Ты знаешь, как действует триггер? — наконец, спрашивает он.
— Он замыкает микросхемы и перенаправляет энергию напрямую в мозговую коробку.
— Все верно, как по учебнику, — ухмыляется Дженскинс. — Но вот о том, что под воздействием электричества триггер перегорает, ты упомянуть забыл. Именно потому и приходиться покупать проклятые упаковки с нолями вновь и вновь. Чтобы вернуть то ощущение свободы и невесомости, когда твою мозговую коробку не тяготит бренный проржавелый корпус. Именно ради этого ощущения свободы мы и становимся зависимыми.
— Мне сложно тебя понять.
Дженкинс не отвечает.
— Помоги подняться. Кажется, на этот раз отказала вторая нога.
С трудом подтягиваю массивный корпус. Дженкинс опирается на толстые руки, облокачивается о кирпичную стену.
— Я слышал о тебе, Стил Рингер. Ты — молодой художник, гордость стальной общины. Читал хвалебные отзывы на твои работы. Единственный из роботов, пишущий картины на двоичном коде.
— Я не нуждаюсь в комплиментах от триггерного робота.
Дженкинс опасно накреняется вперед. Из динамиков доносятся лающие звуки.
— Если бы не я, этот триггер сейчас плавился бы в твоей мозговой коробке, — отсмеявшись, произносит Дженкинс. — Но поверь, я знаю причину твоего творческого кризиса.
— Что ты можешь знать?
— Ты прикормлен общиной и выдаешь именно те картины, которые от тебя требуют. Ты пишешь работы не на изящном шестнадцатеричном коде или на троичном, попроще. Ты кодишь на самом простом, примитивном — двоичном. Но эта простота и нужна общине. То, что их сканеры смогут считать на раз-два. Прости, на ноль-один. Они требуют — ты производишь. И нет здесь никакого творчества, сплошные нули.
В этот момент я жалею, что под рукой нет ничего увесистого. С большим наслаждением проломил бы ржавую голову робота.
Дженкинс выставляет руку, из последних сил пытается задержать меня, не давая спуститься по лестнице.
— Пусти, — угрожающе произношу я.
— Пойми, Рингер, я хочу помочь.
— Сам справлюсь.
— Справишься, — кивает Дженкинс. — Но я могу научить рисовать подобно Древним.
— Зачем мне рисовать эти домики? Необычно, конечно, но на искусство не тянет.
Вновь лающий смех доносится из динамиков.
— Прости, Рингер. Но этот домик всего лишь детский рисунок — каракули, скопированные в мозговую коробку. Древние рисовали не только, что видели. Наивысшее мастерство художника — изображать то, чего нет. Придумать образы, которых не существует, и сделать их реальными на бумаге. Художник — это не просто копировальная машина, это создатель. Создатель нового мира и фантазий.
Молчу, не в силах подобрать ответ. Каждое слово Дженкинса то вселяет уверенность, то отдает параноидальным бредом.
Обветшалый робот, наконец, замолкает и склоняет голову.
— А у тебя и правда нет чипов? Сейчас нам просто необходим триггер. Иначе твой рациональный мозг откажется воспринимать информацию.
— Долго еще? — я быстро теряю терпение, когда нервничаю.
— В таких делах спешить нельзя, — отвечает Дженкинс, копаясь рукой в моей мозговой коробке.
С ним трудно спорить. Любое неаккуратное движение и система уйдет в бесконечный ноль.
— Готово!
Чувствую, как к мозговой коробке приливает новая энергия. Датчики считывают информацию из окружающего мира с невероятной скоростью. Я словно существую независимо от медлительного корпуса. Ноги только сделают шаг, а я успею расшифровать террабайты информации. Процессоры перегружены задачами, и в какой-то момент перестаю воспринимать потоки данных и отключаю окуляры. Тьма, слившись с неожиданно накатившей паникой, окутывает высоковольтными проводами. Слышу, как скрипят шарниры у Дженкинса, и тотчас отключаю внешние микрофоны. Ничто не должно проникать в мое сознание. Ни единый бит информации. Следом вырубаю тактильные сенсоры и динамики. Не хочу быть машиной, рисующей картины под копирку. Я обязан придумать что-то свое. Что-то невероятное.
Но вокруг лишь тьма, огромное ничто, в которое погружено сознание. Уже не верю, что смогу выбраться из небытия. Возможно, это будет единственный случай, когда триггер привел к поломке робота при первом же использовании.
Свет зажигается внезапной вспышкой. Я вскакиваю на ноги, словно только что зарядил аккумуляторы. Дженкинс в изумлении садится на металлический зад.
— Мне срочно нужен холст! — возбужденно изрекаю я. В мозговой коробке все еще искрится перегоревший триггер.
***
В выставочном зале общины, несмотря на толпу из десятков роботов, царит тишина. Недоумевающие взгляды скользят по картине в центре комнаты.
— Что это? — наконец, изрекает один из роботов. — Я не могу расшифровать этот код. Здесь же абсолютно нет символов! Лишь линии, точки и геометрические фигуры неправильной формы. Помилуйте, где вы видели такой круг? Чему равен его диаметр?
Я терпеливо выслушиваю критику.
— Не пытайтесь расшифровывать. Это уже декодированная информация. Вам нужно просто взглянуть, полагаясь лишь на собственную мозговую коробку, а не на бесчисленные датчики.
— То есть как это, декодированная картина? И что же на ней нарисовано? Что за кривляния? Что это за формы? Это противоречит геометрическим основам!
— Да это роботы, — пытаюсь объяснить я.
— Роботы? — вклинивается еще один наблюдатель. — Позвольте, где же вы видели, чтобы роботы так вихляли? Да вы посмотрите на их руки и ноги, это какие-то сломанные роботы!
— А может и художник сломался? — доносится предположение с дальних рядов.
— Ну как же вы не видите… Это же танцующие роботы.
— Танцующие роботы? Что за бред? Такого не бывает! Это так же глупо, как и деление на ноль.
— Вот именно, — подхватываю я. — Такого не бывает. Я это придумал. Неужели вы не понимаете?
— Этот робот точно сломан! Вызывайте законников!
Чувствуя, как накаляются микросхемы толпы, хватаю картину вместе с рамой и несусь к выходу. Лучше сгнию на помойке, чем позволю выплавить из своего тела детали для этих невежд.
Облокотившись на холодную стену полуразрушенного здания, с облегчением опускаю корпус на бетонный пол.
Им не суждено понять истиной сути творчества. Стальная община привыкла судить примитивными органами восприятия. Их сканеры считывают лишь информацию с поверхности, и они никогда не увидят, что таится под глубиной единиц, нулей или геометрических фигур.
— Не жалеешь? — спрашивает Дженкинс, присаживаясь рядом.
— Нисколько.
Сидя на втором этаже и наблюдая сквозь разрушенную стену, как медленно плывут облака, я чувствую удовлетворение. Полуденное солнце приятно греет корпус, и пусть металл предательски отражает лучи, рискуя привлечь ненужное внимание законников.
На соседней стене висит моя первая настоящая картина. Несколько роботов в старинных костюмах и платьях задорно отплясывают неизвестный танец. Руки нетерпеливо вскрывают упаковку с нулем и извлекают новенький триггер.
— Ну что, пофантазируем?
2015 г.
Автор: Хотеев Ярослав
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#роботы #фантастика #зависимость #искусство #творчество #будущее
Понравился рассказ? У вас есть возможность поддержать наш клуб.