...Лошадь вышла на поляну. Тамлин отыскал взглядом заросшую душицей тропу и пустил животное по ней шагом. Он вспоминал, как перед отъездом услышал в саду голос Раэнталлара и выглянул с балкона. Близился рассвет; знаменитый певец стоял на коленях перед Анниатэ Виртаэн и напевал любовные серенады, а целительница плела венок из душистой вербены, который потом со смехом надела ему на голову.
Король молча вернулся в мастерскую, оставшись незамеченным. Было время, когда эти двое недолюбливали друг друга. Строгая, почти жестокая поборница истины, Анни переняла характер от отца-воина, около пяти лет возглавляла научный отдел рода Виртаэн и искала способ воскрешать погибшие нервные клетки, заставляя молодых хранителей по нескольку раз переделывать эксперименты, чтобы убедиться в достоверности результатов. Раэн, страстный и романтичный, своим темпераментом был обязан матери из светлой линии 'эта, повелительниц огня, и как-то заявил суровой Анниатэ, что сможет заставить кого угодно влюбиться в себя. Анни рассмеялась ему в лицо, на что соловей Мирисгаэ процедил, что уже выбрал жертву.
И принялся складывать о хранительнице песни.
Сначала насмешливые и несерьезные, над которыми хохотало полкоролевства. Анни, едва о них узнала, разругалась с Раэном в пух и прах и потребовала сатисфакции от Эмриата, как от главы рода, к которому относился шутник. Эмре в качестве наказания отправил певца на исправительные работы в лаборатории рода Виртаэн.
Проработав пару недель бок о бок с объектом своих насмешек, разделяя с Анни восторг от чьей-то спасенной жизни и опустошение, если по каким-то причинам этого сделать не удалось, Раэн начал сочинять о девушке совсем другие баллады. Каждый раз, когда в репарационную приносили раненого, целительница сражалась со смертью так, как будто та представала перед ней во плоти, и не позволяла другим сомневаться в победе. Анниатэ, слушая певца, сначала фыркала и язвила в ответ, но постепенно прониклась магией музыки и стала проводить вечера в компании музыкантов, а не элле из ее рода.
Прошло еще две недели, пока целительница не поняла, что рождение новой мелодии дается певцам с невероятным трудом, и ценности в ней не меньше, чем в ее генетических экспериментах, потому что музыка, как оказалось, способна вселять в слушателей надежду. А баллады особой красоты и вовсе истощали творца до дна, заставляли полностью отдаваться искусству и требовали от него искренности, а значит уязвимости. Не каждый музыкант был достаточно смел для этого, но Раэн, казалось ей, не боялся ничего. Даже самого себя.
Весной пара заявила, что желает заключить союз. Тамлин одобрил его, несмотря на то, что больших противоположностей, чем эти двое, трудно было себе представить. И подумал о том, что чувства могут зародиться там, где есть уважение к чужому труду, и понимание, что партнеру для счастья нужно что-то еще помимо этих самых чувств. Что-то, что дало бы другому осязаемый, реальный, а не вымышленный повод для любви.
Тропа кончилась, король прибыл в пункт назначения. Он спешился, подхватил с седла лук и в первый раз оглядел развалины при свете дня. На камнях, нагретых солнцем, сидели ящерицы. Часть стены, уцелевшая после взрыва, постепенно осыпа́лась под тяжестью плюща. Раскидистый клён спускал узловатые корни со второго этажа вниз по каменной кладке к земле. В углу, образованном остатками крыши и несущей колонной, свили гнездо стрижи.
"Это все не настоящее, оно не может быть настоящим" , – подумал он в который раз. "Настоящее – внутри меня, и там тьма. Первый луч солнца навсегда похоронит тебя в прошлом, Иффэн. Уж лучше жить во мраке и думать, что тот день, в котором ты была жива, еще не окончен. И время до восхода еще есть."
Душица в ответ качнула синевато-пурпурными, сладко пахнущими соцветиями.
Позади в подлеске хрустнуло; Тамлин обернулся, готовый спустить стрелу с натянутой тетивы.
Лань, что стояла в лесной светотени со вскинутой головой, была рыжей.
Не белой.
Бока и круп пестрели светлыми пятнами. Мягкие рожки были коричневыми, глаза – карими, с бездумной пустотой животного, живущего только инстинктами, внутри.
Тамлин осторожно коснулся ее разума.
Пусто. Только четкие алгоритмы: ешь, беги, бей, люби, снова беги, снова ешь, сражайся, спи.
Тамлин ослабил было хватку, но вдруг растянул тетиву так, что затрещали плечи лука, и выпустил стрелу.
Серебряный наконечник в виде бузинного листа с хрустом прошил лани шею, перебивая артерию и круша позвонки. Животное рухнуло в траву как подкошенное. Тамлин подхватил лошадь под уздцы, довел до места падения дичи, некоторое время смотрел на неподвижную тушку, потом взвалил ее на плечи, с плеч переложил на круп лошади, вспрыгнул в седло и направился обратно по той же тропе.
За спиной закаркали вороны, чуя свежую кровь. Убитая лань ещё не окоченела, ее голова безвольно болталась на длинной шее, время от времени касаясь стремян.
"Оглядываться нельзя".
В укреплении Тамлин вымылся и надел чистую одежду. Рубаху в крови лани положил не в корзину для грязного белья, а затолкал в емкость для мусора. Спать лег без ужина: от запаха жареной оленины его мутило.
Читать: https://www.litres.ru/demasawr/tri-solnca-aed-voshod-serebryanogo-solnca/