23 августа мы совершаем память Новомучеников и исповедников Соловецких. В этот собор святых входят те Новомученики, кто были в заключении на Соловках, в монастыре, превращённом советскими властями в лагерь особого назначения.
Главой этого собора по праву можно считать нашего священномученика Илариона. Хотя он не был самым пожилым из священнослужителей, заключённых на Соловках - но его авторитет был непререкаем среди всего духовенства, оказавшегося в лагере. Поэтому 23 августа мы совершим в обители особо торжественную службу, на которую всех и приглашаем!
Публикуем воспоминания, связанные с жизнью Новомучеников Соловецких. Сегодня предлагаем вашему вниманию отрывок из воспоминания священника Павла Чехранова, в 1926 году отмечавшего Пасху с священномучеником Иларионом в пересыльном пункте на Поповом острове.
Только архиепископ Иларион и епископ Нектарий согласились на пасхальную службу в далеко не законченной пекарне, где только одни просветы были прорублены – ни дверей, ни окон. Остальное епископство порешило совершить службу в своем бараке, на третьей полке, под самым потолком, по соседству с помещением ротного начальства. Но я решился пропеть пасхальную службу вне барака, дабы, хотя бы в эти минуты не слышать «мата».
Сговорились.
Настала Великая суббота. Арестантский двор и бараки, как сельди, были наполнены прибывавшими с лесозаготовок. Но нас постигло новое испытание. Последовало распоряжение коменданта ротным командирам не допускать и намеков на церковную службу, и с 8 часов вечера не пускать из других рот. С печалью сообщили мне епископы Митрофан и Гавриил это распоряжение. Однако, я своему «причту» настаивал: все же попытаемся в пекарне совершить службу. Епископ Нектарий сразу согласился, а архиепископ Иларион нехотя. Но все же попросил разбудить в 12 часов.
В начале 12-го я подошел к владыке Илариону, который, растянувшись во весь свой великий рост, спал. Толкнул его в сапог; владыка приподнялся.
Пора, – сказал я ему шепотом.
Весь барак спал. Я вышел. На линейке ожидал владыка Нектарий. Присоединился владыка Иларион. И мы гуськом тихо направились к задней стороне бараков, где за дорогой стоял остов недоконченной пекарни с отверстиями для окон и дверей. Мы условились не сразу, а поодиночке прошмыгнуть. И, когда оказались внутри здания, то выбрали стену, более укрывавшую нас от взоров, проходящих по дорожке. Мы плотнее прижались к ней: слева – владыка Нектарий, посредине – владыка Иларион, а я – справа.
Начинайте, – проговорил владыка Нектарий.
Утреню? – спросил владыка Иларион.
Нет, все по порядку, с полунощи, – отвечал владыка Нектарий.
Благословен Бог наш... – тихо произнес владыка Иларион.
Мы стали петь полунощницу.
Волною морскою... – запели мы.
И странно-странно отзывались в наших сердцах эти, с захватывающим мотивом, слова.
Гонителя, мучителя под землею скрыша...
И вся трагедия преследующего фараона, особенно, в этой обстановке, чувствовалась нашими сердцами, как никогда остро. Белое море с белым ледяным покровом, балки для пола, на которых мы стояли, как на клиросе, страх быть замеченными надзором. И, все же, сердце дышало радостью, что пасхальная служба, все же, совершается нами, вопреки строгому приказу коменданта.
Пропели полунощную. Архиепископ Иларион благословил заутреню.
Да воскреснет Бог, и расточатся врази его... – не сказал, а прошептал, всматриваясь в ночную мглу, владыка Иларион.
Мы запели:
Христос воскресе!...
«Плакать или смеяться от радости?» – думал я. И так хотелось нажать голосом чудные ирмосы! Но осторожность руководила нами. Закончили утреню.
Христос воскресе! – сказал владыка Иларион, и мы все трое облобызались.
Владыка Иларион сделал отпуст и ушел в барак.
Днем, по случаю праздника, я пригласил владыку Илариона на кофе в свой барак. Но пили его в комнате канцелярии хозяйственной части, пустующей по случаю праздника. Владыка удивился моей смелости и изобретательности. Кофе – с халвой, с кусочками кулича, который был прислан Кемским духовенством для всех нас.
А пили вы кофе по-венски? – спросил меня владыка и, смеясь, рассказал, как это делается.
Да, обстановка Пасхи 1926 года необычайна. Когда мы втроем ее справляли в недостроенной пекарне, в это время там, в Ростове, в залитом электрическим светом кафедральном соборе, при участии чудного хора И.Ф. Ковалева городское духовенство совершало тоже пасхальное торжественное богослужение. Но!.. Думается нам, наша Кемская Пасха с владыкой Иларионом, в пекарне без окон и дверей, при звездном освещении, без митр и парчовых риз, дороже была для Господа, чем великолепно обставленная ростовская…