Серая улица.
Я прохожу мимо псарни, мимо старых тощих домов с облупившейся краской .
Я чувствую запах. Воняет сосисками, прокисшими овощами,фруктами, квашенной капустой. Воняет мясом. Здесь всегда чем-то воняет.
Улочка,по которой я иду, узкая и очень кривая. Плитки мостовой давно повело в разные стороны. Окна здешних домов холодные и какие-то слепые, не везде есть стекла ,но там, где они есть, они похожи на бельмо в глазу старого больного животного. Вдоль улиц в тщетной надежде чем-нибудь полакомиться с трудом волочат ноги старые горбатые псы с взлохмаченной грязной шерстью. На головы прохожих по капле стекают сосульки ,точно это течет не жидкость,а время. Солнце лениво греет фетровые шляпы вылезших погреться стариков с длинными тросточками в костистых руках.
Несмотря на все то,что я вижу, в моей голове роятся воспоминания об Анне Леванди, мягкие и нежные.
Для меня всегда моим личным цветом нежности был серый цвет. Или же сочетание серого с желтым .Сегодня как раз такой день. День Анны. Улица- серая акварель. Когда солнце прячется это почти гризаиль. Или может быть тонкой работы слегка размытые чёрно-белые фото. Нет или почти нет четких очертаний, лишь изредка встретится взгляду предмет , на котором его можно удержать: трость, мускулистая рука старика с рельефно вылезшими венами, которая эту трость держит,окно с сухим листом наверху образующей крест старой рамы без стекла. Этот лист похож на розу. А за рамой огромная Глава лампа на длинной верёвке ,которая давно не горит и куча какой- то старой разваленной мебели. Я иду точно во сне. Я то внимателен к каждой детали,то утрачиваю способность воспринимать что-либо. Моя голова слегка кружится от отсутствия завтрака, я плохо соображаю. Я несу всю эту чушь про акварель или не акварель сам не знаю зачем . Моему уму точно не хватает реального ,для него лично важного предмета для размышлений и он, бедный и заброшенный, в поисках пищи кидается на эти бедные картины внешнего мира и в какой -то момент , даже не знаю как так получается, они теряют собственное наполнение и начинают отражать только мои собственные переменчивые настроения,утрачивая всякую связь с реальностью.
Я вижу мир вокруг себя разваленным точно была война, но никакой войны не было. Я вижу людей старыми и голодными,собак горбатыми и косыми, но не знаю как и почему все эти картины преображаются во мне в настроение Анна.
Я вижу разбитое окно в доме,который стал настолько непригодным для жизни , что его покинули его обитатели,но в бедном листике ,бог знает почему нашедшем свой приют на раме этого окна, я отчётливо вижу розу. В сосульке я вижу драгоценное серебро, а в руках старика всю красоту и рельефность, на которую только способна человеческая кожа.
Я слышу голоса и они становятся для меня частью песни, которую я сочиняю в своей голове. Слова в этой песни не играют хоть сколько -нибудь важной роли, я не мог бы даже сказать, что вполне слышу их. Главную роль в этой песне играет тонкий и чуть хрипловатый голос Анны.
Она почти никогда не говорит,она скорее шепчет, мягко, еле слышно . Она и поет шепотом. Голос вплетается в этой шепот лишь изредка, он никогда в него не врывается. Совершенно невозможно определить в какой момент голос переходит в шепот,а шепот в голос. Когда я слушаю ее песни мне кажется,что я попадаю в настроение мягкого , бархатистого, совершенного мирного и спокойного созерцания мира.
В своих концертах она может петь о буре и грозе, о бедах и войне, но это всегда песня спокойного сердца, которому неведомо беспокойство и страх, отчаяние и крики о помощи.
Да, пока я иду по этой улице мне кажется,что это улица Леванди. Мне хочется,чтобы так оно и было, хотя я наверняка знаю, что мое эстетической головокружение бесконечно далеко от мудрого спокойствия ее сердца.
Моя улица это всегда моя улица,как и песня,которую я пою, это прежде всего моя песня. Но порой хочется думать иначе.
Пока мне совсем немногое известно об Анне. Я знаю, например, что она живёт с отцом и старшей сестрой в самом конце длинной и кривой улицы, которая, в сущности , мало чем отличается от той,по которой я сейчас иду. Дом их серый и старый, снаружи каменный, но внутри многое сделано из дерева,многое потерлось, многое обветшало. Я не знаю даже,из скольки комнат состоит их квартира,мне известно лишь, что большую часть времени семья проводит в гостинной- большой комнате с белыми занавесками и скрипучим деревянным полом посреди которой, чуть ближе к стене,впрочем, стоит огромный стол, служащий в качестве письменного или обеденного в зависимости от надобности. На стене, той, что рядом со столом, слегка покачиваясь от движений в комнате,висит табличка с надписью «Страх Божий не страх Бога» . Табличка это довольно большая, ее обрамляют узкие деревянные рейки, от пыли же и грязи текст защищен слоем стекла. Некоторым гостям эта надпись казалась пугающей, но находилось также немало и любопытных, которые были не прочь поговорить на эту тему, что всегда радовало отца Анны, склонного к проповедям.
- Думаю,что Страх Божий это не страх Бога,а страх перед тем, чтобы потерять самое важное- свою душу, свою чистоту,добродетель, Бога в своей душе. Человек истинно страшащийся Бога в этом смысле точно не боится ничего остального и в мире людей является воплощением бесстрашия. Нет,вы не подумайте,меня тоже долгое время смущали выражения «богобоязненный», «Страх Божий» и прочие тому подобные , они ассоциировались с теми, как бы сказать, негативными проявлениями страха перед кем-то, кто может принести тебе вред ,с которыми мы часто сталкиваемся в этом мире. Но этот страх не имеет с ним ничего общего «- решительно говорил этот крепкий старик , проводя широкой ладонью вдоль деревянного стола , -потому что Бог сам по себе величайшее благо и «страшно» именно уклонение от него. Бог это Истина. Истина это Бог. Уклониться от истины значит впасть в ложь, запутаться. Это то единственное,чего боится человек ,идущий духовным путем.
На другой стороне залы была и другая надпись,которую отец комментировал столь же охотно. Она гласила «Идущий путем Бога идёт путем ненасилия»
- Да, говорил старик, именно так он и показывает свое бесстрашие. Насилие и трусость плохо сочетаются. Не помню,кто сказал,но хорошо сказано « Можно вообразить вооруженного до зубов человека- труса в душе. Сторонник же ненасилия сознательно готов перенести любое страдание,причиняемого ему обидчиком,оно его не пугает. Иисус Христос показал нам пример такого поведения.
В своих комментариях старик часто переходил от одной надписи у другой. Дальше он продолжал примерно в следующем духе
- Впрочем , выражение « страх божий» имеет свой смысл и в прямом значении тоже. Бог очень могущественный повелитель и он не терпит, когда мы хоть на шаг отступаем от него. Он постоянно посылает нам трудности и препятствия чтобы закалить нас. Да, страх божий очень сильное выражение, которое пугает неподготовленные души. И в то же время это единственный страх, которым стоит бояться. Нужно бояться страхом Божиим и никак иначе.
Мне было интересно слушать проповеди старого Леванди. Также интересно было бы узнать, покоилось ли спокойствие Анны на таком же прочном фундаменте доводов или же они, эти отцовские доводы, легли в ее душу как нечто бессознательное, как грунт, поддерживающий воды озера. Или здесь было что-то другое.
Мне казалось, что Анна не склонна к жёстким каркасам из слов и суждений , но многое ли я знал… При любом раскладе на нее не могла не повлиять общая атмосфера строгости и аскетичность, царящая в доме. И в то же время это совсем не помешало ей вырасти такой нежной и мягкой, стать таким шепотом.
Я приглядывался и к старшей из сестер Леванди,Эмме. Она была другой. Она была шустрее ,ей было не занимать ясности ума,внимательности к деталям, сметливости и хозяйственности. Она казалась более холодной но , возможно, это было ничем иным как сосредоточенностью на деле.
Все трое были люди разных профессий. Каждый шел своим путем. Старик Леванди был историк . Эмма – медсестра, проходившая обучение на врача, Анна – певица. Возможно вечерами этот дом был наполнен интересными беседами, способными приковать к себе юное сердце. А может быть каждый был занят свои делом. Я не знал об этом ничего.
Юное сердце чаще приковывают беседы. Зрелое – дело. Юность чаще любопытна, чем сосредоточена. Зрелость чаще сосредоточенна, чем любопытна. Лет пять – семь назад мне неприметно захотелось бы услышать этих людей беседуюшими друг с другом. Сейчас мне было бы гораздо важнее узнать,как они живут друг с другом. Стать вдруг невидимкой и пожить здесь дней так хотя бы пять. Это то,что мне было бы интересно увидеть сейчас. Связи. Личные . Родственные.
У меня пока нет возможности увидеть все это.
Мне известны некоторые взгляды отца на религию. Но я не знаю, как он преподает ,как он обращается с учениками, как читает ,как лежит , как спит , как умывается. Мне известно отношение Эммы к работе ,о ней говорят как об ответственном человеке большого ума . О каждом я знаю какой-то кусочек , наиболее яркий и характерный, не более того. Все вместе – лоскутное одеяльце без претензий на общий рисунок.
Голос моей мамы звучит в моей голове – «когда не знаешь людей можно выдумывать о них все что угодно» . Но что делать? Всякая влюбленность начинается именно так:неизвестность, перемешанная с восхищением , мечтательность, загадка, надежда. Меняется взгляд на окружающие предметы, мир становится то слишком четким, то акварельным. Может так и нужно.
Весь текст на
https://author.today/work/215444/edit/content
