Начало здесь:
Тело Татьяны долго не отдавали. Мать, Ленка, днями просиживала у крыльца милиции, вечерами выслушивала соболезнования. Со слезами, по всем баракам, собирала деньги на похороны дочери, а утром уже валялась в канаве. Правда, почти все деньги остались целы: их забирали у неё предусмотрительные соседи. Из деревни приехала какая-то родственница и занялась похоронами.
В милиции пообещали, что к пятнице обязательно оформят все необходимые документы и выдадут тело Татьяны.
В четверг, рано утром, за Галей приехал чёрный воронок.
Настя открыла дверь, увидела двоих милиционеров и схватилась за косяк. Показалось, что под ногами ходит ходуном дощатый пол.
Нет! Неужели никогда не оставит её проклятый лагерь? Настя до боли прикусила нижнюю губу. Молчать, молчать! Только бы не зайтись в крике, не кинуться с кулаками на мужиков в форме.
- Надолго я к вам? – дрожащим голосом спросила Галина. – Мне на работу скоро.
- Как получится, - буркнул, не глядя на неё, милиционер.
Провожая дочь до машины (благо милиционеры не возражали, понимая, что никуда не деться от них перепуганной девчонке) Настя успела шепнуть:
- Ничего не бойся, ты не виновата ни в чём. Говори только правду. Только правду.
Галя вытерла слёзы и удивлённо взглянула на мать, мол, а что же ещё? Бедная, наивная, доверчивая и чистая девочка! Настя знала, что Галя не виновата в смерти подруги. И деньги она, конечно, не брала. Какая выручка?
Галина сдачу домой всю до копейки приносила, и если хотела что-то купить, обязательно спрашивала у матери разрешения. Но Настя хорошо помнила, как легко можно заставить человека наговаривать на себя. Запутать, запугать, заморочить голову словами и угрозами.
Её дочь и врать-то не умеет, выросла на пионерских и комсомольских лозунгах, на святой непоколебимой вере в лучшее будущее. Пусть говорит правду, и чувствовать будет себя увереннее, и сложнее будет следователю внушить Галине чувство вины.
В том, что именно для этого её и забрали утром, Настя не сомневалась. У неё было время и возможность изучить систему. Увезли утром, чтобы все соседи, каждый прохожий видели и знали: Галю Титову на воронке забрали. Теперь, дай Бог, чтобы отпустили к вечеру, не оставили ночевать в КПЗ. Не придумали ей вины, которой нет.
Маша прибежала к обеду. Взволнованная, испуганная.
- Где она?
- Ещё там. Ты иди домой, к детям, всё равно помочь не можешь ничем. А я у милиции сидеть буду. Ждать.
- Я тоже, - решила Маша. – Какое домой, я еле сдержалась, чтобы с работы не сбежать.
- Мария, не глупи, - строго сказала Марфа. – Мы с Настёной понятно, а тебе нечего специально власти на глаза вылезать. Иди, что изменится, я Никанора к тебе пошлю с известием.
Галю отпустили поздно вечером. Утром на высокое милицейское крыльцо поднялась юная, искренне верящая в добро и справедливость девушка. Спустилась вечером по ступеням её бледная, с глубоко запавшими усталыми глазами, тень.
Марфа крепко сжала Настину руку.
Шепнула:
- Отпустили – уже хорошо.
Домой шли молча. Галя дрожала и тихо плакала, Настя обнимала её за плечи, Марфа беззвучно шептала молитву.
Дома Галина отогрелась, попила чаю и начала рассказывать.
Не зря Настя боялась давления: следователь сразу, сходу, спросил девушку, за что она отравила подругу. За день Галю допрашивали несколько раз. Вопросы задавали самые разные, даже, как водится, поиграли с ней в хорошего и плохого милиционера. Хороший Галю жалел, понимал, что в жизни бывают разные обстоятельства. Уговаривал признаться самой и снять с души тяжёлое бремя.
Плохой пугал, на пальцах считал срок – при этом пальцев на руках ему не хватало, и рассказывал про ужасы зоны. Давил, настаивал, заставляя вспомнить, как она украла выручку.
Галя, помня совет Насти, говорила только правду. Даже когда хороший стал выяснять про Танину личную жизнь, Галя ничего не утаила. Хоть и знала, что Татьяна с Юрой скрывали свои отношения, но всё рассказала как есть. И что встречались несколько месяцев, и что любила Татьяна Юру, и что в ларёк он тоже иногда заходил. Да, нарушала подруга инструкцию, пуская посторонних к материальным ценностям. Но ведь они ей не чужие люди, и не нужны Гале с Юрой эти ценности.
- Следователь сказал завтра к пяти приходить, - вздохнула Галя.
- Затаскают девку, - тихо заметила Марфа. И добавила громче. – Сказал – значит придёшь. Не плачь, милиция во всём разберётся.
Настя и Маша переглянулись. Ни они, ни Марфа не верили в милицию, но не говорить же об этом доверчивой, как ребёнок, Галине!
Народу на похороны собралось много. Рыдала у гроба трезвая ещё Ленка, раскладывала по плошкам тёплую кутью приезжая родственница. Люди тихо переговаривались, жалели Татьяну и её мать.
- Смотри, смотри, кто пришёл, - услышала Настя за спиной торопливый шёпот. – Это же та девушка, которую в убийстве обвиняют! Говорят, из-за денег она Танюшу отравила.
- Чего тогда её выпустили? – заволновался другой голос.
Настя резко оглянулась. Прямо, не мигая, посмотрела в глаза немолодой кумушке в застиранном старом платке. Та смутилась, опустила голову и скрылась в толпе.
Подошла Маша, взяла Галю под руку, как бы невзначай прижала к себе. Так и пошли к гробу, прощаться: Настя и Маша с двух сторон от плачущей Галины, Марфа сзади.
Ленка подняла голову, поправила сбившийся на бок чёрный платок:
- Пришлаааа, - неожиданно громко протянула она. Опёрлась рукой о гроб, встала в полный рост. – Пришла, убийца? На Танечку мою несчастную пришла посмотреть? На, смотри! Смотри, говорю, что ты лицо закрыла?
- Замолчи, пьянь подзаборная! – не выдержала Маша. – Ты кто такая, чтобы её обвинять?
Народ вокруг заволновался.
- Нехорошо так с матерью, ох, нехорошо, - сказала незнакомая старуха.
- Не пускайте её к гробу, - визгливо заметила другая.
- Я сейчас тебя не пущу, - угрожающе пообещала Маша. – Как вы смеете невинного человека обвинять? Кто здесь умнее милиции? Ты? Или ты? А может быть ты?
- В самом деле, уймитесь, бабы, - из толпы выступил мужчина. – Милиция разберётся. Раз не посадили, значит не за что.
- Я без милиции знаю! Я её насквозь вижу! Подруга она моей Танечки! Танюшка-то ей верила, а она вон, деньги украла и на мою доченьку спихнула. Из-за неё Таня отравилась!
- Может она ей и подсыпала? Кто по доброй воле станет крысиный яд пить? – прокричала приезжая Ленкина родственница.
Галина тряслась и дрожала. Их маленькую компанию обступили со всех сторон, Ленка с руганью выковыривала из земли камень.
Первой среагировала Маша. Она быстро встала так, что Галя оказалась между ними тремя. Теперь, если начнут бросать камни, хотя бы дочку не заденут. Только не справиться им троим с разъяренной толпой. И Никанора рядом нет, не пошёл он на похороны, живой хочет Татьяну запомнить. Остался дома, залил горе привычным мужицким способом. Плачет сейчас, наверное, парень, хоронит свои мечты и надежды. Всё-таки надеялся, что когда-нибудь обратит на него внимания Татьяна.
- Люди добрые, - раненой волчицей заголосила Ленка. – Да за что же мне, несчастной, наказание? Убийца на свободе ходит, посмеяться пришла над моей доченькой.
Марфа сделала шаг вперёд, вытянула к Ленке руки:
- Одумайся! Горе закрыло твои глаза! И без того наказана ты сверх меры, хочешь ещё и душу погубить?
Марфа говорила громко, зычно. Словно в колокол звонила. Люди вокруг притихли, все взгляда сконцентрировались на ней.
- Люди, вы же люди! Дикие звери детёнышей берегут, своих и чужих охраняют, а вы по навету, без разбора, готовы невинную девочку растерзать. Вам мало грехов содеянных? Хотите ещё в копилку вражью добавить?
- Её на воронке вчера увозили, всяко не просто так, - заметил из толпы женский голос.
- У нас власть есть, милиция есть, найдут виновного, - ответила Маша.
– Лена разум потеряла. Не вам девочку судить. Сами Высшего Суда побойтесь, - сказала Марфа.
Она взяла Галину за руку и повела сквозь толпу. Сзади поспешили Настя и Маша. Марфа шла уверенно, не оглядывалась и не смотрела по сторонам. Словно чувствуя её внутреннюю силу, люди молча расступились.
После похорон начались Галинины беды. На работе коллектив разделился на два лагеря: тех, кто верил в её невиновность и тех, кто не верил.
- Мама, я уволюсь! – рыдала по вечерам дочь. – Буду дома сидеть, на улицу не выйду.
- Галя, успокойся, скоро вся слезами изойдёшь, - уговаривала её Настя.
- Нельзя, деточка, увольняться, никак нельзя, - качала головой Марфа. – Если ты спрячешься, люди сразу решат – виновата. Лишний раз, конечно, из дома не выходи, но на работу иди, надо.
- Меня заведующая хочет с завтрашнего дня на раздачу поставить. И так тётя Лена ходит вокруг столовой, кричит, что здесь убийца работает. А на раздаче меня совсем замучают.
Раздача это плохо, опасно. Та же Ленка может напиться и выплеснуть в лицо Галине тарелку с горячим борщом.
Настя пошла советоваться с Машей.
- Самим надо с ней поговорить, - решила Маша. – Пошли к заведующей.
- Я одна схожу.
- Ещё чего! Я тебя одну не отпущу. На Ленку можешь нарваться, да и заведующая ещё не известно, что за фифа, вдруг она дypa принципиальная.
В столовой они спросили, где кабинет руководителя и сразу отправились туда. Маша подозревала не зря – заведующая оказалась очень принципиальной.
Высокая, дородная, белый халат туго обтягивал фигуру, всю из многочисленных складок. Заведующая встала из-за стола и почти нависла над Настей.
- Если ей нечего бояться, то и говорить не о чём, - заявила она. – На раздаче такое же рабочее место, как любое другое.
- Она не виновата, но пока идёт следствие, каждому не докажешь, - убеждала заведующую Настя. – Люди разные, кто-то молча будет подозревать, а кто-то начнёт девочку мучить. Пожалуйста, не ставьте Галю туда, пусть пока в цехе поработает.
- В цехе без неё найдётся кому работать, - ответила заведующая.
- У вас дети есть? – сказала Маша. – Если бы эта ваша дочь была, тоже бы не пожалели девчонку?
Лицо заведующей пошло красными пятнами.
- Вы мою дочь не трогайте, - закричала она. – Ваша Галя, если людей боится, пусть увольняется, я никого не держу.
- Или Галя работает в цехе, или я завтра у тебя в столовой в супе таракана найду, - тихо пообещала Маша. – Вызову сюда санэпидемстанцию для начала. А потом, чтобы тебе, стерве толстожопой, жизнь мёдом не казалась, *ОБХСС. У меня там знакомый есть, я за тебя похлопочу.
Заведующая побледнела, посерела лицом и медленно опустилась на стул.
- Вы мне угрожаете? – прошептала она.
- Я тебя предупреждаю, - ответила Маша.
Кивнула Насте и пошла к выходу.
На улице Маша объяснила, что знакомых в ОБХСС у неё нет, но это неважно, главное, что заведующая достаточно испугалась и отстанет от Гали.
Ленка сидела на лавке, напротив входа в столовую. Увидела их, встала и пошла на встречу. Надо же, трезвая.
Маша, и без того злая, остановилась и поддёрнула вверх рукава кофты, вызывающе упёрла руки в бока.
- Вот только скажи что-нибудь, - предупредила она Ленку. – Пришибу на месте и язык твой поганый с корнем вырву.
Та пошла медленнее, потом, видимо передумала устраивать скандал и свернула за угол.
*ОБХСС – отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией. Боялись все, сроки давали очень большие. Особенно доставалось торговле. Не дай Бог выручка будет больше или меньше – срок обеспечен, ничего не спасёт.
Продолжение здесь: