Автор ввиду своего функционала не часто оказывается в «гуще событий», а именно среди посетителей нашего музей, но, совершая время от времени профилактические налеты и тренировочные пробежки по вверенной территории со словами «Ах, Герцогиня! Герцогиня! Бедные мои лапки! Бедные мои усики! Она же велит меня казнить! Как пить дать, велит!», нередко наблюдает в музейных залах людей, пришедших, несомненно, не только прикоснуться к прекрасному. Но, как нам кажется издалека, их все-таки влечёт в музей возможность тишины, уединения и размышления. Честно говоря, это любимая категория посетителей автора. Автор всеми фибрами своей необеспыленной души ощущает, что эти люди — его братья, ибо, как грезится автору, — и этим гражданам, одиноко и отрешенно стоящим у окна, великая русская литература и другие великие литературы, которые нас воспитывали как могли, не жалея ни розг, ни шпицрутенов, ни обычных хирургических инструментов для нашего блага, привили странную и непопулярную нынче привычку к размышлениям в уединении. Это когда в саду и в соломенной шляпе ты сидишь на старых качелях с томиком Гейне, или гуляешь по граниту рапакиви, волосы назад, и в целом мире есть, например ты и, например Монтень. Или, как в нашем случае, — в тиши музейных залов, когда только вечность и скрип паркета.
Поэтому хотели бы мы, друзья, пролить хотя бы тридцать-пятьдесят граммов светлых слез, слушая льющиеся из всех радиочайников и иных каналов информации, исполненные горечью слова о «последнем воскресенье лета», но нет. И так пытались заплакать и сяк забиться в локальной истерике — не получается. Не льются слёзы, не душит чёрная тоска. Беспокоит скорее иное — уже забрезжила чеширская улыбка пенсионного фонда, и не за горами радостная, волнующая встреча со своими накоплениями, а чего-то ничего не сделано. Не придумано, не съезжено, не совершено, не исполнено. И что уж тут (ха-ха три раза) думать о последнем воскресенье очередного лета, ежели, собственно, как-то все так неожиданно складывается, что глобально пора бы и поторопиться не торопиться.
Возможно, что пора перестать бежать в два раза быстрее, чтобы просто оставаться на месте, возможно, настала пора поразмышлять в уединении. И когда в очередной раз руководство сурово сдвинет брови и спросит, а вообще, коллеги, придумали вы причины для посещения музея, то у нас и ответ готов — да, тут и придумывать нечего, ибо музей, пожалуй, это единственное место сегодня, где у каждого есть возможность подумать и поразмышлять в тишине и уединении, находясь в состоянии блаженной атемпоральности. Лично мы так и поступаем: бродим по залам родного музея в закрытые для посетителей дни и славим Великую Тишину, Пространство и Умиротворение! Время от времени. С оглядкой на поставленные срочнейшие задачи, конечно.
Так что, милости просим, в наши просторы — присоединяйтесь.
P. S. Автор трусливо (сколько можно-то на работу ходить) хотел поразмышлять в тишине на даче, но дача — это теперь такое опасное место, там все время приходится что-то делать, чтобы выжить и считаться достойным членом общины. Иначе соседи надменно поднимают брови и выражают недоумение отсутствием у тебя урожая репы, громко хлопая калиткой и поджимая губы в черничной крови. Поэтому автор немного поковырялся в глине и сбежал в город, доживать-дожёвывать своё лето в квартире и свои беспокойные думы под боком у «Геракла, укрощающего критского быка».