Александр Казанцев — из тех людей, о которых говорят «человек-эпоха». Одни читатели его боготворят, другие на дух не переносят, третьи относятся к его творчеству с взвешенным спокойствием. Но никто не станет спорить с тем, что Казанцев фактически стал олицетворением целой эпохи в отечественной фантастике. Уверен, многие читатели уже потянулись к клавиатуре, напомнить мне про Ефремова и других основоположников советской фантастики — не волнуйтесь, я с вами полностью согласен. Просто лично мне кажется, что как минимум в некоторые периоды флагманом «официальной», так сказать, фантастики, становился именно Казанцев.
Можно по-разному воспринимать литературное наследие Казанцева, вплоть до диаметрально противоположных точек зрения, расположенных в самых крайних положениях шкалы восприятия: от «гениального фантаста» до «квинтэссенции советского фантастического трэша». На мой взгляд, истина (как обычно) лежит где-то между этими крайностями, но одно несомненно: глупо рассматривать произведения Александра Петровича в отрыве от его мировоззрения и эпохи, в которую он жил. К чести сказать, даже когда СССР из реальной страны превратился в главу исторического справочника, Александр Петрович своим взглядам не изменил (как это сделали многие в те годы, шустро перекрасившиеся и приспособившиеся к новым условиям). Вне зависимости от моего отношения к этим взглядам, такая честность заслуживает уважения.
Роман «Сильнее времени», впервые опубликованный в 1973 году (подумать только, почти мой ровесник!) - очень характерная, можно сказать, «программная» книга Казанцева. В ней есть все классические элементы, которые автор использовал всю свою жизнь (между прочим, литературная карьера Александра Петровича охватывает почти шестьдесят лет!): утопическое коммунистическое общество будущего, освоение космического пространства и перестройка Земли, разнообразные научно-футуристические прогнозы. Казанцев включил в состав романа более раннюю повесть «Вилена» (1965), и, отталкиваясь от ее персонажей и сюжета, выстроил целый огромный мир, растянувшийся на несколько звездных систем и десятки лет.
Опять-таки, когда смотришь на любимые научно-фантастические допущения Казанцева, которые, можно сказать, «красной нитью» идут у него сквозь многие произведения, надо помнить, что в то время многие из них (палеоконтакт, «генетическая память») еще не лишились статуса научных гипотез, перекочевав в сомнительный мир таблоидов, а иные, хотя и кажутся лично мне крайне сомнительными (например, идея об обязательной «гуманоидности» разумных форм жизни), до сих пор имеют приверженцев среди респектабельных ученых.
Надо сказать, что при всех консервативных чертах, роман не лишен и определенного новаторства. Разбитый на несколько линий сюжет, например, характерный куда больше для фантастики «новой волны», чем для строго линейных историй времен «золотой эпохи» советской НФ. Особенно хочу отметить очень яркую и интересную «бионическую цивилизацию» Релы. Казанцеву удалось создать по-настоящему оригинальную и захватывающую концепцию, куда более интересную, на мой взгляд, чем карикатурные «протостарцы» из другой части романа. Хотя и в отношении «протезной цивилизации» Казанцев очень точно подметил некоторые моменты, обычно упускаемые из виду другими авторами, например, необходимость время от времени «чистить память» бессмертных разумных существ.
Если же немного поиронизировать, то можно сказать пару слов об именах. Эоэлла, «перекочевавшая» в роман из «Планеты бурь» очень многим знакома по не менее знаменитой книге совсех других авторов — она упоминается в пародийной главе повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу», высмеивающей клише и штампы научной фантастики. А голландский ученый Питер тен-Кате носит реального человека, коллеги Казанцева в другой, не совсем литературной области действия. Дело в том, что Александр Казанцев был не только писателем, но и довольно известным шахматным композитором, то есть составителем шахматных задач и этюдов — как и настоящий Питер тен-Кате, один из самых известных шахматных композиторов двадцатого века. Для меня совершенно ясно, что его появление в книге — своего рода рукопожатие коллеги через страницы книги.
Лично для меня проза Казанцева стала частью ворот в мир фанатстики — отрывки из романа «Сильнее времени», опубликованные в «Искателе», прочитанные еще в детстве, запали мне в душу на долгие десятилетия (не будем забывать и великолепные иллюстрации Юрия Макарова, часто работавшего над книгами Казанцева). Поэтому, возможно, я несколько пристрастен, и все же останусь при своем убеждении, что для полного понимания, что такое советская фантастика без чтения книг Александра Петровича обойтись невозможно.