Первая экспедиция была многолюдна, но неудачна. Это было лето 2012 года, конец июля. Стояла жара. На полях трава по пояс и тучи слепней и мошек. Леса недоступны из-за слишком развитого подлеска и многолетних буреломов. Разработанный в Москве по картам маршрут был пройден всего за два дня — и.… ничего интересного. Уезжать не хотелось никому, ведь все рассчитывали, что мы пробудем в этих чудесных мостах никак не меньше недели.
«Поверьте, друзья, — убеждала я, — это редчайший случай, когда мы можем просто радоваться красотам природы, просто жить... Ведь обычно как? Работаем в экспедициях прям до изнеможения — ни искупаться, ни погреться на солнышке... Ну так что?! Используем лето?»
И оба экипажа двух внедорожников решили найти подходящее для купания место на ближайшем водоеме. Исколесив практически весь район по его рекам, мы уже под вечер подъезжали по грейдеру к большому красивому селу. Оно, со своей стройной церковью, уже открывалось за поворотом, как вдруг я заметила черную «Волгу», свернувшую перед нами на дорожку через поле к перелеску.
«Это рыбаки! Сворачивай! — потребовала я. — Здесь река близко к полю и не в кустах, может, и искупнуться местечко найдется».
Два экспедиционных внедорожника, покряхтывая силовыми пружинами, повернули за «Волгой», но на почтительном от нее расстоянии. Проселок был не особо накатанный, но достаточно ровный, без типичного для полевых дорог ощущения езды по рубелю. Это могло означать лишь одно: к речке этой ездят — и часто...
Ныряли в самый омут. Настолько хрустальная и чистая была вода в реке, что на дне каждую песчинку рассмотреть можно было. И чувствовалось, как живая речная вода снимает усталость, возвращает здоровье, бодрость, молодость. Пустили искупнуться и нашего ретривера Лорку. Он за весь день почти сварился в своей пушистой шубке. Гога предложил не искать другого места для лагеря. На небольшой полянке среди берез начали ставить палатки.
Приготовили макароны с тушенкой на костерке и, оставив его дотлевать, расползлись по спальникам. Спалось в этих местах достаточно спокойно. Утром только Артем за кофе рассказал:
— Сон красивый видел, как будто ратники славянские собираются. Сражение вроде. Но как в тумане все — не было четкости в этом сне. Река тут по-другому была расположена, а вон там, вдалеке за поворотом дороги, где такая возвышенность округлая приметная, там город древний был.
— Так мы ж там и копать пытались, — напомнил Гога, — ясно, что городище. Только из находок одни сгнившие фрагменты железок, не определишь, что это было... Просто ясно, что древнее нечто.
— Тут перекопано все до нас, думаю, — заметил Серега.
Днем купались, осматривали, правда безрезультатно, окрестные поля. Становилось скучновато. И тут Артем заметил:
— А это что у реки?
— Холм заросший, — я давно заметила два словно бы смотрящих друг на друга горба высотой, наверное, метра два с половиной.
— Не, ребята, — направился к холму Гога, — это, похоже, курган.
Все повернулись ко мне. Гога скомандовал:
— Смотри, что там!
— Может, не надо? — попробовала упереться я.
— Шар доставай и смотри, — наседали мужики.
Делать нечего, пришлось доставать свой магический шар — лучший подсказчик в спорных ситуациях, когда сложно полагаться исключительно на внутреннее зрение.
— Если вы хотите это вскопать, — обратилась я к ребятам, — то это бессмысленно! Внутри только угли от костра да недогоревшая шкура. По-моему, кто-то палую корову сжег и песком засыпал...
Солнце припекало, и кровососущие немало досаждали ребятам, поэтому они с трудом раскопали сверху на метр-полтора узкий шурф, сунули туда металлоискатель — тишина. Закурили, расселись вокруг дыры, рассуждая, стоит ли продолжать. Как водится, поспорили. Но тут зазвонил у Гоги телефон. Он говорил долго, потом дал отбой и мрачно объявил, что обстоятельства требуют немедленного возвращения домой.
...Прошло 2 года. И на майские решили мы снова проведать край дивных закатов. И все было хорошо... Красиво, свежо, комары еще не появились. Днем жара, зато ночью в лесу настолько студено, кажется, что холоднее даже, чем зимой! Я взяла в эту экспедицию складной этюдник, несколько листов плотного картона, холст и краски.
Честно говоря, давно хотелось написать эти завораживающие леса и поли с прозрачными березовыми перелесками, эти закаты, передать эти удивительные ощущения от жизни в настолько благополучных и здоровых краях.
Прошло несколько дней. Я писала от рассвета до заката. Гога наматывал круги с металлоискателем. А потом, уже когда стали поговаривать об отъезде, что- то привело нас туда —на берег реки Устье, к курганам. Я сказала:
— Помнишь, хотели этот холм раскопать? Можно сделать это сейчас.
— Давай! — пожал плечами Гога.
Сменяясь, мы работали около 4 часов. Пока не дошли до полосы слежавшихся черных углей... Наконец Гога пробормотал:
— Ага. Как ты и говорила. Только это не сожженная больная корова, а славянское захоронение X века.
Мы спокойно отправились на свою стоянку, переночевали, как обычно, в лютом холоде, но без приключений и наутро отправились домой, сетуя на отсутствие интересных находок и обсуждая полученный новый опыт.
По возвращении домой поначалу было все благополучно. Разве только в моем доме один за другим поломались бытовые приборы. Затем мне отказали в выплате достаточно значительной заработанной суммы. Потом наметилась тенденция к разрушению всех планов, замыслов и дел... Через неделю мы настолько уже привыкли прямо с утра получать плохие новости, что ничему не удивлялись.
Средства таяли, и никакие новые ресурсы не открывались. Наоборот, партнеры отказывались продолжать совместные проекты, клиенты отменяли заказы, ничего не продавалось...
Прежде обычно, бывало, так: от неприятностей удавалось скрыться в экспедициях. И снова я вспомнила о крае дивных закатов. Поехали...
На привале, ставя передо мной дымящуюся кружку с чаем, Гога спросил:
— Ты замечала, что при подъезде сюда машина глохла несколько раз и дергалась?
— А тебе не кажется... — я отхлебнула чая, — что слишком много несчастий на нас обрушилось в последнее время? Знаешь, я не говорила тебе об этом, но я почти каждую ночь вижу ту страшную черную дыру, ведущую в курган.
— Может, надо закопать ее? — предположил Гога.
— Не всё так просто. Кажется, мы тронули не просто прах древних славянских воинов, но и.… духов кончины. А тут все гораздо серьезнее. Просто закопать они не дадут. Тут нужен ритуал. А я его не знаю.
Холодало. Пес спал, свернувшись калачиком и спрятав нос под свой роскошный хвост-перо. И мы тоже, не закончив разговор, отправились спать. Как все люди — в надежде на лучшее. Утром после скорого завтрака заторопились выехать. Надо же посмотреть, как будет вести себя машина. Все-таки мы почти в 300 километрах от дома.
«Такое ощущение, что движок греется, — заметил Гога, пока я выруливала на проселок.
— Ну сегодня медленно еще поездим, а вечером пораньше вернёмся в лагерь, и я попробую посмотреть, неужели радиатор потёк?»
Внедорожник едва дотянул до ближайших полей и показал перегрев. Гога матюгнулся, полез смотреть. Нашел причину, начал искать в Интернете ближайший магазин, где можно было бы купить необходимые запчасти. Позвонил и услышал ответ, что, наверное, из города можно и в поля подвезти, но доставка займет неделю. На такой срок мы зависать не планировали, поэтому от попыток починиться в полях отказались.
Загнали машину в тень, отправились бродить... Становилось понятно, что неприятности только начинаются. Машинально наматывали круги по полям, искупали в речке собаку, спасая от жары, думали, выдвигали решения, но в целом состояние было обреченное. На закате Гога сказал:
«Хватит, поехали, попробую еще в лагере под машиной полежать, поковыряться...»
Спустилась ночь. Пес спал у моих ног, только для вида слегка шевелил ушами, когда из леса слышался очередной треск. Очевидно, поблизости бродил кабан. Я молчала. Лес притих. Сквозь просветы в кронах елей проглядывали кроткие звездочки. Они тихонько мигали, словно желая подарить надежду...
— Надежды нет, — ответил моим мыслям Гога. — Завтра с утра снимаемся. Попробуем ехать. Но до дома нам самостоятельно недотянуть.
— Думаешь? — я знала, он прав.
Наутро, кое-как побросав амуницию в багажник, в отвратительнейшем состоянии духа тронулись мы в обратный путь. Эффект превзошел все наши ожидания: внедорожник начал перегреваться уже через 3 километра. Одновременно и солнышко начинало припекать, что для черной машины весьма чувствительно. И вот уже мы едва дотянули до одинокой старой березы, стоящей прямо у дороги и дающей хоть немного тени.
— До Москвы мы так ехать будем недели две, — вздохнул Гога. — А то и вовсе не доедем, поскольку движок на таких температурах очень быстро сдохнет.
— Знаешь, у меня есть догадка: это курганы, и они не выпустят нас просто так, — я поежилась.
— Я тоже думал об этом. Зря, мы их побеспокоили.
Еще одна остановка была у заброшенного карьера. Там удалось впихнуть машину в глубокую тень, и кажется, что она остыла быстрее. Увы, но теплая летняя погода была отнюдь не на нашей стороне, обеспечивая дополнительный разогрев двигателю и машине в целом.
Здесь собирательство ракушек, осколков белемнитов и цветных стеклышек настолько нас увлекло, что передышка бедному нашему внедорожнику вышла достойная — после нее мы на скорости влетели в небольшой ближайший городок. И там, под стенами древнего величественного монастыря, мне в голову пришла спасительная идея:
— Поедем на эвакуаторе! Раз уж нас нельзя тащить на тросе из-за автомата, значит, поедем красиво.
— На эвакуаторе? — иронически вздернул бровь Гога. — Ты хоть представляешь, кто за это возьмется и сколько это будет стоить?!
— Да не дороже денег! — отмахнулась я. — Я знаю, у кого можно занять. Или у тебя есть другие предложения? Нет? Ну так звони!
Минут через 40 мы увидели изрядно потрепанного жизнью, несколько кособокого дядьку, который, впрочем, на данный момент являлся нашим спасителем. Погрузились. Мы с Лоркой решили ехать в салоне внедорожника на заднем сиденье.
Эвакуатор плавно тронулся. Двигался он громко, издавая скрежет, рычание и еще много разнообразных и не всегда понятных мне звуков. Пес поначалу испугался, но постепенно начал задремывать, уютно устроившись на моих руках. Вскорости и мне представилась машина большой удобной люлькой. И подумалось:
«Вот бывает же, что посреди беды, когда страшно и непонятно, удастся ли вы-карабкаться из весьма затруднительных обстоятельств, вдруг приходит ощущение покоя и счастья. Счастья в нескольких часах, счастья от того, что это случилось в твоей жизни и непременно станет одним из дорогих воспоминаний, стоп-кадров интересных и приятных моментов жизни. А раз такое ощущение — значит, может, и нет настоящей беды, может, просто поворот судьбы, распутье и уже сделан выбор на успех?»
Я думала об этом, грезила новыми экспедициями, пригревшись под пушистым живым одеяльцем. Я уложила дремлющего Лорочку прямо на себя, хорошенько растянула, расправила, чтобы было мне тепло, и собака не сопротивлялась. Так мы и ехали — 5 или 6 часов.
Шло время. Каждый день я просыпалась с ощущением, что спираль бед раскручивается, а плеть судьбы набирает размах: мелкие неприятности сменялись крупными проблемами во всех сферах моей деятельности. У Гоги было еще хлеще: его даже здоровье начало подводить.
А внедорожник все не желал чиниться. За месяц подвижка была одна — пришли заказанные детали, но выяснилось, что своими силами не обойтись, пришлось загонять машину в сервис, где назвали достаточно чувствительную сумму, да и очередь на ремонт подходила только недели через две.
Финансы не просто пели романсы, они банально кончились. Это, конечно, знакомо каждому авантюристу и исследователю, когда просто нет денег и ты сидишь и плачешь — ну, не плачешь, а бешено, активно всеми способами пытаешься выдернуть себя за шкирку из этого болота, но лишь глубже в него проваливаешься...
Много, очень много историй слышала я и от археологов, и от черных копателей, и от разных путешественников и исследователей о мести курганов. Практически все они были о страшных несчастьях и болезнях, обрушившихся на тех, кто посмел встревожить покой ушедших из жизни.
Но я не особо в это верила, потому что знаю не меньше историй, когда люди состояния наживали на продаже курганной добычи. Более того, эти счастливчики до сих пор живы, здравствуют и считаются вполне уважаемыми гражданами.
Однажды Гога пригласил в кафе меня и своего давнего друга. Просто развеяться, поболтать — тот живо интересуется темами исследований, иногда пытается помогать. Правда, не очень-то у него это получается, почему и прозвали его за глаза «бесполезный человек». Разговорились. Я начала рассказывать про наши приключения. Гога добавил красок.
«Бесполезный человек» вдумчиво слушал, потом сказал:
— Я вот свои находки вожу к одной знающей. Она православная, и потому крестики мне запрещает брать. Крестики ж чаще всего с ушедших из жизни или ушедших из жизни не по своей воле. Энергетику опасную несут. Да и монетки она все проверяет и говорит мне, можно оставить или нет. Так вот, если хотите, я ей расскажу вашу историю и посоветуюсь, что тут сделать можно...
— Расскажи, почему ж нет, — согласились мы. — Только не называй места и имен.
— Само собой! — заверил нас «бесполезный человек». — Ну так в ближайшие дни я к ней съезжу и все узнаю. Позвоню тогда. Через несколько дней он поведал нам следующее:
— Знающая за голову схватилась. Она говорит, что так и бывает: сначала ломается техника, потом люди лишаются средств к существованию, а потом начинаются болезни и за ними приходит уход из жизни...
— И что же нам делать? — не на шутку испугались мы.
— Она не знает, — развел руками «бесполезный человек».
Гога повернулся ко мне:
— Ну поскольку я уже не блестяще себя чувствую, то придется тебе снова поработать и ясновидящей, и ведьмой. Думай, что можно сделать, иначе мы пропали!
С этой минуты моя жизнь превратилась в поиск решения. Меня больше не радовало лето. Не волновало отсутствие денег. Я еле наскребала на еду Лорке. Не пугала вероятность грозящей кончины. Я рылась в книгах безостановочно.
Во всех, которые несли хоть какие-то мистические сведения. Я проводила ритуалы связи с курганом. Почти каждую ночь, когда сознание в момент засыпания или пробуждения тела находится в бета-состоянии, а душа может почувствовать себя свободной, я летала над курганом.
Я видела грозную дыру, уводящую в потустороннюю тьму. И я ощущала черный вихрь, который вырывается оттуда и дотягивается своими щупальцами до нас, желая уничтожить. Совместно с Гогой мы провели ритуал, окружив курган огненным кругом и запечатав пылающим крестом.
Может быть, помогло немного, потому что постепенно стали приходить деньги, появлялась надежда на восстановление машины хотя возиться с ней мастерам надо было еще долго. Противостояли нам черные духи и трое воинов, что погребены в том кургане. Их немного сдерживали созданное нами огненное кольцо и пылающий крест.
Но они все ещё ждали. Ждали именно меня. И от моего решения, и от моего знания зависел исход. Я скоро поняла, что должна к ним прийти. Я знала, что, прежде чем покинуть сияющий радостный мир и спуститься в черное жерло кургана, я должна попрощаться с жизнью- и со всем, что я люблю в ней.
Я должна стать полностью свободной от все страхов, надежд и привязанностей земных. Ибо спускаться должен то- кто уже как бы ушёл из жизни — по собственном желанию. Но мне нужно было найти ритуал, чтобы умилостивить духов, чтобы с ними говорить. Ни одна магическая книга не дала мне ответа. Может, я не там искала? Может, мне не открывалось...
Но только однажды я вспомнила сцену из «Одиссеи», когда царь-скиталец вызывает душ ушедших и мрачных духов Аида, чтобы узнать, что ждет его, сможет ли он вернуться на родную Итаку. Я нашла на полке книгу и перечитала эту главу. И вдруг мне стало ясно: тут нет метафоры, нет поэтического вымысла, все описано именно так, как оно было. И, наверное, можно попробовать это повторить.
Уж лето на исходе — дело к концу августа. И наконец-то опустошивший наши карманы ремонт внедорожника закончился. Заняли денег на поездку. Посмотрели погоду — по-прежнему одни грозы и ураганы в прогнозе. Плюнули на все и выехали ранним утром. Важно было добраться до моста и провести ритуал до 7 часов вечера, потому что позднее мрачные духи кончины и души усопших становятся гораздо сильнее, чем днем.
На выезде из Первопрестольной я напряженно читала обереги. Потом посмотрела и поняла: можно расслабиться, мы точно доедем. Увидела и обратный путь, маячили в будущем еще какие-то приключения и находки...
Но я не стала радовать Гогу, рассказывая об этом. Потому что страх и надежда мешают точно видеть будущее. А я не была вполне уверена, что избавилась от того и от другого. Между тем мы продвигались к цели даже быстрее, чем рассчитывали. Пробки на обязательных дорожных ремонтах оказались классическими, но не критическими и задержали нас от силы часа на полтора.
Надо было видеть, какими глазами на нас смотрела продавщица магазина в поселке, когда собирала весьма странный продуктовый набор. Она попыталась предложить нам сладкую настойку поприличнее, но Гога весомо бросил:
«Тем, кому она предназначена, все равно».
И даже продавщица почувствовала что-то странное в его интонации и пристально смотрела нам вслед. И вот внедорожник с кряхтением пружин съезжает под уклон проселка к реке Устье, впереди открывается знакомое рыбацкое место со столом, очагом и лавками.
Машина скользит по колеям, теряющимся п высокой трапе. Гога тормозит в 10 метрах от кургана. Он смотрится теперь совершенно буднично, и страшной дыры внутрь не видно — ее закрыли густые травы.
И такие тишина и благость разлиты повсюду! Косые солнечные лучи пробиваются сквозь листву березок уже с первыми желтыми прядками.
Гога посмотрел на часы:
— Скоро шесть. Надо поспешить.
— Сначала мы обрабатываем одежду от клещей, потом я читаю обереги.
— Давай я пойду с тобой! — встревожился мой товарищ.
— Нельзя. Ты ж сам знаешь. За всё в ответе я. Прогуляй лучше в поле собаку.
И вот наконец все готово. Гога бросил окурок и растер подошвой.
«Прощай!» — говорю я на всякий случай.
И направляюсь к кургану. Шаги тяжелы и неловки в доходящей мне до пояса траве. Я прошу знака, хоть какого-то... внезапно прямо над курганом на низко склоненной ветке березы выдает коротенькую трель пичуга и взлетает прямо надо мной. И я взмахом ладони уничтожаю невидимый человеческому зрению, но мощный огневой круг.
Подхожу вплотную и раздвигаю густую траву, чтобы открыть зияющую дыру, и так же снимаю и далеко прочь отбрасываю пылающий крест - создание нашей магической энергии, которое хоть немного тормозило месть кургана. Теперь передо мной раскрывается его жерло, и оттуда тянет холодом...
Шло время. Каждый день я просыпалась с ощущением, что спираль бед раскручивается, а плеть судьбы набирает размах: мелкие неприятности сменялись крупными проблемами во всех сферах моей деятельности. У Гоги было еще хлеще: его даже здоровье начало подводить.
А внедорожник все не желал чиниться. За месяц подвижка была одна — пришли заказанные детали, но выяснилось, что своими силами не обойтись, пришлось загонять машину в сервис, где назвали достаточно чувствительную сумму, да и очередь на ремонт подходила только недели через две.
Финансы не просто пели романсы, они банально кончились. Это, конечно, знакомо каждому авантюристу и исследователю, когда просто нет денег и ты сидишь и плачешь — ну, не плачешь, а бешено, активно всеми способами пытаешься выдернуть себя за шкирку из этого болота, но лишь глубже в него проваливаешься...
Много, очень много историй слышала я и от археологов, и от черных копателей, и от разных путешественников и исследователей о мести курганов. Практически все они были о страшных несчастьях и болезнях, обрушившихся на тех, кто посмел встревожить покой ушедших из жизни.
Но я не особо в это верила, потому что знаю не меньше историй, когда люди состояния наживали на продаже курганной добычи. Более того, эти счастливчики до сих пор живы, здравствуют и считаются вполне уважаемыми гражданами.
Однажды Гога пригласил в кафе меня и своего давнего друга. Просто развеяться, поболтать — тот живо интересуется темами исследований, иногда пытается помогать. Правда, не очень-то у него это получается, почему и прозвали его за глаза «бесполезный человек». Разговорились. Я начала рассказывать про наши приключения. Гога добавил красок.
«Бесполезный человек» вдумчиво слушал, потом сказал:
— Я вот свои находки вожу к одной знающей. Она православная, и потому крестики мне запрещает брать. Крестики ж чаще всего с ушедших из жизни или ушедших из жизни не по своей воле. Энергетику опасную несут. Да и монетки она все проверяет и говорит мне, можно оставить или нет. Так вот, если хотите, я ей расскажу вашу историю и посоветуюсь, что тут сделать можно...
— Расскажи, почему ж нет, — согласились мы. — Только не называй места и имен.
— Само собой! — заверил нас «бесполезный человек». — Ну так в ближайшие дни я к ней съезжу и все узнаю. Позвоню тогда. Через несколько дней он поведал нам следующее:
— Знающая за голову схватилась. Она говорит, что так и бывает: сначала ломается техника, потом люди лишаются средств к существованию, а потом начинаются болезни и за ними приходит уход из жизни...
— И что же нам делать? — не на шутку испугались мы.
— Она не знает, — развел руками «бесполезный человек».
Гога повернулся ко мне:
— Ну поскольку я уже не блестяще себя чувствую, то придется тебе снова поработать и ясновидящей, и ведьмой. Думай, что можно сделать, иначе мы пропали!
С этой минуты моя жизнь превратилась в поиск решения. Меня больше не радовало лето. Не волновало отсутствие денег. Я еле наскребала на еду Лорке. Не пугала вероятность грозящей кончины. Я рылась в книгах безостановочно.
Во всех, которые несли хоть какие-то мистические сведения. Я проводила ритуалы связи с курганом. Почти каждую ночь, когда сознание в момент засыпания или пробуждения тела находится в бета-состоянии, а душа может почувствовать себя свободной, я летала над курганом.
Я видела грозную дыру, уводящую в потустороннюю тьму. И я ощущала черный вихрь, который вырывается оттуда и дотягивается своими щупальцами до нас, желая уничтожить. Совместно с Гогой мы провели ритуал, окружив курган огненным кругом и запечатав пылающим крестом.
Может быть, помогло немного, потому что постепенно стали приходить деньги, появлялась надежда на восстановление машины хотя возиться с ней мастерам надо было еще долго. Противостояли нам черные духи и трое воинов, что погребены в том кургане. Их немного сдерживали созданное нами огненное кольцо и пылающий крест.
Но они все ещё ждали. Ждали именно меня. И от моего решения, и от моего знания зависел исход. Я скоро поняла, что должна к ним прийти. Я знала, что, прежде чем покинуть сияющий радостный мир и спуститься в черное жерло кургана, я должна попрощаться с жизнью- и со всем, что я люблю в ней.
Я должна стать полностью свободной от все страхов, надежд и привязанностей земных. Ибо спускаться должен то- кто уже как бы ушёл из жизни — по собственном желанию. Но мне нужно было найти ритуал, чтобы умилостивить духов, чтобы с ними говорить. Ни одна магическая книга не дала мне ответа. Может, я не там искала? Может, мне не открывалось...
Но только однажды я вспомнила сцену из «Одиссеи», когда царь-скиталец вызывает душ ушедших и мрачных духов Аида, чтобы узнать, что ждет его, сможет ли он вернуться на родную Итаку. Я нашла на полке книгу и перечитала эту главу. И вдруг мне стало ясно: тут нет метафоры, нет поэтического вымысла, все описано именно так, как оно было. И, наверное, можно попробовать это повторить.
Уж лето на исходе — дело к концу августа. И наконец-то опустошивший наши карманы ремонт внедорожника закончился. Заняли денег на поездку. Посмотрели погоду — по-прежнему одни грозы и ураганы в прогнозе. Плюнули на все и выехали ранним утром. Важно было добраться до моста и провести ритуал до 7 часов вечера, потому что позднее мрачные духи кончины и души усопших становятся гораздо сильнее, чем днем.
На выезде из Первопрестольной я напряженно читала обереги. Потом посмотрела и поняла: можно расслабиться, мы точно доедем. Увидела и обратный путь, маячили в будущем еще какие-то приключения и находки...
Но я не стала радовать Гогу, рассказывая об этом. Потому что страх и надежда мешают точно видеть будущее. А я не была вполне уверена, что избавилась от того и от другого. Между тем мы продвигались к цели даже быстрее, чем рассчитывали. Пробки на обязательных дорожных ремонтах оказались классическими, но не критическими и задержали нас от силы часа на полтора.
Надо было видеть, какими глазами на нас смотрела продавщица магазина в поселке, когда собирала весьма странный продуктовый набор. Она попыталась предложить нам сладкую настойку поприличнее, но Гога весомо бросил:
«Тем, кому она предназначена, все равно».
И даже продавщица почувствовала что-то странное в его интонации и пристально смотрела нам вслед. И вот внедорожник с кряхтением пружин съезжает под уклон проселка к реке Устье, впереди открывается знакомое рыбацкое место со столом, очагом и лавками.
Машина скользит по колеям, теряющимся п высокой трапе. Гога тормозит в 10 метрах от кургана. Он смотрится теперь совершенно буднично, и страшной дыры внутрь не видно — ее закрыли густые травы.
И такие тишина и благость разлиты повсюду! Косые солнечные лучи пробиваются сквозь листву березок уже с первыми желтыми прядками.
Гога посмотрел на часы:
— Скоро шесть. Надо поспешить.
— Сначала мы обрабатываем одежду от клещей, потом я читаю обереги.
— Давай я пойду с тобой! — встревожился мой товарищ.
— Нельзя. Ты ж сам знаешь. За всё в ответе я. Прогуляй лучше в поле собаку.
И вот наконец все готово. Гога бросил окурок и растер подошвой.
«Прощай!» — говорю я на всякий случай.
И направляюсь к кургану. Шаги тяжелы и неловки в доходящей мне до пояса траве. Я прошу знака, хоть какого-то... внезапно прямо над курганом на низко склоненной ветке березы выдает коротенькую трель пичуга и взлетает прямо надо мной. И я взмахом ладони уничтожаю невидимый человеческому зрению, но мощный огневой круг.
Подхожу вплотную и раздвигаю густую траву, чтобы открыть зияющую дыру, и так же снимаю и далеко прочь отбрасываю пылающий крест - создание нашей магической энергии, которое хоть немного тормозило месть кургана. Теперь передо мной раскрывается его жерло, и оттуда тянет холодом...
Стою возле кургана и говорю:
«Я пришла, со всеми простилась. Я хочу, чтобы вы меня услышали и пришли ко мне, ведь я почти одна из вас».
Холодное дуновение проносится над головой. Прямо из кургана вырастают призрачные фигуры трех воинов: старец с серебряной бородой в длинном холщовом одеянии и сверкающем нагруднике, в шлеме и с копьем в руке и булавой, привязанной к широкому поясу: угрюмый мужик средних лет в кольчуге с рукой на перевязи, другой рукой сжимающий меч; и еще один помоложе, в коротком кожаном одеянии, по-видимому заменяющем кольчугу, с мечом и кинжалом на поясе... Они покачиваются, становясь то отчетливее, то призрачнее, с упреком сверлят меня глазами.
— О наши великие предки, герои неведомого боя! Простите, что по глупости потревожила ваш покой! — обращаюсь к ним я.
Старший чуть качает головой. Похоже, он не собирается меня прощать.
— Поверьте, что мы, глупые и недостойные ваши потомки, не имели намерения вас оскорбить. Начали копать здесь от скуки, по глупости и легкомыслию. Не знаю, что за помрачение на нас нашло, но почему-то мы даже не задумались о последствиях своих действий.
Старший снова с укоризной качает головой. Его взгляд упирается в меня. И тогда я повторяю:
«Простите меня и пустите в курган!» Я делаю шаг на негнущихся ногах, опускаюсь на колени. Из тьмы мне навстречу выходит костлявая — высоченный колышущийся призрак в черном балахоне, полностью скрывающем его суть. И я должна пройти сквозь нее. Последней мыслью было:
«Я иду к тебе. Меня нет, просто нет — и всё!»
Вперед устремляюсь и с удивлением чувствую бархатное тепло накрывающей меня волны черного балахона. За нею холодные протянутые ко мне руки (если это, конечно, можно назвать руками) духов. Они обдают меня ледяным холодом, но я не чувствую отчаяния, я тихо и спокойно произношу:
«вот я пришла к вам, чтобы сказать, что не хотела вас оскорбить. Я ищу и жду вашего прощения».
Чувствую, как наливаются холодом руки, как он доходит до груди. Но душе спокойно и хорошо, я замираю, и мне кажется, что я уже не дышу. А духи костлявой непрерывно прикасаются ко мне, их балахоны скользят по моей голове, по лицу, по всему телу... Один из духов зачерпывает горсть земли с захоронения и швыряет мне на голову.
Мне хочется отряхнуться, но я сдерживаю себя, не шевелюсь. Слышу слова:
«Она действительно равнодушна к жизни».
Они остаются вокруг меня, и я, осмелев, зажигаю благовония. Вижу, как духи жадно втягивают сандаловый дым. Они испытывают удовольствие, очевидно. Я невольно улыбаюсь.
— Так вы можете нас простить? — спрашиваю я.
— Прощаем. И даже поможем! Зови, когда надо.
— Я.… я хочу подтверждения вашего прощения... Подарите нам что- нибудь.
— Хорошо, — чуть подумав, отвечают они, — но позже, а теперь можешь идти. Но помни: раз в год ты должна приходить к нам. С жертвой.
— Но я думала закрыть жерло, нарушившее ваш покой... Зарыть яму.
— Нет! — отозвались они. — Ты будешь приходить к нам и приносить жертву. И не скупись на благовония... Теперь иди. И можешь себя поздравить: ты отныне маг.
Это удивительное ощущение для смертного, согласитесь, — постоять, обнявшись со смертью, ощущая ее теплоту и бесконечность. Я очнулась, когда прямо рядом со мной запела свою звонкую песнь малая пичуга. И вокруг было так хорошо, безмятежно!
— Я тоже пойду, — выпрыгнул из машины Гога, как только я рассказала ему о случившемся. — И не спорь! Я ведь тоже должен просить прощения.
— Может, не надо? Это так... страшно. И они могут рассердиться, что мы снова нарушаем их сон...
Я не смогла его удержать. Он вошел тем же путем и долго оставался внутри кургана, меня уже трясло от беспокойства. Когда он вернулся, ничего не рассказал мне из того, о чем говорил с духами. Лишь пробормотал:
«Знаешь... никогда не думал... Но она теплая! И нестрашная».
Мы ехали обратно молча. И лишь когда пересекли поле и скрылись за оврагом, н робко произнесла:
— Скажи, а тебе не хочется выпить?
— Бешено. И чего-нибудь покрепче! Давай?
У нас был с нами исконно русский напиток. Налили, прошептали, глядя друг на друга:
«Простите нас, славные предки наши, бесстрашные воины, безвестные герои! Тлен к тлену, прах к праху — покойтесь с миром!»
— Сдается мне, что нас простили и все будет хорошо теперь, — немного помолчав, сказал мне Гога.
— Почему ты так думаешь? — спросила я, хотя понимала, о чем он.
— У меня как-то по-особому тепло и хорошо на душе. Так бывает, когда сделал все правильно.
Я ощущала именно то же, а потому улыбнулась и погладила его по руке. А утром нас разбудил высокий тревожный крик хищной птицы. Она кружила над нашим лесом и звала, звала безостановочно. Так настойчиво, что мы, еще заспанные и с трудом возвращающиеся в реальность, выскочили из палатки, выпустили из машины пса и втроем бросились через овраг на поле, чтобы взглянуть на возмутителя утренней тишины...
Это был ястреб. Кружил он низко. Увидев нас, перестал кричать, зашел на изящный вираж, сверкнув на солнце всей поверхностью крыла, и полетел прямо на нас. Казалось, он что-то хочет сообщить...
В спешке выпили мы кофе и прыгнули в машину. При выезде на разбитый проселок вдруг справа снова увидели ястреба. Он спикировал едва не в наше лобовое стекло. Потом летел низко и оглядывался на машину, явно показывая, чтобы мы следовали за ним. Потом свернул вправо. Понятно, что мы тоже свернули на первом же повороте. Ну и куда ж он нас звал?!
И так мы ехали, пока не поняли, что дорога ведет нас к знаменитому у местных холму. А рядом я увидела большую деревенскую свалку. Что-то кольнуло в груди, и я вдруг заорала:
«Стой!»
Вышла из машины, рассеянно скользнув взглядом по кучам дырявых матрасов и старых досок. Тут в глаза мне бросилась книга. Ого! Да это Евангелие XIX века, причем в приличном состоянии. Я нагнулась и благоговейно взяла его. Ничего себе! Рядом лежат еще и несколько старых наручных часов, почти целое веретено и множество раритетных документов...
Такое богатство коллекционеры обычно ищут годами по щелям и чердакам в заброшенных деревнях. А тут все аккуратно сложено, как будто меня ждет. Собрав ценные находки, я вернулась в машину, радостно тараторя. Показываю Гоге: ну, мол, ты же не сомневаешься, от кого эти дары? Он усмехнулся, кивнул, и мы поехали дальше е прекрасном расположении духа. С целой сумкой даров от призраков края дивных закатов.
Дорогие читатели ставьте лайки, пишите комментарии и подписывайтесь на наш канал.