Среда уходит на то, чтобы добыть денег и потратить их в строительных магазинах – я взял бензопилу, триммер, электродрель и электронасос, лопаты, топоры, пилы, отвертки, шурупы, гвозди. Хорошо, что у меня большая машина.
В четверг я осчастливил пачечками денег местных газовиков, сети и водоканал. В пятницу мне подвели свет. Воду обещали дать в конце апреля. Газ будет только после того, как я зарегистрирую дом – на это, наверняка, уйдет больше времени. И все равно я в восторге – такие скорости немыслимы для достопочтенной немецкой бюрократии.
На выходные мы с Юрием рубим вишневый сад. Действительно, весь сад загажен порослью вишни, к счастью, еще достаточно молодой – мы справляемся. На вечер я приготовил нам культурную программу – невдалеке нашелся какой-то пафосный гостиничный комплекс с домиками, баней и мангалом. Маринка с детьми ждет нас там.
- Как это тебя в эти курмыши занесло? – удивляется она. – Я всю жизнь в Самаре прожила и даже не знала, что тут такая красота есть.
- Это детство мое, - вздыхаю я ностальгически. – Я в этой деревне каждое лето тусил. До того как уехал…
- Значит, все-таки наследственная усадьба! – резюмирует Юрий. – А я думал, ты сам купил – уже волноваться начал за твое душевное здоровье.
- Не волнуйся, все со мной хорошо! – и в этот момент я, и в правду, чувствую себя отлично.
В воскресенье вечером усталые, но довольные мы возвращаемся в город. В понедельник начинается последняя неделя моего бесконечного отпуска – 30 марта 2020 года. Уже понятно, что возвращаться в Германию смысла нет – страна закрыта, лок-даун, на работу ходить нельзя, вообще никуда больше выходить нельзя, наша контора распустила всех сотрудников в отпуск, со стопроцентной оплатой. Говорят, это государственное решение. Будет ли государство поддерживать средний бизнес только морально или же еще немного финансово тоже – сказать пока сложно. По внутренним каналам, за которыми я в последнее время очень внимательно слежу, идет информация, что ограничения не снимут ни через неделю, ни через месяц – надо закупать провианта на пару месяцев вперед и готовиться работать из дома.
Вот этому пункту я и посвящаю все свои силы - за эту неделю мне надо успеть обустроить свой дом. Матери и ее семье я объясняю свой безумный план следующим образом:
- Немцы изолировались как Гитлер в 45-м, когда я теперь в страну попаду вообще неизвестно, а работать надо…
- Как это работать? – удивляется Николай. – Если все дома сидят?
- Пока непонятно, но зная немцев, могу сказать, что через пару недель они все устроят. Мою-то работу точно дома делать можно, главное – чтобы интернет был, а где в компе торчать – дома или в офисе – вообще не принципиально.
- Странно все это, - не сдается он. – А как они узнают, что ты работаешь?
- Вот за это не переживай! Эти все узнают. Да не волнуйтесь вы так! Пару месяцев от силы, а к лету все устаканится – тогда и вернемся спокойно.
- И ты это время хочешь на природе провести? – с сомнением тянет мать.
- Ну да, мальчик свежим воздухом подышит, молока попьет, все дела. И я на аренде не разорюсь. За немецкую квартиру мне в любом случае платить, если здесь еще снимать… А там все свое, готовое, только немного до ума довести. Природа, тишина, покой – нормально все.
- Не знаю, вам питаться надо, ребенку гулять, а в деревне…
- Даже Макдональдса нет, - смеюсь я. – Не переживай ты так, наладимся, - все недоверчиво молчат. – Ну, в крайнем случае, вернуться мы всегда успеем.
- Да, конечно. Мне, просто так удивительно – месяц назад мы гостили у тебя в Берлине, а теперь ты хочешь забраться в какую-то глухомань и говоришь, что ничего не изменится.
- Мама, вся моя жизнь теперь здесь, - я хлопаю себя по телефону. – Пока есть интернет, никакая это не глухомань, а сплошной эко-рай.
- Да, конечно, - но лицо у нее такое, словно я качусь по наклонной. – А я еще хотела у тебя спросить, - она мнется в нерешительности, - а откуда у тебя этот дом?
- Это Лариса подарила, - сухо отвечаю я. – Давным-давно. Мы жили там в теплое время года, но дом был ветхий, сад заброшенный…
- Ну да, конечно, женщине одной такое хозяйство не под силу, - слава гендерным стереотипам! Объяснение показалось матери логичным. Я облегченно улыбаюсь: – А ты? Нравится тебе там? Потянешь?
- Когда-то давно я не знал места лучше! А теперь это единственное, что мне еще принадлежит. Я попробую. Без фанатизма, конечно, но попробую, а там как пойдет.
Мне сложно оценить степень собственного фанатизма. Я выгребаю мусор и хлам, врезаю новую входную дверь, вставляю окна – все это делаю сам, из материалов, которые привожу из города или с местных строительных баз. Козырный Мерседес деда все больше начинает соответствовать своему названию.
Получается по-разному, но мне нравится на практике пробовать то, что я так часто рассматривал в теории. Я вспоминаю свои, сделанные прошлой осенью, чертежи, эскизы дома и сада. До такого мне еще далеко – дом очень стар и запущен. Я его совсем не знаю, иногда я берусь за что-то, а оно оказывается совсем не тем, чем казалось, рассыпается в руках. Именно поэтому дело идет не так быстро, как я рассчитывал, но и отпуск затягивается.
Сначала до пасхи, а потом и до конца апреля. С домашними я по-прежнему отшучиваюсь, но в действительности ситуация уже давно настораживающая – как долго наша контора сможет выполнять взятые на себя социальные обязательства без последствий для коммерческой деятельности? Как долго они продержатся без урезания заработной платы и сокращений? Может быть, я неправ, может быть, я слишком русский…
Я привожу в дом кое-что из мебели – пока не очень много, только на первое время, чтобы мне и мальчику было, где спать и на чем есть. Никаких лишних вещей у нас нет, все осталось в Германии, поэтому и во множестве шкафов тоже нет никакой необходимости. Газа у нас по-прежнему нет. Но тут мне на помощь приходит как раз мой немецкий опыт – я точно знаю, что жизнь без русского газа вполне возможна, главное, чтобы было русское электричество. Я покупаю электроплитку и электрочайник, вместо батарей – пара электрообогревателей и дровяная печь.
На террасе я выставляю ящики с землей – мы с сыном сажаем туда самые разнообразные семена – первая рассада для нашего первого огорода. Что-то гибнет сразу, что-то чуть позже, но в целом все не так уж и плохо – ближе к лету мы сможем высадить свои томаты, а может быть, даже и свои перцы и капусту. На майские надо сажать морковь! Это я помню твердо.
Я поздравляю Лару с ее днем рождения и спрашиваю, не хотела бы она поучаствовать в этом чрезвычайно увлекательном мероприятии. Мне отвечают не сразу, благодарят, но отказываются от такой высокой чести – оно и понятно, дочка еще слишком мала для такого большого путешествия. Для меня важно совсем не это, мне нужно было сказать ей, что я остался и где можно меня найти, если вдруг…
На праздники приезжает семейство матери – они с интересом обходят «фазенду» и даже участливо выражают восторги в самых подходящих для этого местах. Мы жарим шашлыки и ходим гулять к реке. На ночь они не остаются – все кажется им диким и непривычным. Воду мне так и не провели, я радуюсь, что на участке был колодец, по весне его удалось почистить без больших проблем. Питьевую воду приходится возить в канистрах от соседнего колодца. Туалет и душ в доме, но без проточной воды они остаются удовольствием на любителя. Пространства в доме тоже не очень много и катастрофически не хватает спальных мест. Не хватает пока много чего – утвари, постельного белья, полотенец. С питанием дела тоже обстоят не самым изящным образом – сам готовить я пока не могу, мне то времени, то продуктов, то вдохновения не хватает – радует только то, что почти все можно купить в местном сельпо. Или в эко-лавке.
В первый момент я просто даже не верю глазам – в переделанном из дореволюционного склада здании какая-то городская активистка открыла магазин домашних товаров. Ассортимент не самый разнообразный, но есть главное – пельмени. Кроме того, домашние сыры, молоко, мясо, варенье, мед. Некоторое время я, по старой немецкой привычке, прихожу туда в будни и по этой причине считаю себя чуть ли не единственным клиентом, но однажды, по счастью, я заглядываю туда в воскресенье – и вижу как толпы народа растаскивают ассортимент со скоростями, достойными туалетной бумаги в немецких супермаркетах. Я застываю в недоумении – цены там вполне себе городские. Как мог выходной день так повлиять на покупательскую способность деревенских жителей остается для меня загадкой до тех пор, пока я не постигаю одну простую вещь: покупатели – такие же горожане, как и я, просто, в отличие от меня, без возможности оставаться в деревне всю неделю, в будние дни им надо работать.
Работать в будние приходится и мне - с начала мая нас выгоняют работать в так называемый Хоумоффис. Английское название по идее должно добавить солидности этому спорному проекту. В восемь утра по берлинскому времени мы регистрируемся на рабочей платформе и выходим на заседание в Zoom, там получаем задания и сдаем их к концу рабочего дня, дискуссии вне рабочего форума не приветствуются, поэтому офисная платформа от перегруженности вылетает по нескольку раз за день. При этом в целом все работает и за это все – и это самое главное – мне по-прежнему платят немецкую зарплату. Восемь утра случается ровно в десять по самарскому времени, что очень удобно – я успеваю поднять и накормить ребенка и даже сделать кое-какие маленькие дела. Заканчивается рабочий день, правда, в 6 вечера и это, конечно, очень жаль, с другой стороны, световой день прибывает, скоро это обстоятельство перестанет быть для меня серьезной помехой.
Тем, что мне действительно мешает, остается постоянное присутствие сына – я уже привык к тому, что с восьми до восемнадцати он радует своим обществом воспитателей детского сада, здесь его сбагрить просто некому, а от его постоянного зависания в планшете у меня портятся нервы и интернет-соединение. Я нахожусь в глубоких раздумьях…
Кто мог бы меня спасти? Первым делом в голову приходит мысль о матери – она точно не откажет! Но параллельно с заботой о мальчике будет продолжать свои разлагающие боевой дух дискуссии о том, какие же мы несчастные и никому не нужные, как стремительно мне надо искать новую маму бедному сиротке и так далее по списку. Внутренний голос прямо-таки орет о том, что я обязательно пожалею о таком решении. И я склонен ему верить.
Лара? Сразу нет. Давить на жалость я не буду. А выводить наши и без того запутанные отношения на коммерческий уровень кажется мне заведомым тупиком. Кроме того, гордость, проклятая гордость…
Баба Натуся!