Найти тему
Елена Халдина

Для тебя, моя милая мама

Роман «Звёздочка ещё не звезда» глава 180 часть 1

Татьяна готовилась ко дню рождения матери так, как никогда раньше. Ей хотелось порадовать её подарком, а заодно и утереть нос своим сёстрам.

Бабушка Лиза почти год назад дала Татьяне несколько клубков пряжи из козьего пуха и сказала:

— На вот, может, когда-нибудь пригодится. Ты ж вяжешь.

— Вяжу, — ответила Татьяна и повертела клубок с пряжей в руках.

— А то я спрясти́-то спряла́, а вязать-то окромя́* носков и варежек боле ничё и не умею. Ну, так может, ты себе шаль каку́ свяжешь.

— Шаль? Так это ж сложно, баба Лиза?

Старушка, улыбаясь, ответила:

— А я тебе, Танька, на это вот что скажу: глаза боятся, а руки делают.

— Попробовать, конечно, можно.

— Так и попробуй! — посоветовала ей бабушка. — Попытка-то ведь не пытка. Ты девка шустрая. У тебя должно получиться.

Татьяна, воодушевившись от её слов, затараторила:

— Недавно в Ванькином журнале как раз схема оренбургского платка на глаза попадалась.

— Э́нто каки́-таки журналы Ванька читает? — полюбопытствовала бабушка Лиза.

— Да «Наука и жизнь».

— Гляди-ка чë! А зачем такому журналу оренбургские платки?

— Да там страничка в конце журнала для тех, кто вяжет. Я каждый раз поглядываю, когда новый журнал приходит. Больше-то там и читать нечего. Ладно, хоть про вязание пишут.

— А на кой ляд тогда вы его выписываете? — проворчала она. — Деньги только зазря тратите.

— Так Ванька-то мой от корки и до корки его читает, и Ленка, глядя на него, тоже пристрастилась…

…Татьяна частенько вспоминала этот разговор. А как бабушки Лизы не стало, решилась связать матери платок ко дню рождения.

Ребятишкам и мужу она строго-настрого наказала:

— Бабушке Гале про моё вязание помалкивайте, а то сюрприза не получится.

И те молчали.

Татьяна пыхтела, но вязала. Частенько ошибалась, распускала уже связанное и опять начинала всё сначала. Потом приноровилась и дело пошло. Муж и дети удивлялись, как ей удаётся вязать такую красоту.

— Зай, оказывается золотые руки-то у тебя! А я и не знал! — восхищался ею муж. — Маме бы ты моей такую шаль связала. Вот бы она обрадовалась.

— Нет уж, не обижайся, Вань. Мне бы хоть своей маме связать, а там уж видно будет. Да и пряжи, боюсь, на два-то платка не хватит. А если останется, так я себе косынку свяжу. Буду её носить да бабу Лизу добрым словом помина́ть. Добра-то она мне с дедкой Митей много делали. Если б не они, то меня бы уж, похоже, давно на этом свете не было. Отец-то выгнал меня из дома с Ленкой на руках сразу после роддома. А мне кого, всего-то восемнадцать лет было. Ладно, хоть они меня приютили. Считай, весь декрет у них прожила, как у Христа за пазухой...

Татьяна взгрустнула, вспомнив прошлое, и еле сдержалась, чтобы не разреветься. А потом, немного успокоившись, попросила:

— Рамочку бы мне ты сколотил, Вань!

— Какую ещё рамочку?

— Да по размеру платка. Когда свяжу, его бы постирать не мешало, а потом на гвоздках растянуть. Тогда получится вообще аккуратно — глаз не отве́сть.

— Так мне ж ещё эту рамку-то сколотить ведь из чего-то надо.

— А ты подумай над этим как следует, может, и найдёшь из чего. А?

— Ну, царица моя, какую-нибудь да ты мне работу придумаешь. Не даёшь жить спокойно, ну нисколько.

— Так меньше надо в «Науку и жизнь» пялиться, — проговорила она с укором. — Я бы там схему платка не увида́ла, и проблем бы у тебя не было сейчас никаких. А теперь вот думай, из чего рамочку сколотить. Не подведи меня, Вань.

Татьяна смотрела на мужа так, что сердце его защемило, и он сказал:

— Обещать не буду, но постараюсь.

— Постарайся, Вань! Постарайся! Представляешь, как мама-то обрадуется моему платку? А сестры так и вовсе от зависти сдо́хнут.

— Ничё, ты как о сёстрах своих говоришь.

— А что заслужили, то и говорю.

— Нехорошо это, Тань.

— Мне лучше знать, что хорошо, а что нет. Быстро ты забыл, как мать моя уговаривала меня Прошку Любке отдать. Они уж планы строили на него, а я им все планы-то разрушила.

— Да уж столько лет прошло, что ты всё вспоминаешь-то об этом?

А то и вспоминаю, что забыть не могу. Как такое забудешь-то, Вань? Они же Прошеньку нашего себе забрать хотели.

Иван пожал плечами. Он отлично всё помнил сам, но старался на этом не зацикливаться. Понимая, что каждый может ошибаться, а потом сожалеть об этом.

Но внутри у Татьяны всё бурлило от обиды. Ей срочно нужно было выговориться, и тогда стало бы легче. Но муж молчал, и она проговорила с укором:

— Если бы ты сам-то хоть одного ребёночка выносил да роди́л, то ты бы сейчас со мной совсем по-другому бы говорил.

— Зай, да я бы с радостью родил, да вот не умею я рожать-то. Мужик ведь я, а не баба!

— Правильно. А баба — и баба и мужик.

— Ну, смотря какая баба, — в раздумьях произнёс он. — Если мужика под себя подмяла, то тогда да. Ну, так ведь это же глупая баба. Умная-то из мужика подкаблучника делать не будет.

— Так ты хочешь сказать, что я ду́ра?! Да?

— Заметь — это ты сказала, а я этого не говорил.

— Так ты подумал об этом.

— Ты мои мысли читаешь?

— А чего их читать-то? Это и так понятно, — проговорила она ему с грустью в глазах. — Не ценишь ты меня, Вань. Мать у меня сына хотела отнять, а я вон ей платок вяжу день и ночь, чтобы подарок ей сделать от всего сердца. Чтобы душа её согрелась от этого платка-то. Может, добрее она ко мне станет?

— Так у неё же есть почти такой же, только белый.

— Есть-то есть, но ведь этот-то я ведь своими руками вяжу. Совсем уж маленько осталось. — Татьяна взглянула на своё вязание и охнула: — Отвлёк ты меня… А я вон напутала. Распускать теперь придётся.

— Ничего страшного. Распустишь. Время ещё есть.

— Время-то есть, но счастья вот не лишку.

— А у кого его лишку-то? У матери твоей или у сестёр? Не злись ты на них больше. Забудь всё, что было, и прости.

— Простить? Ну уж нет… Эх, Ванька-а, растеребил ты мне душу, да так, что в пору с жизнью распрощаться, — призналась Татьяна, разочаровавшись в нём. — А я ведь поддержки от тебя ждала, а ты вон за мать мою и за сестёр заступаешься...

— Тань, так ведь кто-то же должен тебе говорить в лицо, что ты не права.

— Ну и не права, и что из этого-то? Ты не понимаешь меня, Вань. Ты тупой, как пробка. Твердишь заученные истины. А я другое от тебя услышать хотела. Ты, если бы любил меня всей душой, то и изъянов бы во мне не замечал, а видел бы только хорошее. Ведь хорошее-то во мне тоже есть. Не может ведь во мне только одно плохое-то быть.

— Так и я всё прекрасно вижу: и то, и это, — попытался успокоить жену Иван. — Да не переживай ты так.

— Видишь ты... — она заплакала от отчаяния. — Гадость-то мне любой сказать может. От тебя-то я добрых слов ждала. От них-то и у меня бы крылья-то выросли, и я бы поверила в то, что я не хуже других. А в чём-то даже и лучше. И как мне с тобой жить-то после этого? Я же ещё хуже с каждым днём становиться буду без твоей поддержки? А куда ещё-то хуже?

Иван не знал, что ей на это ответить. Татьяна расплакалась, а потом стала опять вязать платок для матери, и вдруг проникновенно запела. Песня лилась из самого её сердца:

— Я его-о вечера-а-ми вяза-а-ла-а

Для тебя-а, моя добрая ма-ать!

Я гот-о-ова тебе, дорога-а-я,

Не плато-о-ок, даже се-э-э-рдце-е отда-ать…**

И он поверил, что для матери она и правда готова отдать сердце. Иван опустился перед ней на колени и, взглянув ей в глаза, сказал:

— Да ты святая, Таньк…

Пояснение:

окромя́* — кроме

Слова из песни «Оренбургский пуховый платок» ** сл. В. Бокова

© 29.08.2022 Елена Халдина, фото автора

Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.

Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны

Продолжение глава 180 часть 2 Всё к лучшему, наверное будет опубликовано 31 августа 2022 в 04:00 по МСК

Предыдущая глава