Камилла осторожно двигалась вдоль стены до туалета. Щелкнула выключателем, по старой привычке, и только потом поняла, что ей это не поможет. С тех пор, когда пропало зрение, ей уже нет смысла включать свет в туалете. Теперь приходится обходиться другими органами чувств.
Всё эта проклятая хлорка. Неужели на заводе не могли закупать что-то менее ядовитое? Возраст и здоровье не позволяли работать весь день, а должность уборщицы позволяла заработать хоть сколько-то, чтобы хватило на пропитание. И надо же такому случиться, что она оступилась во влажном цеху и упала лицом прямо в ведро с химикатами.
Она даже почти не ощутила боли, только постепенно свет перед глазами померк. Сначала появились тёмные пятна, а через несколько минут она уже не видела даже отблесков света. Там её и нашли через несколько часов, когда рабочие пришли утром на смену.
А теперь она уже несколько недель сидела дома, почти не выходя на улицу. Поначалу осваивала ставшую такой незнакомой квартиру, оступалась и ударялась о всевозможные выступы и неровности стен. Только спустя долгие дни она осмелилась выйти на лестничную площадку.
Навстречу ей шла Марта. Соседка по лестничной площадке, с которой Камилла всегда ладила и они часто ходили друг к другу в гости. Но не теперь. Она лишь помогла ей спуститься на улицу, а после села рядом и запричитала. Как же так случилось, что пропало зрение? Неужели ничего нельзя сделать.
Камилла почти чувствовала исходящие от неё волны сопереживания, ей казалось, что с приходом слепоты она начала иначе воспринимать окружающий мир. Обоняние обострилось, пальцы стали намного чувствительнее за прошедшие пару месяцев.
Не то, что сразу после выписки. Тогда она всё еще переживала случившееся и не могла смириться. Сначала неделю провела в больнице, где ей оказывали помощь. Не потому, что требовалось, а так порешали её работодатели. Они даже дважды приходили её проведать, но она ощущала, что им просто нужно проявить сочувствие и человечность. И у них это почти получалось, другой, менее чувствительный человек, обязательно бы им поверил. Ей казалось, что она почти видит те едкие ухмылки, которыми обменивались визитёры, стоя по обеим сторонам больничной постели.
Они, эти «пиджаки», как называл их Хосе, были присланы только с одной целью - убедить её, что это всё просто несчастный случай, и работодатель здесь ни при чём. Они были готовы расстелиться у неё в ногах и сделать всё, что угодно. Так ей казалось. И она была почти уверена, что все их слова были враньём.
Они убеждали её, что создали ей самые лучшие условия, и что поместили в самую комфортабельную палату во всей больнице. Конечно, это было враньё, и Камилла это осознавала. О каком комфорте может идти речь, если в её палате даже не было ни одного окна. Это помещение скорее напоминало чулан для ненужных вещей. И относились к ней так же. Дважды в день меняли повязки на глазах и кормили по расписанию.
Камилла горько усмехнулась - очень сложно принимать пищу, когда ты её не видишь. Супы в большинстве своём остаются на халате, до рта добирается лишь малая их часть. А вот с пюре дела обстояли иначе. Овощное, картофельное или молочное. Она могла различить их по запаху, когда сестра только входила в палату, и уже заранее представляла свои ощущения от принятия пищи. Почти всегда они оказывались негативными, но питаться было необходимо. Она повторяла себе это, запихивая в себя ложку за ложкой.
А после «пиджаки» пришли к ней домой. Они вошли и остановились в прихожей, не зная, как дальше поступить. Их брезгливость отчётливо разлилась в воздухе, они неуверенно заулыбались. Камилла ощутила и это, стойкий аромат неприязни и отвращения к бедноте и грязи в её маленькой квартире.
Они стояли в дверях и что-то говорили, но слов она не запомнила. Кроме их эмоций, она ощутила и еще один запах. Лилии, её любимые цветы. Они принесли букет и теперь стояли, вооружившись этим сильным ароматом от запахов нищеты и безысходности. Они произносили красивые слова, но Камилла воспринимала только запах цветов. И в конце они ушли, вручив ей в одну руку сильно пахнущий букет, а во вторую - тонкий конверт.
В таких обычно выдавали чеки с мизерной зарплатой за неделю. Женщина могла лишь надеяться, что сумма в нём позволит им с Хосе просуществовать хотя бы сколько-то. А кто знает, вдруг зрение хоть немного вернётся? Врач сказал ей, что это маловероятно, но время покажет. И пока что у неё на глазах была повязка, защищавшая её от воздействий мира, и казалось, что эта полоска грязных бинтов дала ей новое виденье мира.
До возвращения сына оставалась еще пара часов. Камилла вернулась в свою комнату и опустилась на постель. Она предпочитала не ходит по квартире, опасаясь что-нибудь разбить или опрокинуть. Хосе ни разу не заругался на неё, но она чувствовала вину за беспорядок. Она стала почти беспомощной, и из её комнаты пришлось унести всё, что могло разбиться. Осталась только кровать, тумбочка, и по иронии - закрытый книжный шкаф. Зачем ей книги, если она не может читать? А помнится, это было одно из её любимых занятий. Сколько раз она брала в руки любимую книгу и листала страницы, останавливаясь на самых лучших моментах и погружаясь в мечтания.
Но жизнь внесла свои коррективы, и вместо счастливой полноценной семьи она осталась вдвоём с сыном. Рак не пощадил отца, и с этого момента всё покатилось под откос. В последние месяцы он хотя бы смог найти работу и перестал выпивать. Уходил рано утром, и возвращался уже затемно. От него чем-то пахло по вечерам, но Камилла упорно не хотела узнавать этот запах.
Хосе в тот день вернулся в обед. Она протянула ему конверт с чеком. До этого она пыталась сама разобрать, что в нём написано, но пальцы еще не были готовы для такого чтения. Она смогла лишь найти место, где вписаны цифры, но не более того.
- Всё в порядке, ма?
Он остановился в дверях и пристально смотрел на неё. Она это почти ощущала, всей поверхностью кожи.
- Да, сынок. Вот, возьми.
Она протянула ему конверт с чеком внутри.
- Приходили с работы? Ма, я же просил тебя не открывать дверь незнакомцам. Сама знаешь, какой у нас район. А вдруг что-нибудь бы случилось?
Она горько улыбнулась.
- Всё, что должно было - уже произошло.
Он открыл конверт и достал бумажку. Камилла слышала шелест, и чувствовала, что сын обрадовался. Она почти увидела улыбку у него на лице и тогда он подтвердил её догадку.
- Тут хорошая сумма. Нам хватит на пару месяцев.
Он спрятал конверт в карман и направился в кухню.
- Пойдём, ма. Пора обедать.
***
Два месяца пролетели незаметно, и дни были похожи один на другой. Утро, ванная, туалет, завтрак. Обычно это было что-то простое, что она могла приготовить самостоятельно. Хлопья или бутерброды, чашка разогретого кофе. Консервы, которые Хосе приносил с работы, она не решалась открыть, а когда однажды попробовала - почему-то не смогла есть. Запах ударил в нос и подкатила тошнота.
Осень вступила в свои права, отопления еще не было, и ей приходилось больше ходить по квартире, чтобы не замёрзнуть. Предварительно одев на себя все тёплые вещи, которые могла найти.
Теперь она уже не ушибалась, изучив досконально каждый выступ и неровность пола. До болезни она думала, что знает свой дом хорошо, но слепота внесла свои поправки. Строгий порядок в жизни позволял ей существовать максимально самостоятельно, и она уже даже начала было выходить на улицу, но это случалось всего лишь несколько раз. Волна лживого сочувствия от соседей была настолько ощутимой, что она решила больше не показываться на людях. Все эти ненастоящие эмоции прятались под маской сопереживания, она буквально ощущала их в воздухе и ей становилось трудно дышать.
Она помнила, что подобное случалось и в больнице, и врач сказал, что, возможно, небольшой ожог трахеи тоже есть, но это скоро должно было пройти.
А теперь Камилла знала, что это не ожог. Это её реакция на ложь. Она начинала задыхаться от человеческой неискренности, ей становилось плохо и требовалось уйти.
Но самое плохое началось чуть позже, когда эта гадость пробралась в её дом. Поначалу она не хотели верить и списывала своё удушье на аллергию, но она возникала только, когда Хосе возвращался домой. Он приносил с собой запах лицемерия и лжи, и Камилла с большим трудом сидела рядом с ним во время обеда или ужина, и поскорее старалась уйти в свою комнату. О да, это точно был не ожог трахеи.
- Как на работе, сынок?
- Нормально, - отвечал он и замолкал на весь вечер. Камилла чувствовала, что её сын меняется, и этот странный запах от него по вечерам лез в ноздри, забивал горло и не давал дышать. Она перебарывала себя и вновь пыталась заговорить.
- Ты так и не сказал мне, чем занимаешься.
- Я зарабатываю деньги, приношу домой еду, - бросил он сквозь зубы, ей показалось именно так, - Чтобы мы могли жить дальше. Ты хоть знаешь, какой ценой мне даются эти консервы?
Она чувствовала злобу, но не могла понять, почему так происходит. Её сын, Хосе, он всегда был добрым парнем, и хоть у него раньше возникали проблемы с алкоголем, он никогда не становился по-настоящему злым. А теперь он менялся. Рано уходил, поздно возвращался, и всегда скрывал от неё, чем занимается. А она пыталась понять, что же происходит. Зловонный смрад вокруг неё становился всё гуще, и теперь освежитель воздуха не мог справиться с нарастающей вонью в квартире. Она пыталась найти источник, но казалось, что везде аура зловония была одинаково сильна.
А Хосе словно ничего не замечал. Он всё так же ходил на свою таинственную работу, и возвращался каждый вечер, и ужинал, и устраивался перед телевизором. Бесконечные новости, сериалы и реклама. Камилла не могла этого выносить и уходила к себе в вонючую комнату, в которой проводила почти всё время.
Она опять начала выходить из квартиры и спускалась на улицу. Холод уже пробирал до костей, но Камилла долго сидела на лавочке возле дома, наслаждаясь свежим воздухом и ветром. Она знала, что скоро ей придётся вернуться на свой этаж, вновь окунуться в зловоние комнат и ждать сына, который стал настолько чужим, что они почти не разговаривали. Он перестал готовить для неё, и только лишь открывал банку консервов, давал ей в одну руку вилку, а в другую - кусок хлеба. И после вновь уходил к телевизору. А женщине было нужно хоть какое-то общение, и она уже была готова смириться с жалостью соседей и их причитаниями по поводу её несчастья. Но, на удивление, никто даже не появился. Тогда ей это просто показалось, что дом стал тише за пару месяцев, а теперь она убедилась, что здесь больше никто не живёт. Ни одной живой души, которая бы проскользнула мимо неё, пока женщина сидела и ждала возле подъезда.
И однажды наступил день, когда Хосе не вернулся домой. Его не было весь день и всю ночь, и только к следующему вечеру он объявился. Ужасно злой и сердитый, Камилла ощутила волну негодования и презрения. Он откупорил банку консервов, будто для собаки. Потом поставил перед ней, положил рядом вилку и сел напротив.
Она подняла на него свои незрячие глаза. Почувствовала, где он находится, и уставилась на него. От Хосе исходило какое-то отчаяние и безысходность.
- Ешь свои консервы! - прикрикнул он.
Её глаза увлажнились, она почувствовала что-то еще. Казалось, что это было сожаление. Он зачем-то взял в руки нож и начал крутить его в пальцах.
- Зачем он тебе?
Хосе не отвечал, и мать почти слышала, как злость выходит из него.
- Мне нужно зарабатывать, ма. Иначе не будет денег на пропитание.
- Неужели нет другой работы?
Она почувствовала, как он покачал головой. И, совершенно точно, он продолжал крутить в пальцах нож.
- Ты думаешь, то, что ты ешь - это дешёвые консервы? Мы их готовим и отправляем за границу. Они продляют жизнь богачам, а для нас эта пища - запретная. И всё же мне иногда удаётся украсть пару банок, чтобы было, чем питаться. Я не могу уйти оттуда, и не могу перестать работать, иначе они меня найдут.
А потом, оперевшись на стол локтями, он тихим и жёстким голосом добавил: - Ты ощутила, какой у них вкус?
Она кивнула головой. Вот эта банка пахла чем-то знакомым. Мясо источало какой-то давно известный аромат. Конечно же, так пахла Марта, которая жила на площадке напротив. Теперь источники запахов стали понятны, хотя Камилла отказывалась в это верить.
- Ма, как ты думаешь, почему в доме не осталось ни одного жильца?
Он всё вертел в руках нож, и вот сейчас начал пробовать пальцем остроту лезвия. Тихий дребезжащий звук грохотом раздался в ушах.
Она отодвинула от себя банку. Осознала всё, что он хотел ей сказать, но раньше не мог. А теперь было уже слишком поздно.
- Марта была хорошей женщиной.
Хосе медленно поднялся на ноги. Он угрожающей стеной стоял перед ней, она ощущала его чувства. Мрак, беспросветный и плотный, исходил от его души.
- Понимаешь, ма. Если я не принесу им еще мяса, то сам пойду на консервы.
Она прикрыла свои слепые глаза и согласно кивнула головой.
Автор: HEADfield
Источник: https://litclubbs.ru/articles/6432-konservy.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#ужасы #консервы #слепота #сын #мать #запах #ложь
Понравился рассказ? У вас есть возможность поддержать клуб.
