Реальные случаи армейской службы.
Место: г. Уфа, школа младших авиационных специалистов (ШМАС) — гарнизон Воздвиженка, Уссурийский район, октябрь-ноябрь 1986.
Чудно! Хотя, чему тут удивляться. Наряд есть наряд. Служба. Но почему так? Обычно наш взвод и заступал, почти целиком, а тут я отдельно от своего взвода — дежурный по роте. Чудно… А остальных, отправили по караулам. Служба, есть служба.
Развод. Заступление. Приём — передача — наряд начался… Нет, ну всё равно чудно… Да ещё с третьим взводом. Они и на русском-то еле-еле. Зато Авган радуется, аж заливается смехом. Всё дёргает за рукав и просит: - Давай Андрэй, гавары. Учи мэна. Пашли-пашли…
Июль. Мы уже месяц отслужили, вот-вот присяга, а третий, «интернациональный» взвод всё ещё комплектовался. Наверно, со всего Союза по сусекам скребли и таки наскребли. Там были почти все республики и только несколько человек более-менее говорили понятно по-русски.
Эти два азербайджанца прибыли в третий «интернациональный» взвод отдельно и совсем поздно. Почти к присяге. Не могу сказать, принимали ли они её вообще. Так как они оба по-русски не говорили. Один из них, которого звали Авган, понимал. Но, всего пару слов. Мы всё похахатывались, говоря, что они, дескать, за солью с гор спустились, а тут их и взяли… Не знаю отчего и почему, но этот Авган практически прилип ко мне. Куда я туда и он. Как хвост. И всё просит, чтоб я его по-русски учил… Как потом оказалось, когда я документы всей роте заполнял, что этому Авгану, только в сентябре восемнадцать лет будет. Как так… Говорили, что такое возможно. Второй – Садыков. Его все и звали «Садыков». Как только он услышит свою фамилию, сразу головой крутит, Авгана ищет, чтоб тот ему перевёл… Был Авгану совершенная противоположность. Чуть повыше его, покрупней, постарше, похож на неандертальца, кивал головой и цокал языком. И, силища в нём была и выносливость, аж на троих. Тут как-то трубу с водой прорвало, коммуникации старые, к тому-же зарыты глубоко, так он один копал, как экскаватор. Ладони крепкие натруженные, как будто из дерева… Однажды, часов в пять утра, по тревоге нас подняли. Скомандовали, что построение на улице. Выбежали, построились, конечно за сорок пять секунд. Уложились, кажется… Сержанты ходят вдоль строя осматривают. Лица недовольные, погода ещё какая-то пасмурная, вообщем, всё грустно. И тут сержант начал смеяться, аж присел на асфальт. Смех перешёл в истерику. Подбежали другие сержанты, спрашивают. Мы уже сами не по стойке «смирно» стоим, переглядываемся — не понимаем, что случилось. Он, смеющийся сержант, рукой показывает на строй. Другие посмотрели и присоединились к нему — сидят на асфальте и ржут. Нам тоже любопытно. Строй ломаться стал… Наконец скомандовали, сквозь смех - «Смирно». Вытянули из строя кого-то и… Теперь ржала вся рота. Это был Садыков. Он свои форменные брюки одел, даже все пуговицы застегнул и застёгнутый брючной ремень был там, где надо, но перед был на заду…
Что интересно, после этого случая, создалась какая-то нормальная, даже дружная обстановка в нашей роте. Нет, никто не насмехался над ним, пальцем не показывали, но иногда в курилке вспоминали и тихонько хихикали… Он, Садыков, не разозлился, злобу не затаил. Мы тогда все были смешные и чудные…
Вот уже октябрь. Почти полгода службы прошло. Экзамены почти сданы. Волновались, кого, куда и с кем отправят. Заранее никто не знал. Сержанты говорили, что всем сообщат заранее… Меня как отличника, ефрейтора и комсорга, поговаривали, что отправят в «Кубинку». В Подмосковье… Ох...
… Авган практически не отходил от меня. Ну, а где он, там и Садыков. Садыков так и не заговорил, всё через Авгана. А этот уже сносно балаболил… Бывало сижу в курилке или ещё где-нибудь, а он подбегает, садится рядом, прижимается к руке и смотрит. Снизу верх. Я его отгоняю, чего тут дымом дышать, а он так обижено: - Андрэй, зачэм гонищ, я тэбя любим, а ты савсэм мэня не любим! И все, кто сидит – ГА-га-га…
И вот, перед обедом, на следующий день после заступления в наряд дежурным по роте, вызывают меня в канцелярию роты. Захожу. Там капитан по политчасти, приятный офицер, во всяком случае ко мне хорошо относился и говорит, что, мол, пришло твоё время, давай собирайся, сдавай наряд и после обеда поедешь в боевую часть дальше служить… На моё недоумение, почему, почему именно так, что даже попрощаться со своим взводом не получится, и вообще, как же так, говорили, что заранее сообщат? Было сказано кратко и сразу встало всё на свои места: – А не надо было «сволочить» командира роты (Проступок?)!
Наряд сдал. Начал готовится. Вещмешок, шинель, сапоги, форма, военный билет, письма любимой Жанки– всё при мне. Немного подождал, перекурил. Куда отправляют – никто ничего не говорил. Тут подошли трое узбеков из третьего взвода, говорят, что вместе. Хорошо, что хоть кто-то из родной роты.
После обеда, там, где столовая, в другом расположении части, была почта. Зная, что скоро «отправки», я сэкономил за пару месяцев присланные деньги от родителей, старшего брата и моей девушки Жанны. Теперь получив по заветным квиточкам (квитанциям), получилось около сорока пяти рублей. В расположении, как пришёл, сразу к старшине роты, прапорщику (не помню фамилию), дядька видный, ладный, розовощёкий, всегда боялся остаться виноватым. Новый дежурный сказал, что он искал. Захожу, а он сразу: «А вот на получай, расписывайся!». И ведомость подталкивает. Завязался не очень понятный разговор, про то, что не обалдел ли я совсем, к тебе как к человеку, а ты читать начал, тебе, что приказ нужен, подписывать не хочешь. Там значилось, что приказ «такой-то», пункт назначения город Уссурийск, в день по «рупьсорок» (простите, но именно эта сумма засела в голове) на каждого, из расчёта срока пребывания в пути — четыре дня. Подписывать я не стал. Вышел из каптёрки под громкое ворчание прапорщика. Пошел к карте смотреть, что такое Уссурийск, где он и как далеко от Уфы. Да простят меня географы и составители карт — не нашёл. Подсказали, что где Владивосток. Прикинул расстояние на пальцах, от Москвы до Уфы и от Уфы до Владивостока… А-б-а-л-д-е-т-ь. В такую даль… Эх, а дальше всё равно некуда…
Ведомость подписывать не стал. Я ждал старшего нашей команды, так сказать сопровождающего офицера. Своим, теперь, узбекам, сказал, чтоб тоже не подписывали. Сидели и ждали моих распоряжений. Так как мы уже являемся в статусе другого подчинения. Благо, что двое из них меня поняли и нормально перевели другому. Вообщем, все мне кивнули в знак согласия.
Прапорщик не унимался, ходил громко топая по натёртому полу и пытался привязать остальные слова к продолжению «Да я тебя...». Наконец, появился классного вида майор в шикарной выправке. Направился было к нам, мы сидели на табуретках в расположении роты. Затем, остановился, осмотрелся, из далека громко сказал: «Вы, что ли на Дальний восток?». Я вскочил, щелкнул каблуками, руки по швам: «Так точно, МЫ». Он поворачиваясь буркнул: «Вот, вот они, а ты всё «нету-нету»», и ушёл. А вместо него остался какой-то испуганный, сутуловатый старший лейтенант, в слишком надвинутой шапке аж до воротника. Я стоял и смотрел на него. А он разглядывал всё вокруг, но на нас не смотрел. Потом его крикнули из какой-то комнаты, и он в спешке удалился, как-то пятясь, спиной…
Вскоре крикнули и меня, чтоб зашел. Снова к «нормальному» капитану. Теперь там был и этот неуклюжий старлей. Нас представили друг дружке. Старлей протянул руку, я пожал. Оказалось, это был никто иной как наш сопровождающий. Я сразу в наступление, с вопросами: «Сколько человек, когда трогаемся, а действительно за четыре дня доберёмся?». Он округлил глаза и стал смотреть то на капитана, то на меня. Поняв, что я как-то мешаю, я сказал, что обожду в коридоре и вышел.
Далее, теперь в приказном порядке от старлея, требовалось получить положенное – довольствие в дорогу. Я противился как мог, понимая, что на «рупьсорок», в дороге, не прожить, тем более молодым солдатам. Я требовал выдать пайком, в составе которого был весьма неплохой продовольственный набор. Надеялся... Но его уже успели «правильно настроить». Что ж, приказ есть приказ.
Зато, как же радовался товарищ прапорщик, когда я подписал ведомость.
Зашли к нам в расположение роты ещё пять (семь) солдатиков. В руках вещмешки, в шинелях, стоят переминаясь с ноги на ногу. Оказалось, что с нами. Потом ещё подошли… Ещё… Оказалось девятнадцать. ДЕВЯТНАДЦАТЬ!!! И все на Дальний восток… По «рупьсорок» в день... Четыре дня в пути... Своим ходом… А-б-а-л-д-е-т-ь.
- Так, товарищ ефрейтор, командуйте построение и проверьте документы, и там, что положено, - сказал мне наш сопровождающий старший лейтенант. Построил. Проверил. Доложил, о выполнении. Заодно спросил, что может быть, если разрешите, мы сходим на ужин? Тут товарищ прапорщик, сияя и улыбаясь громко заявил, что, мол, всё, мы теперь сняты с довольствия и ужин нам не положен...
Я как мог оттягивал момент выхода из части. Я ждал своих, которые были в карауле, понимая, что это не возможно. Хотя ощущения «А ВДРУГ» были.
Всё… Команда «На выход, строится», означает одно – прощай ШМАС, ставшая уже родной рота… Ну уж, что-что, а такого, от третьего взвода я не ожидал. Каждый из них пожал мне руку и обнял. Подбежал Авган, набросился на меня… Так я с ним и вышел из расположения…
Построил. На первый-второй, в две шеренги, равняйсь, смирно. Доклад… Все «мои» вышли, стоят, смотрят… Садыков держит Авгана… Попытка выйти «на проводы» другую роту, от которой убывали двое, или трое – была пресечена их сержантами быстро. А наши стояли… Я продолжил: «НАПРААА-ВО, за ворота шагооом арш». Строй наклонившись, как положено, двинулся. Хорошо нас сержанты выучили. Строевая на высоте…
Ворота откатились в сторону, открыв не прикрытую теперь гражданскую жизнь…
Вдруг донёсся истошный крик. Я обернулся… Это рыдал Авган. Такого я никогда больше не видел. Его Садыков держит стальной хваткой, а он в истерике бьётся. И кричит, кричит одно и тоже: «Андрэй, не забывай мэна. Я тэбя любим, я тэбя всу жизн помныть буду...». Дорогой ты мой мальчишка — Рафиев Авган Шохаб оглы...
Вся команда из двадцати одного человека, включая меня и старлея остановилась за воротами…
Как же отвратительно медленно закрывались ворота… «Откусывая» своей створкой пролетевшие полгода службы… Все, теперь новые мои молчали. Я закурил, кивком головы спрашивая старлея – он разрешил, тоже кивком. Все закурили, затоптались на гражданском тротуаре…
Старлей подошел и тихо сказал, что, давай, мол, пора выдвигаться. Голос ко мне ещё не вернулся. Какой-то спазм сковал его… Но все всё поняли, построились…
Парализующий визг тормозов заставил всех обернуться. Так подъехал с разворота к воротам бортовой «зилок». Оттуда стали выскакивать солдаты с автоматами – это МОИ!!! Я не понимал, как, но это действительно были они! Подошел и мой сержант. Его очки мало, что скрывали... Мы прощались, понимая, что навсегда... Трясли крепко сжатыми рукопожатиями… До хруста сжимали объятия… Молча… Молча…
Пятясь, я резко развернулся и пошел по улице не оглядываясь, чувствуя спиной взгляды моих, теперь уже прошлых и моих, теперь новых…
Наш путь начался…
*** Продолжение следует…