Один солдат — звали его Герман Мюллер и до войны он был жестянщиком — благополучно вернулся на родину. На суше, на воде и в воздухе он пережил всё, какие только есть, опасности и получил два тяжёлых ранения. Он был рад, что возвращается к своей семье и своему ремеслу.
Небольшой городок, где он надеялся вновь найти и то и другое, находился в часе езды от Берлина. Хотя Мюллер и знал по опыту, что это значит для людей и для домов — «оказаться в зоне военных действий», но только увидев то, что осталось от города, он ужаснулся. Его дома не было, вместо него торчало лишь несколько столбов и капитальная стена. От разрыва снаряда образовалась воронка. Её до краёв заполнял щебень и обломки, под которыми была погребена его мастерская, а может быть и семья. Несколько уцелевших жителей городка копошились то тут, то там среди развалин. В своём смятении они не узнали Германа Мюллера, да и он уже не помнил их.
Ему совсем отшибло память. Поэтому он и сам не понимал, каким образом его вскоре после этого занесло в Берлин: может быть — с толпою беженцев. Но он вдруг очутился на каком-то дворе одной из улиц около Александерплаца; узкая щель между обломками рухнувшего флигеля вела во второй двор, тоже загромождённый развалинами — частью обугленными, частью сохранившими пёстрые обои. Мюллер прошёл в развалины на втором дворе следом за кем-то, кто кого-то искал. Там он заметил человека, который, высунувшись по пояс из подвала, трудился над погнутой жестяной трубой, лежавшей перед ним на камнях мощеного двора. Тогда Герман Мюллер нагнулся, тоже взялся за трубу и помог её выпрямить. Казалось, именно эта погнутая труба, смутно напоминавшая ему о предметах, с которыми он имел дело, удержала на краю безумия оставленного богом и людьми жестянщика. А человек, высунувшийся из подвала, вместо того чтобы убрать исправленную трубу, принялся запихивать в неё вторую, более тонкую, тоже поврежденную во многих местах, и Герман Мюллер вспомнил привычные приёмы своего ремесла, которые иначе утонули бы в его памяти под обломками прошлого.
Вскоре среди людей, ютившихся вокруг этого двора, прошёл слух, что появился человек, который чинит любые жестяные и цинковые предметы. Каждый нуждался почти во всем, ибо почти всё погибло, а под развалинами лежало многое, что так или иначе могло пригодиться. Мюллер сам по себе ничего бы не предпринял, всё в нём слишком притупилось. Но он делал то, что ему поручали сделать. Точно весь его разум перешёл в руки. И в каком-то суетливом страхе, словно каждую минуту ещё мог раздаться окрик командира, он гнул, паял и чинил трубы, вёдра, чайники, печурки — всё, что ему притаскивали. Нашлась и подвальная нора, в которой он мог теперь работать. И благодаря этому в подвальной норе, само собой, появилось и то, что необходимо для жизни: печурка, даже паяльная лампа, соломенный тюфяк, попона, а иногда и кое-что из съестного. Его имя занесли во все списки; он стал жителем этой улицы, люди привыкли к нему. Но в нём по-прежнему оставалась какая-то пришибленность, какая-то притупленность ко всему, кроме воспоминаний о своём довоенном ремесле. А ведь с того дня, как он появился на этом дворе, прошли недели, может быть, месяцы, может быть, больше года... Продолжение в следующей статье.
➡️ ВСЕ ЧАСТИ ПОВЕСТИ ТУТ ⬅️