«На боевую пойдешь?» - в упор спросил меня комбриг капитан 1 ранга Сталев, подозвав к себе после общего построения бригады на дальнем гремиханском причале.
«Пойду» - не раздумывая ответил я.
Это волшебное слово: «Боевая». Боевая служба! Кто же из моряков не мечтает уйти в море, в боевой поход, и, если удастся, подольше и подальше от родных берегов.
Но для офицера, проходящего службу на сторожевом корабле 159-А проекта, предложение было странным: СКРы для длительного автономного плавания не предусмотрены, максимум, куда они ходили – так это на Новую Землю в бухту Белушью на закрытие района. Но на ядерном новоземельском полигоне давным-давно уже никаких испытаний не проводилось, поэтому в годовых планах боевой подготовки у СКР-ов боевых служб тогда не было.
Упреждая мой вопрос: «А на каком корабле?», комбриг быстро ответил: «На «Десантнике».
Морской тральщик «Десантник», куда меня после этого короткого разговора оперативно перевели с «СКР-120», - действительно готовился к многомесячной боевой службе в Атлантику, и на тот момент находился на судоремонтном заводе в Росляково, где завершал плановый осмотр и ремонт корпуса в сухом доке.
Он был кораблем нашей 2 бригады охраны водного района, только входил в состав соседнего дивизиона тральщиков.
Боевая служба должна была проходить в районе побережья Западной Сахары, в так называемой Центральной восточной Атлантике (ЦВА) – районе рыбного промысла (РРП) флотилии советских рыболовных судов, откуда в магазины «Океан» регулярно поступала разноплановая рыбопродукция.
Основной боевой задачей стояла охрана наших рыбаков от марокканских военных.
Дело в том, что на тот момент в результате длительных военных действий значительная часть территория Западной Сахары была оккупирована марокканскими вооруженными силами.
Но коренное сахарское население с таким положением дел мириться не собиралось, в результате чего на свет в мае 1973 года появился Народный фронт за освобождение Сегиет-эль-Хамра и Рио-де-Оро, более известный по своей испанской аббревиатуре, как «Полисарио».
ООН оккупацию не признавал, но марокканцы в одностороннем порядке объявили 200-мильную экономическую зону вдоль всего океанского берега, разместили в раскиданных по побережью портах радиолокационные посты и артиллерийские катера с мощными скорострельными 76-миллиметровыми итальянскими пушками компании «Ото-мелара». Катера эти были быстроходными, пушки на них скорострельными, поэтому ущерб нанести любому советскому траулеру они могли значительный. А общее число наших траулеров одновременно в РРП могло доходить до 300 единиц и более!
Двухсотмильные, никем не признаваемые, ограничения рыбаки многих стран, промышлявших в этих районах, откровенно игнорировали, но подходить ближе 12 миль от берега марокканцы не давали никому. Если какое-то судно нарушало эту границу и подходило к сахарскому берегу ближе, немедленно из ближайшего порта выскакивал быстроходный артиллерийский катер, на ходу высаживал на борт «нарушителя» вооруженную группу и требовал немедленно прекратить радиовещание, передать судовые документы и следовать в сторону берега.
На наших морских тральщиках стояли артиллерийские установки «АК-230»скорострельностью в 2000 выстрелов в минуту против 120 мароккано-итальянских, наводились они по данным радиолокационной станции, и при такой скорострельности могли любую цель за секунды размолотить в щепки, поэтому подобная охрана своего рыболовецкого флота считалась достаточно эффективной.
Да и советский Военно-морской флаг кое-что значил. При наличии рядом советских тральщиков марокканцы шалили не часто. Но периодически провоцировали наших военных моряков на ответные действия по описанному выше сценарию. Тогда уже наши тральщики осуществляли высадку на захваченное марокканцами судно своей вооруженной группы, возглавляемой, как правило, замполитом корабля. Пираты с советскими моряками в открытый конфликт никогда не вступали, и в такой ситуации им оставалось только поспешно ретироваться и ни с чем возвращаться в свой порт.
То есть такие небольшие корабли, как морские тральщики, с подобными задачами успешно справлялись, только вот для длительных океанских переходов приспособлены не были, дизеля имели ограниченный моторесурс, поэтому пришлось искать способ доставки кораблей за тысячи морских миль от пунктов основной дислокации.
Как всегда, практический выход руководством ВМФ легко был найден: в район несения боевой службы «тральцы» доставлялись на буксире зафрахтованными танкерами. В нашем случае это были танкеры Латвийского морского пароходства «Апе» и «Ауце» с портом приписки Рига.
Начало боевой службы приходилось на период зимних штормов. 10 января 1989 года своим ходом «Десантник» вышел из Гремихи в район острова Кильдин, что недалеко от входа в Кольский залив, где был взят танкером «Апе» на буксир.
Шторма в Атлантике в тот период были крепкие, доходило до 8-9 баллов.
Идти в такую погоду у кого-то на буксире – удовольствие то ещё… Слава Богу, что танкером управляли грамотные моряки, и они умело подбирали курсы, при которых воздействие океанских штормовых валов на наш по большому счету плоскодонный корабль было минимальным.
Тем не менее, от качки страдали многие. Один из рулевых при заступлении на вахту реально вешал на шею крупную жестяную банку из-под консервированных огурцов, чтобы в моменты, когда ему становилось особенно худо, было куда, не отвлекаясь от рулевого устройства, опустошить свой измотанный качкой желудок.
Понимая штормовую ситуацию по-своему, корабельная крысиная братия по ходу череды зловещих океанских штормов систематично и дружно через открытые двери с ГКП на крылья мостика утекала куда-то на обильно осыпаемую солёными брызгами палубу, чтобы никогда уже после не вернуться во внутренние помещения корабля.
Забегая вперёд, скажу, что в район рыбного промысла (РРП) «Десантник» пришел без единого хвостатого создания на борту. То есть нет, два успешно преодолели все штормовые трудности – это корабельные кошка и собака, причем обе — Машки.
К чести конструкторов и строителей морских тральщиков проекта 266-М, корабль на волнах держался уверенно и, несмотря на закрепленный на баке буксирный трос, ни разу не зарылся носом в волну. Бортовая качка на определенных курсах была запредельная, но, к счастью, до критических углов, «угла заката» и заваливания корабля на борт не доходило.
Длительное болтание на океанских волнах всё же отразилось на внутреннем содержании одной из офицерских кают, где платяной шкаф разошёлся по шву, грубо вследствие деформации корпуса разорвав достаточно крепкое столярное соединение типа «ласточкин хвост».
По причине затяжных зимних северо-атлантических штормов пришлось прятаться от непогоды у Шетландских островов, что на несколько дней продлило переход в район несения боевой службы. А шторма всё не заканчивались и не заканчивались…
В таких погодных условиях, сами понимаете, о выпечке хлеба для экипажа не могло быть и речи, так как печь на «тральце» размещается снаружи, на рострах, куда вообще выход личному составу в штормовую погоду категорически запрещен.
Поэтому практически весь переход в пищу активно употреблялись спиртовые батоны, которыми обычно снабжают подводников. Их в родной Гремихе – базе атомных подводных лодок - загрузили на корабль великое множество. Причем, это были и батоны, и обычные кирпичики-буханки хлеба и белого, и серого ржаного.
Незадолго до выхода на боевую на «Десантник» боцманом назначили мичмана, до этого служившего коком на атомоходе. Он, как и персонаж Евгения Леонова в «Полосатом рейсе», пройти мимо камбуза не мог, и регулярно заглядывал к коллеге по своей основной специальности, чтобы поинтересоваться тонкостями надводной кулинарии. Отличия с кулинарией подводной, безусловно, существовали из-за разного ассортимента продуктов и различных норм снабжения.
От боцмана корабельный кок и узнал, что приготовление к употреблению в пищу заспиртованного хлеба – это целый ритуал: предварительно разрезанный вдоль, батон замачивается в воде, а потом на противене в духовке из него вместе с водой выпаривается и спирт, превращая продукт в зажаристую теплую, ароматно пахнущую и необычайно вкусную полу-гренку - полу-булку, на запах которой сбегается вся свободная от вахты корабельная братия в надежде выпросить у кока хотя бы маленький кусочек.
Растягивать переход, как мягкую жевательную резину, однообразными галсами туда – сюда под прикрытием невысоких Шетланд дальше было нельзя, все лимиты времени были выбраны, и тогда командование флота приняло решение изменить маршрут следования буксирной связки, проведя танкер с тральщиком через Ла-Манш.
Здесь проблематика была своя: пролив изобиловал плавсредствами, особенно в самой узкой его части, именуемой Па-де-Кале. В лёгкой туманной дымке между берегами Англии и Франции активно перемещались лодки, яхты, шверботы, катера, рыбацкие шхуны и многоэтажные паромы и круизные лайнеры, каждый из которых так и норовил без страха, снижения скорости и с полным пренебрежением Правилами МППСС пересечь наш курс по носу или по корме в минимально возможной дистанции.
Несколько часов, проведенных на мостике в таком режиме, заставят поседеть любого впервые проходящего подобную карусель новичка-капитана.
Но не командира советского морского тральщика, который, сидя в командирском кресле с чашкой кофе в одной руке и сигаретой «Родопи» в другой, спокойно лицезрел круговорот заграничных плавсредств, особо не переживая и делегируя часть своих переживательных эмоций капитану впереди идущего танкера. А что ещё делать, если тебя тащат на буксире?
В конце концов и Бискай с его крутолобыми сине-фиолетовыми валами при полном безветрии остался за кормой, и знакомые ещё со времён курсантских дальних походов маяки Ла-Корунья и Порту, и траверз Гибралтара, и Канарские острова.
Приближался Северный тропик Рака.
Море успокоилось, его поверхность приобрела практически зеркальный тягуче-маслянистый вид, изредка тревожимый снопами вылетающих из-под форштевня летучих рыб.
Ну вот, кажется, добрались. Буксирный конец отдан, и корма натруженного переходом танкера-буксировщика скрылась за горизонтом в южном направлении. По плану он направлялся в столицу Анголы Луанду.
Запущены стосковавшиеся по работе дизеля, и «Десантник», неторопливо переваливаясь с борта на борт, как бы разминая ноги, своим ходом направился в точку, где его уже несколько дней сверх установленного боевым распоряжением срока ожидал полярнинский «Артиллерист».
В этом месте нашего повествования необходимо сделать небольшое отступление. Какого цвета были корабли в советском Военно-Морском флоте? Конечно же серого! Они с определенной периодичностью красились или подкрашивались так называемой «шаровой» краской, или в просторечии «шаровкой». Натовские корабли тоже были серые, но тоном значительно светлее.
Так вот, при следовании в «точку рандеву» с МТЩ «Артиллерист» впереди по курсу неожиданно появился объект необычного яркого цвета: что-то между рыжим и красным.
По мере приближения объект приобрёл очертания советского морского тральщика, который действительно был красно-рыжим. Номер на борту не оставлял сомнений относительно того, что это именно «Артиллерист», но почему красный???
В ходовой рубке «Десантника» завязалась дискуссия, что бы это могло значить. Сильнее всех были удивлены прикомандированные на время перехода начальник штаба и заместитель командира по политчасти полярнинского дивизиона тральщиков, в который и входил «Артиллерист». Наиболее распространенной версией было предположение, что корабль в условиях повышенной влажности заржавел.. Целиком... Но такого просто не могло быть!!!
Всё разъяснилось, когда полярнинско-гремиханская группа командования высадилась на борт «Артиллериста». Вся поверхность корабля была покрыта слоем мельчайшей, как пыльца, красноватой сахарской пыли. Оказывается, её накануне принесло с пустынного берега песчаной бурей. Это выглядело крайне странно при полном безветрии и штилевом состоянии поверхности моря, а также приличном удалении места якорной стоянки тральщика от берега. И нужно заметить, что в следующие четыре месяца с «Десантником» ничего подобного не происходило.
Процесс официального приёма-передачи боевого дежурства занял около пары часов, после чего, так сказать, пришло время общих вопросов.
- Ну а в целом-то как боевая прошла? – спросил полярнинцев командир «Десантника» Николай Сергеевич Захаров.
- Нормально, говорят, - марокканцы особо не беспокоили, плановый заход на межпоходовый отдых в Гвинею прошёл штатно, без приключений. Только вот был один неприятный момент. Во время перехода сюда тоже возможности печь хлеб не было, поэтому питались хлебом спиртовым. Гадость неимоверная, промучились три недели!
На наши недоуменные вопросы: Что значит промучились? У нас за него чуть не дерутся. А как же вы его готовили? – поступил неожиданный ответ: да никак не готовили, вскрывали полиэтиленовый пакет, резали на куски и ели. Изжога потом была у всего экипажа…
Вот когда мы поняли, что значит боевое братство разных видов и родов Вооруженных Сил, и как много пользы можно извлечь из наличия в экипаже надводного корабля хотя бы одного подводника.
Возможно, кто-то из экипажа МТЩ «Артиллерист», прочитав эти строки, скажет – неправда, зачем выставлять нас такими наивными? Небось, инструкция по приготовлению к каждому пакету с заспиртованный хлебом прилагалась?..
Но я при том разговоре присутствовал лично, и сомнения в серьезности произносимых слов ни на йоту у меня не возникло. Плюс эту информацию позже в личной беседе подтвердил находившийся на «Артиллеристе» мой однокашник по училищу штурман Шурик Алдошин.
А ещё Шурик презентовал мне новомодные каплеобразные солнцезащитные очки, которые приобрёл во время захода в порт Конакри Республики Гвинея, сказав, что без них здесь, в Африке – никак… Это, действительно, был королевский подарок!
Смена состоялась, «Артиллерист» снялся с якоря и ушёл в сторону дома, а на «Десантнике» началась привычная корабельная жизнь, обильно сдобренная особенностями боевой службы и местного сахарско-атлантического колорита.
Продолжение следует.