Интервью с донецким художником Равилем Акмаевым
– Приходите ко мне в мастерскую!
–А где она?
– Знаете памятник Чехову с чайкой? Мой… Так вот у меня окна прям на него. Я б его видел, если б не листва…
Мастерская Равиля находится на цокольном этаже сразу за Набережной. Из мастерской – красивейший вид на город: перетекает река, вдалеке блестят машины, колышется листва. Но где то гулко ухает…
– Не переживайте, это наши работают.
– А Вы не думали уехать из Донецка? Ведь тут страшно…
–Да как-то знаешь, когда мы своим кругом собираемся все вместе, сидим– никто об этом не говорит: страшно–не страшно. Это в фейсбуке некоторые барышни любят жаловаться, как им тяжело, как страшно. Потом смотришь: уехала. Она, если разобраться, любит Донецк… но из Грузии. Что ж можно, наверное, любить издалека, но я так не смогу. Да и кроме того, скажем честно, этой войне я не удивлялся – я лет 35 назад знал, что она будет…
– И что людей так притягивает здесь…
– Место, может, такое… Тут если идти вверх по трамвайным путям будет рыночек, я там у одного знакомого еврея овощи покупаю – самые лучшие для меня оставляет. Так вот, он в Израиль каждый полгода ездит, связи там, но началась война – он никуда не уехал. Самое интересное, что именно жена инициатором этого была. Сына они потом всё-таки отправили подальше от боевых действий – и ему ничего… У молодых нет такой ностальгии как у нас…
– Вас то же вдалеке от Донецка накрывает ностальгия?
– Я очень понимаю это состояние: жил у сына несколько дней в Ростове, под утро просыпаюсь где-то в чужом доме – и понимаю, не могу, домой тянет. Встречаю вот недавно старую знакомую, она много лет в Киеве прожила – за отцом ухаживала, должна ж была привыкнуть… Но нет, только-только отца доходила, долг исполнила и сразу – сюда, тянет! Я говорю: «У тебя ж в Киеве квартира в центре города, чего ты сюда то приперлась?» Она отвечает: «Я выла! Ты не представляешь. С ними невозможно общаться, у них четкая установка: Вы в Донецке стреляете по себе сами! Я еле дотерпела!» Этот бред им, правда, вбит в голову, они верят. Значит, у них сильная пропаганда, куда уж сильнее нашей.. Арестович у многих там – икона, как сказал – так и есть.
–В России в определенных кругах он тоже популярен…
–Только кругов этих что–то много…
В мастерской стены увешаны картинами, стоит запах краски. Здесь на стенах, как его известные работы (например, «Жизнь» – одинокий человек подметает песок в пустыне), так и новые (мальчик я огромным блестящем леденцом-петушком в руке – автопортрет из детства).
Картины Акмаева – это всегда философский вопрос к зрителю, посыл к мысли. Однако на стене висит два ярких портрета: маленькой девочки и сурового мужчины, ветхозаветного, с печальными глазами и курчавой бородой.
– А это кто?
– А это тоже художник, друг мой… Бывший.
– Почему – бывший?
–Потому что киевлянин… А у них там после определенных событий очень уж серьезный поворот в сознании случился… Когда произошёл Майдан это, он знаешь, что начал делать? Писать мне сообщения заголовками передовиц. Вот просто брал готовые и присылал – переубеждал как бы.
–А почему Вы его портрет ему не подарили?
– Именно что подарил. Сначала же он мой портрет написал – он собственно и есть портретист. У меня что-то щелкнуло, и через некоторое время я его портрет привез и не стал говорить, что сам сделал. А он даже технику не узнал, все ходил спрашивал: «Где ты его взял?!» «Нашёл» – говорю… Так и подарил ему. Но потом приезжаю через некоторое время – а он хвастается: «Смотри, как я поменял рамку! Как портрет выиграл от этого!» Этот человек взял рамку с мусорки (говорит, хорошая такая, тебе точно понравится), а портрет для неё мал был. Так что этот умник сделал? Он взял натянул холст на подрамник – и на оставшемся пространстве сам дорисовал своему портрету лобную часть, сделал из каких-то досок новый подрамник и кое как впихнул. В общем я не вытерпел, забрал его, тут подправил уж как мог и сюда повесил.
– Странное отношение к картине…
– Всё от человека зависит. Вот и здесь у нас некоторые есть богатые обеспеченные люди, но они не потратят деньги на картины: «Какие картины – война!» Но потом смотрю: идёт в рестораны, спускает деньги на выпивку. Это можно, а для картин – война. Тут же имеет значение, что люди сами выбирают…
– И всё-таки жизнь же не могла не измениться в военном положении – напряжение, депрессия?
– Чтобы не было депрессивных заморочек – надо читать Чехова. Я вот скачал себе юмористический сборник, это не только «Каштанка» из школьной программы – тут почитаешь перед сном и такое спокойствие на душе. В каждом слове такой смысл – как у некоторых в 3-4 предложения не помещается…
– Мне нравится вот эта фраза: «На душе было хорошо как у ямщика, которому по ошибке вместо червонцев дали золотой».
– Вот-вот! Слово так точно подобрано и облечено в канву предложения как паутина – попадаешь в нее и ты пропал – полностью погружаешься…
– Ваши картины они чем то похожи на рассказы Чехова – такая же лаконичность и грустный юмор…
– Воот! И ты далеко не первая, кто это говорит, а у меня с Чеховым, действительно, связь через вещи… Я во времена студенчества в Славянске жил у одной совсем ветхой бабушки… Мне указали на её квартиру, как для студентов: колонка есть, пятый этаж, комната проходная. Обстановка с элементами старины: кровать металлическая с какими-то набалдашниками со звериными головами, пружинистая такая, пианинка с подсвечниками, диванчик. Я вот на диванчике задумал расположиться, а старушка мне: «Но-но, он же такой ветхий, проломиться может, на нем же еще Антон Павлович сиживал». Антон Палыч да Антон Палыч – я значения этому имени не придал, мало ли у старухи знакомых, ей, небось, кажется, что я всех здесь знаю. Бабушка со мной очень подружилась, всё чирикает со мной, самогончик гоняет у себя на печке. Я в университет к обеду ходил и утро у нас хорошо проходило.
А потом, когда она тяжело заболела, я за ней ухаживал, сын приехал, но пьяница был – мать лежит, а он пьет. Врачи приходили, что-то ей кололи, а она инсультом разбита –какие уколы. Мать без него хоронили. Итак вот после смерти матери, когда я ему показал могилу матери, он меня всё отблагодарить хотел, сначала квартиру переписать, но я отказался. Он говорит: «Ну ладно я Вам тогда другое подарю. Вы же книжки любите читать? Чехова любите?» Ну люблю само собой. Он пошел куда то к старухину сундуку, выходит почесывая бородку, в руках какие-то бумаги держит. Знаешь, что это оказалось? Письма Антона Павловича Чехова! Я глаза вытаращил, а он говорит: «Мама что – фото не показывала?» Он потом фотографии достал – а на них наш Чехов сидит в своей привычной позе на стуле, а за его спиной, облокотившись, Надежда Александровна стоит. Представляете? Отец её оказался – главный поп церкви в ближайшей округе Славянской и по совместительству ближний друг Чехова. Чехов любил же погулять, жизнь насыщенная была: выезжал из Таганрога в Иловайск к помещику знакомому, потом в Амросьевку, в Бахмут. Обычно Чехов на Пасху к нам в Святогорск ездил и вот заезжал по дороге на пролетке к батюшке… С ним переписку и вел, Чехов его образ использует в рассказе «Перекати поле». Так я из скромности юношеской письма Чехова не взял, но стул, на котором великий писатель восседал, принял в подарок.
– Вы любите Чехова больше всех других писателей?
– Я считаю, что он больше всех – про Россию. Надо его почитать, и всё про нас станет понятно… Мы как-то с другом сидим в декабре 2020-го, он меня подкалывает: «Вот что ты, сделал Зонтика, а больше ничего не делаешь?». И слово за слово мы договорились до того: «Ты бы сейчас какой памятник хотел сделать?» А я говорю: «Так очень просто. Юбилей Чехова но носу. Вот ему». Задумка сама родилась из зарисовки: я сначала вылепил просто человека в плаще за столиком, кормящего чайку, а уж потом он у меня в Чехова трансформировался. Выслушал меня друг мой и на полном серьезе предлагает спонсировать изготовление памятника Антон Палычу. Подобная история сложилась и с памятником нашему земляку, знаменитому военному фотокору Евгению Халдею, автору фото водружения знамени победы над рейхстагом. Меценаты, которым показал эскиз памятника, не раздумывая выделили необходимую сумму для подарка родному городу. Горжусь дончанами, способными на щедрые и благородные поступки.
– А почему вы себя не пробовали в каких-то других направлениях, ну там пейзаж?
– Отчего не пробовал… Но просто приходишь на выставку – там цветочки, пейзажи, цветочки… Чего ж я полезу со своими цветочками да пейзажиками, когда и без моих их много. Кроме того для меня важно прежде всего, чтобы смысл был.
– А как связали жизнь со скульптурой?
– Вот как у меня со скульптурой то получилось? Я просто пришел в магазин, а у них как раз был завоз пластилина для лепки, и девочка продавщица стала меня уговаривать купить, а мне ж не надо, но решил ей помочь – покупаю. В мастерской на полки закинул и не вспоминал. А была как-то такая дождливая погода, я полез в шкаф что-то искать и случайно увидел брикеты этого пластилина: «Дай, думаю, попробую что-то вылепить»…
– Расскажите немного о самой кухне работы над памятником на улице?
– На улице главное попасть с размером, поймать. Чуть больше сделаешь – будет громоздко смотреться, чуть меньше – потеряется. Вот у меня «Зонтик» два метра, а ощущение, все говорят, будто герой среди нас идет. 14 кг пластилина ушло.
Ну и, кончено, самое главное – это найти литейщиков, которые в бронзе отольют скульптуру. Вот «Друг» мой отливали в Харькове весной 2014 г., когда разгоралась майданная эпопея, горели покрышки на баррикадах в Донецке и Киеве. И везти бронзовую скульптуру пришлось через блок-посты с вооруженными бойцами, под грохот пушек. До сих пор не верится, как удалось доставить из Харькова в Донецк… Тут я вспоминаю вопрос твой о депрессии. Какая тут депрессия, если ты работаешь и тебе хочется работать. А сидеть ждать пенсию –это что? Это хотеть побыстрее умереть у телевизора!
– Вы художник – одиночка?
– Можно, наверное и так сказать…По молодости: с этими гулянками и выпивками, кончено, был в компаниях – однажды еле откачали. Но касательно именно творческих собраний – это не мое. У художников есть такое понятие – «ходить по мастерским». Обычно это ближе к ночи делается, происходит вроде как обмен опытом, а по факту просто собираются и обсуждают отсутствующих. Отсутствующий появился – с ним выпивают, кто-то ушел – ему кости промывать начинают… Что тут хорошего? Я трудоголик – даже живу в мастерской, что позволяет работать в любое время. И ежегодно организовываю свои персональные выставки, как в Донецком художественном музее, так, по возможности, в разных городах.
В 2017 году наш музей представил мои работы в доме дружбы народов в Казани. В 2018 году экспонировалась моя большая выставка в художественном музее Воронежа, где я отметил свой 70-летний юбилей.
– Вы в начале нашей встречи сказали фразу: «А ты умный, хоть и художник…» Художнику надо быть умным?
– Конечно. Мастерство – вещь хорошая, но я боюсь фразы: «У него есть свой почерк». Потому что потом придешь на выставку: Тут техника прекрасная у него, и тут, и здесь…И всё одинаково выходит, а это уже штамп… Сама техника исполнения для мня не важна, у меня принцип – картинка должна смысл нести. Даже фантастическая, абстрактная вещь должна нести информацию. Понимаете, я не академический художник, я не гонюсь за статусами, наградами и прочим. Я просто работаю и очень переживаю, когда приходится отвлекаться на бытовщину… Есть люди, которые усердно выдают свою техничность, правдоподобность или рисуют классику, соблюдают пропорции, а у меня что? В серии пушкинской руки у поэта по длине равны ногам. Ко мне так подходил один «знаток», впаривал: «Что ж ты не знаешь разве, сколько голов в теле умещается?! Не мог посчитать?!» и т.д. Но у меня в год – по 2 выставки и это при том, что я повторов не показываю, а у него – забыл когда и было… Вот и весь разговор.
– Названия ваших картин метафоричны и неотделимы, как они вам приходят в голову?
– Бывает до, бывает после… Например, «Детектор лжи» из анекдота про Чапаева получился. Вот эта – «8 марта» – прямая зарисовка из жизни (одинокий мужчина идет морозным утром с букетиком тюльпанов) – я его видел утром 8 марта, несущего любимой женщине добытые дефицитные в далекие семидесятые годы цветочки.
Вообще я всегда ношу с собой блокнотик, где делаю небольшие пометочки – чаще это даже не зарисовки, а несколько слов, которые фиксируют идею. Например, читаю книгу, вдруг на какой-то строчке рождается ассоциация я её, хоп, хватаю и записываю. Так рождается тема.
Как например у меня возникла идея картины с Высоцким «Я вернусь» – я как-то прочел, что Высоцкий в прошлой жизни существовал якобы в образе коня. И песен с образами коней у него несколько. Моё поколение воспитывалось под песни Высоцкого, и я посчитал своим долгом оставить память о великом барде на холсте. И когда явился образ будущей картины, чтобы не забыть идею, я записал на клочке бумаги: «Конь (стрелочка)–ВЫсоц–ведро воды» .Но эту бумажку с пометками я вложил в черновики и, как водится, забыл. А потом была его дата или юбилей и мне попался на глаз этот клочок, вот отсюда и родилась идея.
Фото с выставки Равиля Акмаева в Воронеже
– А как же Муза?
– На самом деле, все яркие события в жизни творческих людей – это как-то более выдумывается их биографом. А на самом деле творчество– это ты просто пашешь… Вот про Ван Гога – столько книг написано, а ведь в его жизни ничего кроме картин и не было.
– А вот эта картина, где Толстой, опершись на руку, грустно смотрит на поезд: «Дура ты, Нюра!» – как родилась?
– А ты читала Анну Каренину? Ну так что же – не похоже? Была такая «Литературная газета» в советское время, там на последней странице была рубрика «Рога и копыта», где публиковались юмористы. Вот в одном экземпляре была маленькая такая статейка: «Если бы Анна Каренина вставала в 6 утра, готовила завтрак для семьи, успевала бы одеться, отвести детей в школу и садик, успеть на службу, в перерыв – закупиться в магазине, а вечером – все в обратную сторону… Окончание у романа было бы намного оптимистичнее».
–А где на Ваших картинах Вы?
– Да нигде, но при этом они мне очень близки. Наверное, серия с Чеховым наиболее по мне. Вообще я долго подбираюсь к образу героя, влюбляюсь в него, стараюсь побольше узнать о его жизни, много читаю о нем. А потом вдруг сразу сажусь и начинаю красить, начинаю жить жизнью моего героя.
– Но вы саркастически относитесь к своим героям?
– Да, потому что про того же Толстого не скажешь вслух: «Он такой-сякой». Кто тебя послушает. Его уже всё равно любят. А любят, как известно, не за что. Вот я и подшучиваю над ним. Не зря же я его с Чеховым босым нарисовал… А вообще сарказм – это мой способ общаться с миром. Вот, например, сейчас такая тенденция пошла на котов. Понаблюдайте, даже из горячих точек везде их спасают, на фотокадрах у волонтёров больше котов, чем людей. Вот я так подкалываю. Вот и всё картина называется «Пенсия у хозяина вкусная».
– А сами котов не любите?
– Почему же? Но Вы видите, что у меня? Кругом палитры, краски. Котёнок что в первую очередь сделает? Запрыгнет и всё опрокинет. А так я завёл бы…
–На ваше творчество как то повлияли военные события?
– За время войны я сделал штук шесть выставок, последний раз в музее, пока там не бомбанули. Теперь выставок нет, но я продолжаю работать. А вообще мне нравится анекдот один про наводнение: село затоплено по самые крыши, вода несётся, все сметает на своем пути, какой-то народ в воде барахтается, все несется куда-то, два кума сидят на крыше, курят и вдруг видят как на поверхности воды всплывает шляпа из соломы – плывет-плывет в одну сторону, раз – остановилась, и обратно пошла, потом – так же в обратную сторону, туда – сюда. Один кум удивляется: «Это еще что за чудо?» Второй: «Так то пахарь наш – Петро! Он сказал: А мне по фиг, потоп – не потоп, а мне пахать надо!!». Вот я и живу по этому принципу.
– Но Вы не торопитесь обращаться в своих произведениях к военной тематике?
– Я считаю, что многое еще должно отстояться, осмыслиться… Я еще когда плакатами занимался, мои учителя говорили: «Имей в виду, первая идея, которая пришла к тебе в голову – по природе своей штамп, потому что она сразу нескольким в голову приходит, поэтому её надо откидывать, давать голове подумать». Кроме того в моих картинах мысль ведь не напрямую высказывается, а через метафору…
–То есть Вы – художник, но не верите, что искусство может остановить войну?
–Как я повторюсь, я уже лет 30 знал, что эта война будет. На самом деле, та война XX века просто не закончилось… И да, я не испытываю никаких иллюзии по поводу братского народа и примирения. С этим народом, что сейчас живет на Украине уже не договориться. Третье поколение выросло. Просто диктовать правила будет тот, кто победит. Пока он будет оставаться у власти – сила будет за ним, потом совершит ошибку – и всё… Всё жестко и сурово.
– Но значительная масса творческой интеллигенции уехала отсюда в самом начале войны и целиком переняли риторику украинскую…
––По сути правильно, что они уехали. Плохо, что они вернутся. Потому что когда наши до Киева доберутся, они рванут все сюда. Квартиры то почти у всех здесь остались, продавать было не выгодно – они ничего не стоили.
– В Донецке продолжают работать театры, другие культурные заведения… А есть ведь фраза «Когда работают пушки – музы молчат»…
– Видите, у нас они именно таки что не молчат. У нас они трубят, наш театр воскрес именно с началом войны, ещё в далеком в 2014-ом создавались очень глубокие, сильные постановки!.. В оперном театре к опере «Аида» изобрели очень сложные кинетические конструкции, подвижные декорации. Так они повезли этот спектакль в Италию… Он столько шуму наделал! Как это – военный Донецк и такой уровень! А потом снаряды попали в склад с этими очень оригинальными и дорогими декорациями. Но творчество продолжается, и народ это высоко ценит, особенно сейчас, когда пушки не умолкают который год… В театрах, в филармонии, в музеях полные залы, молодёжи полно.
– Вы верите, что искусство может остановить войну?
–Нет. Я такого не припомню, искусство может быть на стороне войны или против войны, а поменять… Уже который год я пытаюсь найти благородного мецената, который подарил бы Донецку памятник–реквием погибшим детям Донбасса. Проект памятника отлит в бронзе… У меня обычно композиции позитивно-юмористического характера, а этот монумент стал бы местом печали и памяти. Это горе, которое не уходит. Многие журналисты московские писали про эту мою работу. Сергей Миронов на заседании партии «Справедливая Россия» говорил о создании аллеи ангелов в Москве. Я всё надеюсь, что моя идея найдет воплощение.