Я, по своей сути, человек суеверный, верящий в разные приметы, всякую нечисть и вещие сны. Этому, скорее всего, способствовало мое детство, проведенное в затерянном украинском селе, как будто сошедшего со страниц гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Помню, там вполне мирно сосуществовали сельские ведьмы, русалки, лешие и домовые. В хате моей бабы Христи было множество старинных икон, которые она любовно обрамляла вышитыми рушниками и подолгу била перед ними поклоны, если в селе происходило что-то уж совсем выходящее за грани человеческого понимания. Вот одну из таких намоленных икон она подарила мне в очередной мой приезд.
Прошли годы. Я из смешливой девчонки стала серьезной (или почти серьезной) замужней дамой, по-прежнему верящей в народные суеверия. В отличие от своего мужа, который, напротив, не верил ни в бога, ни в черта (результат коммунистического прошлого нашей многострадальной матушки России) и со всей серьезностью убеждал меня, что «любое необъяснимое явление можно объяснить с научной точки зрения». Убеждал до тех пор, пока не произошел с ним один случай, в корне изменивший его отношение к миру « по ту сторону».
Умер его дед, милый, интеллигентный старичок, ушел из жизни спокойно , не причиняя никому хлопот, впрочем, как и жил. Мне, на девятом месяце беременности, отсоветовали сидеть возле его гроба до похорон и отправили домой вместе с моей первой дочкой, которой на то время было семь лет. Муж остался в доме деда.
Пришли сумерки, за ними - ночь, рядом сладко посапывает моя девочка, а я все никак не могла заснуть, хотя веки уже были тяжелыми, реальность происходящего воспринималось с трудом. Очнулась я от взгляда: в дверном проеме стоял дед и смотрел на меня. Крепко зажмурив глаза, я пыталась отогнать видение, но тщетно - дед не уходил. Он просто стоял и смотрел, не пытаясь приблизиться. Я же, находясь в ступоре, не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой, даже язык, казалось, одеревенел и распух во рту.
Вывел меня из оцепенения звонок во входную дверь. Мой благоверный, весь день реализуя русский девиз: «горе и водка - близнецы- братья», еле стоял на ногах. Поэтому его и отправили домой проспаться, чтобы к похоронам он пришел в норму. Я с объятьями кинулась к нему на шею, плача и сбивчиво пытаясь объяснить происходящее до него. Он же кое-как уразумев сказанное, конечно, не поверил мне (« все бабы- дуры!» ), но видя в каком я состояние, по- своему решил мне помочь. А именно, бухнулся на колени перед бабушкиной иконой и дурашливо заголосил: «О, Пресвятая Богородица, пусть моя Ирка спит спокойно, а деда пошли ко мне!» И с чувством исполненного долга свалился на кровать в соседней комнате. Как ни странно, но я заснула сразу, как говорят, «вырубилась».События предыдущих дней и ночи вымотали меня вконец…
Проснулась я от того, что кто-то дергал меня за одеяло и голосом мужа шептал: « Ирин, пусти меня. Ну, проснись же!» Открываю глаза. Возле постели – совершенно трезвый мой милый, ужас во взоре, и зуб на зуб не попадает то ли от страха, то ли от чего другого. Выясняется, что случилось то, чего он сам себе пожелал, т. е. дед вместо меня пошел к нему. Муж у меня, вообще-то, не из робкого десятка, и , чтоб вывести его из равновесия, надо приложить немалые усилия. А тут такое! Затравленный взгляд, трясущиеся руки, и как заведенный: «Представляешь, Ир, я глаза открыл - он стоит! Я говорю: « Ты че, дед?» А он подходит все ближе и ближе и садится на кровать. Тут я, блин, совсем рехнулся, вскочил – и к тебе!»
В общем, до рассвета мы уже вместе не сомкнули глаз. Утром, при свете дня, мужик мой «раскрылился» и начал уже посмеиваться, и иронично пересказывать ночной случай, объясняя, что дескать «не в себе был, лишку на грудь принял» и т.д. Но я-то видела, как он что- то шептал, стоя перед иконой. Наверное, просил прощения.
А что деду надо было от меня в ту ночь, я не знаю. Может, проститься приходил, раз я сама к нему не пришла.