После революции в Москве разрушили порядка 450 храмов, больше половины от общего числа. Подавляющее большинство оставшихся закрыли и использовали под жилье, склады, здания заводов, НИИ и рабочих клубов.
«Храм Христа Спасителя. Кто не слыхал о нем? А между тем никто не узнал через газеты, что он был взорван. Теперь лежит на том месте обеленная снегом гора камней, а в высоте, там, где был крест, реют тучи птиц, обитателей крыши бывшего храма. У птиц есть крылья, но ведь и крылатому существу непременно надо куда-то присесть. «Куда сесть?» – думают птицы даже, но как же не мучиться бескрылому человеку, у которого из-под ног вырвали все ему дорогое...» Это запись из дневников Михаила Пришвина, сделанная в декабре 1931 года.
С точки зрения масштабных разрушений Троице-Сергиевой Лавре повезло. Ее закрыли почти сразу, в 1919 году, но не разрушили и не искалечили. Она превратилась в музей. Хотя разрушения все-таки были. Два самых трагичных момента ее советской бытности – вскрытие мощей Сергия Радонежского (о потрясающей воображении истории спасения его главы я написала здесь) и сброс колоколов.
Сбрасывать колокола начали в конце декабря 1929 года. Первым сброшенным колоколом стал Большой. Так его называли, Большой или Царь. Самый большой колокол в России.
Время, как и с Храмом Христа Спасителя год спустя, выбрано неслучайно – подгадывали под Рождество.
А автор цитаты выше, Михаил Пришвин, жил в то время в Загорске (советское название Сергиев Посада), сохранил и сфотографировал историю разрушения колоколов.
Ниже цитаты из его дневников и сделанные им фотографии. Они гораздо лучше, чем любой пересказ, оживят для вас это время.
4 января
«Показывал Павловне упавший вчера колокол, при близком разглядывании сегодня заметил, что и у Екатерины Великой и у Петра Первого маленькие носы на барельефных изображениях тяпнуты молотком: это, наверно, издевались рабочие, когда еще колокол висел. Самое же тяжкое из этого раздумья является о наших богатствах в искусстве: раз «быть или не быть» индустрии, то почему бы не спустить и Рембрандта на подшипники. И спустят, как пить дать, все спустят непременно».
8 января
«Вчера сброшены языки с Годунова и Карнаухого. Карнаухий на домкратах. В пятницу он будет брошен на Царя с целью разбить его. Говорят, старый звонарь пришел сюда, приложился к колоколу, простился с ним: «Прощай, мой друг!» и ушел, как пьяный».
9 января
«На колокольне идет работа по снятию Карнаухого, очень плохо он поддается, качается, рвет канаты, два домкрата смял, работа опасная и снимать было чуть-чуть рискованно. Большим колоколом, тросами, лебедками завладели дети. Внутри колокола полно ребятами, с утра до ночи колокол звонит…»
15 января
«…сбросили Карнаухого. Как по-разному умирали колокола. Большой, Царь, как большой доверился людям в том, что они ему ничего худого не сделают, дался опуститься на рельсы и с огромной быстротой покатился. Потом он зарылся головой глубоко в землю. Толпы детей приходили к нему и все эти дни звонили в края его, а внутри устроили себе настоящую детскую комнату. Карнаухий как будто чувствовал недоброе и с самого начала не давался, то качнется, то разломает домкрат, то дерево под ним треснет, то канат оборвется. И на рельсы шел неохотно, его тащили тросами… когда он упал, то и разбился вдребезги. Ужасно лязгнуло и вдруг все исчезло: по-прежнему лежал на своем месте Царь-колокол, и в разные стороны от него по белому снегу бежали быстро осколки Карнаухого».
19 января
«Все это время лебедкой поднимали высоко язык большого колокола и бросали его на куски Карнаухого и Большого, дробили так и грузили. И непрерывно с утра до ночи приходили люди и повторяли; трудно опускать, а как же было поднимать».
24 января
«Рабочие сказали, что решено оставить на колокольне 1000 пудов.
— Лебедь останется? — Не знаем, сказали: остается 1000 пудов.
— А Никоновский? — Ничего не ответили рабочие, в сознании их и других разрушителей имя тонуло в пудах...
— Православный? — спросил я.
— Православный, — ответил он.
— Не тяжело было в первый раз разбивать колокол?
— Нет, — ответил он, — я же за старшими шел и делал, как они, а потом само пошло. И рассказал, что плата им на артель 50 к. с пуда…
Колокола, все равно, как и мощи, и все другие образы религиозной мысли уничтожаются гневом обманутых детей. Такое великое недоразумение…»
25 января
«Лебедками и полиспастами повернули Царя так, что выломанная часть пришлась вверх. Это для того, чтобы Годунов угодил как раз в этот вылом и Царь разломился».
28 января
«А то, верно, что Царь, Годунов и Карнаухий висели рядом и были разбиты падением одного на другой. Так и русское государство было разбито раздором…
Сначала одна старуха поднялась к моему окну… Напрасно говорил я ей, что опасно, что старому человеку незачем и смотреть на это. Она осталась, потому что такая бессмысленная старуха должна быть при всякой смерти, человека, все равно как колокола… К ней присоединились еще какие-то женщины, сам сторож, дети прямо с салазками, и началось у них то знакомое всем нам обрядовое ожидание, как на Пасхе ночью первого удара колокола, приезда архиерея или…
О Царе старуха сказала:
— Большой-то как лёгко шел!
— Легко, а земля все-таки дрогнула.
Совершенно так же говорила старуха о большом колоколе как о покойнике каком-нибудь: Иван-то Митрофаныч, как хорошо лежит!
…лебедки загремели, тросы натянулись и вдруг упали вниз: это значило, колокол стронулся и пошел сам.
— Сейчас покажется! — сказали сзади меня.
Показался. И так тихо, так неохотно шел, как-то подозрительно. За ним, сгорая, дымилась на рельсах подмазка... Гул был могучий и продолжительный. После того картина внизу явилась, как и раньше: по-прежнему лежал подбитый Царь, и только по огромному куску, пудов в триста, шагах в 15-ти от Царя, можно было догадаться, что это от Годунова, который разбился в куски».
29 января
«Мы отправились снять все, что осталось на колокольне… В следующем ярусе после него, заваленного бревнами и обрывками тросов, где висели некогда Царь, Карнаухий и Годунов, мы с радостью увидели много колоколов, это были все те, о которых говорили: останется тысяча пудов».
Спасибо Пришвину, благодаря которому история сноса колоколов встает перед глазами. И чтобы не заканчивать на грустной ноте, скажу немного про возрождение.
В 1946 году после открытия Лавры старый звонарь, про которого Пришвин пишет, как он приходил прощаться к Карнаухому, снова, спустя столько лет, звонил к новом службе.
О звонаре и его истории я рассказываю в аудио-гиде по сергиев-посадскому району Клементьевка.
Я пишу про Сергиев Посад и окрестности. В закрепленных подборках вы найдете маршруты для прогулок, советы для туристов (которые пригодятся и местным), заметки про историю (успеете прочитать их, пока пьете кофе). Буду благодарна, если подпишитесь на этот канал или вк или поделитесь им с теми, кому он может быть интересен.
А еще я провожу экскурсии по Сергиев Посаду и делаю удобные аудио-гиды по городу для тех, кто любит гулять самостоятельно.