Со второго полугодия начался новый курс. Вождение. После обеда ребята осваивали управление маленькими скоростными болидами. Володе это удавалось не особенно хорошо – то есть в отстающих он не был, но многие ребята – в том числе и Волков, и Скворцов, и Кудинов и даже Коля Стратов проходили трассу быстрее и чище, чем он.
-Это тебе не физику решать, да Климовцев? – смеялся Скворцов всякий раз, когда выбивался в лидеры.
Володю эта фраза не задевала только первые раз десять – потом внутри него начало расти угрюмое раздражение, призывающее как-нибудь при случае хорошенько дать Вадиму в лоб. Но он решил этому желанию не поддаваться – тем более, что Вадим, кажется, смирился со своим положением запасного вратаря.
Он перестал устраивать постоянные ссоры с другими ребятами и понемногу начал обзаводиться приятелями – по крайней мере у Вадима теперь не было проблем с подготовкой домашних заданий – поскольку всегда находился помощник – да и во время самостоятельных и контрольных работ, очевидно, таковые находились – единственной проблемой оставались устные ответы – но и здесь ситуация несколько выправилась. Володя успевший немного узнать Скворцова за время их открытой вражды, понимал, что все эти изменения не могли даться Вадиму легко и теперь чувствовал к нему уважение. Это помогало сдержаться, когда Скворцов вновь и вновь отпускал однообразные шуточки про болиды и физику.
Тем более у самого Володи дел было невпроворот. Во-первых, он теперь трижды в неделю занимался с Волковым физикой. Два раза в неделю, правда, выходило не больше получаса. Зато по воскресеньям получалось полноценное часовое занятие.
А еще раз в неделю он получал письма от Марины. Марина рассказывала о родителях, подругах, о школе. А в середине февраля вдруг письма от Марины прекратились.
Волков растолковал ему, что Марина обиделась.
-На что? – удивился Володя.
Волков пожал плечами:
-Откуда ж я знаю… Можешь попробовать просто извиниться – иногда срабатывает. Хочешь, я попробую ваши письма почитать.
В письмах ничего особенного не было, но Володя не согласился сразу – однако время шло, а Марина все не писала, и мальчишка в итоге дал Волкову почитать переписку – к его удивлению тому не потребовалось много времени.
-Балда! – Заявил Волков. – Она тебе три раза написала: «Я тебя люблю», я ты ей ни разу! Вот как так можно?! Тебе что ли жалко было? – недоумевал Сережа.
Володя написал письмо в котором извинялся и в конце добавил ту самую фразу, из-за которой, по мнению Волкова и был весь сыр-бор. Но на душе осталось неспокойное чувство. О любви он имел самое смутное представление. Примерно такое же, как о понятиях «бесконечность» или «квазичастица». И как можно признаваться в том, о чем не имеешь ни малейшего представления?
Он перерыл все научные книги о любви, какие только смог найти – и подвел итог в своей тетради: «Любовь – это чувство взаимной эмоциональной привязанности, основанное на симпатии». Это было очень простое определение, которое Володе очень понравилось. Тем более он вычитал, что любовь может вырасти из дружбы, а в определенной степени всегда в ней присутствует.
На этом следовало бы и остановится. Но ему уже попадалось упоминание о том, что любовь должна быть связана с половым влечением - и Володя решил разобраться с этим вопросом. И сказал об этом Сережке – что явно было зря – тот завалил его кучей информации с распечатками и картинками с которыми пришлось знакомиться урывками в секрете ото всех. В итоге Володя пришел в уныние – ничего такого он к Марине не чувствовал.
Волков, смеясь, обещал, что почувствует, и очень скоро, но Володя сомневался. А после того, как Сережа принес из увольнения одну видеозапись и показал ему – мальчишка еще больше утвердился в мысли, что очень далек от подобных влечений.
Сережка утверждал, что это и есть любовь. По крайней мере, во взрослом мире. Володя не мог с этим согласиться, но и опровергнуть не мог. Вдруг Волков прав? Он написал в своей тетради целое рассуждение по этому поводу, но так и не пришел ни к какому выводу.
Володя принялся за художественную литературу, временами пополняя свои записи в тетради – пришел в отчаяние от Шекспира – поскольку в его интерпретации любовь непременно должна была закончиться полным кошмаром. Определение любви пополнилось такими проявлениями, как ревность, невозможность думать ни о чем другом, кроме как о том, кого любишь, непременной тоской и потерей смысла жизни, если не можешь находиться рядом с любимым – Володя выписывал эти проявления и отмечал знаками – есть ли они у него. Почти ничего такого не было.
В целом же он понял, что о любви написано, безусловно, очень много, но при этом каким-то непостижимым образом – слишком мало. Что это за чувство и как оно возникает – после штудирования всех книг осталось для него полнейшей загадкой.
В этот день они с Волковым и Стратовым на пару минут задержались на физике, поэтому в класс зашли чуть позже других ребят – все еще шла перемена, и Скворцов развлекал одноклассников, зачитывая какие-то фразы из тетради. Получалось это у него просто превосходно – мальчишки хохотали до изнеможения.
-Любовь – это влечение одного одушевленного существа к другому…
Взрыв хохота.
-Для соединения с ним и взаимного восполнения.
Снова смех.
-О! Это вам точно понравится! – проанонсировал Вадим следующую фразу, - Любовь и секс тесно связаны, но при этом могут существовать независимо друг от друга.
Хохот стал истерическим.
Володя замер на месте. Скворцов читал его записи. Его записи из его тетради. Понимание произвело тот же эффект, что и ведро кипятка внезапно опрокинутое на голову. Такой смеси ярости, стыда и возмущения Володя не испытывал еще никогда. На мгновенье ему захотелось разорвать Скворцова на части. В следующее он понял, что это ситуацию не спасет – слишком много ребят слышали. Поэтому внезапно захотелось умереть самому – тут же на месте – а учитывая, что это едва ли осуществится – забиться в угол и притвориться, что происходящее его не касается.
-Гад! – Сережка, наконец, понял в чем дело и бросился было вперед, но Володя удержал его за плечо.
Перевел дух. Что произошло – то произошло. Бессмысленно теперь биться головой о стену – да и глупо к тому же.
-Это моя тетрадь, - сухо сказал он, и вокруг стало очень тихо.
Вадим недовольно закусил губу, наблюдая, как к нему подходит Володя.
-Твоя?! – усмехнулся он, поднимая тетрадь над головой. - Забери!
Напрасно он так поступил.
Володя шагнул вперед, изо всех сил ударил Вадима ногой под колено, а когда тот, вскрикнув от боли – упал – вырвал тетрадь и снова ударил – теперь уже кулаком по лицу.
Этот момент и застал вошедший в класс учитель, и Володя заметил мелькнувшее в глазах Вадима торжество.
Ребята подходили к нему извиняться. Володя только пожимал плечами. На них он уже не злился – они не знали, что это его записи. Да и на Скворцова тоже был уже не особенно зол. Он злился теперь в основном на себя. За то, что беспечно оставлял тетрадь в тумбочке. За то, что в конце концов сделал именно то, что нужно было Скворцову – набросился на него при учителе.
Володя не сомневался, что Вадим хотел именно этого – не так сложно было избежать удара по ноге, тем более ему – вратарю с отменной реакцией, да и потом, несмотря на боль, он очень даже мог ответить на удар, ввязываясь в драку. Не стал. Специально, чтобы учитель видел – это была не драка, а нападение.
Единственное, что, очевидно, пошло не так – Володя сразу сказал, что это его тетрадь. Наверное, Вадим рассчитывал, что он будет об этом молчать – и тогда никто не знал бы причины нападения.
А так – когда сразу после уроков Пушкарев объявил общее построение и приказал Климовцеву выйти из строя – ребята сразу загомонили:
-Вадим сам виноват!
Петр Сергеевич остановил их жестом, распорядился:
-Кудинов, докладывай.
-Скворцов читал всякую ерунду. А мы смеялись. Мы не знали тогда, что это тетрадь Климовцева, его дневник. А когда Климовцев подошел и сказал, что это его и попросил – отдать – Скворцов сказал – попробуй забери!
-Скворцов, это правда? – поинтересовался Петр Сергеевич.
-Вы бы видели, что там написано, - хмыкнул тот.
-Ну, он-то хотя бы пишет, - отозвался Пушкарев, - а ты вот больше рисуешь. Показал бы ребятам – что.
Скворцов сжал зубы.
-Климовцев – следующие три дня сразу после отбоя моешь в корпусе спальню, классную комнату, коридор и лестницу.
-Есть, - спокойно отозвался Володя
-Это нечестно! – возмутился Волков.
-А вам, курсант, я слова не давал, - заметил Пушкарев, - Скворцов – все то же самое делаешь три дня по утрам до подъема.
-За что?! – возмутился Вадим.
-За привычку лазить по чужим тумбочкам. Еще вопросы есть?
-Нет.
-Тогда сразу после обеда отправляешься со мной.
-Но у нас вождение!
-Разок пропустишь – ничего страшного.
Володя и сам сегодня с удовольствием пропустил бы вождение – он не мог сосредоточиться, и поэтому никак не получалось пройти трассу.
Наказание, назначенное Пушкаревым, его не особенно расстроило – могло быть и хуже. Больше задевало то, как легко он вписался в сценарий, придуманный Скворцовым – а хуже всего – он не мог придумать, как нужно было поступить в этой ситуации – чтобы и тетрадь отобрать и в драку не ввязаться. А еще было что-то много хуже – и он так сразу не мог определить, что именно.