Смрад был чудовищный – густопсовый, как образно выражался старина Прокопыч. А может, и вовсе густогиеновый или даже густольвиный – цари зверей, тоже, насколько мне известно, воняют преизрядно. Здешний запах уж точно точно не уступал им в плане воздействия на обоняние – он валил с ног, перехватывал дыхание, разъедал слизистые, заставлял содержимое желудка подкатываться к горлу кислым комом. Испарения немытых человеческих тел и прочих продуктов жизнедеятельности; вонь прогорклого масла, протухшей рыбы, чего-то горелого, прокисшего, сгнившего смешиваясь, создавали непередаваемое амбре застарелой выгребной ямы, расположенной по соседству с вокзальным «туалетом типа сортир» годов эдак семидесятых двадцатого века. Несчастные родичи Соломона Янкеля торчали тут уже третью неделю, лишённые притока свежего воздуха, обходясь парой плошек воды на человека в день, вынужденные справлять естественные нужды в неглубокую яму в кирпичном полу, прикрытую кое-как досками. Даже я, находясь на расстоянии в два десятка шагов от этого скорбного прибежища, едва сдержал тошноту, а доносящиеся из-за полуприкрытой двери звуки неопровержимо свидетельствовали о том, что ни Делия, ни француз-математик с этой задачей не справились. Насчёт мамлюков я не был уверен – лужёные желудки сынов североафриканской пустыни способные перенести многое…
А ещё - звуки. Сливающиеся в единый угнетающе-тоскливый гул женский плач, детские крики, причитания стариков, пронзительный мяв невесть как оказавшейся в этом маленьком филиале еврейского ада кошки…
- Всё. - прошипел мне на ухо Ростовцев. – Нету больше моего терпения. Как выходят они из этой клоаки – валим ко всем чертям, пока я сам тут не застрелился от этой вони.
Я пожал плечами. Строго говоря, поручик прав – проводник показал д'Эрвалю прибежище единоверцев, а что до остального, то вряд ли гасконец рискнёт расспрашивать его при всех. Требуется вдумчивый допрос прямо на месте действия – а, главное, за эти полчаса блужданий по подземельям у меня выработалось ощущение, что я и сам, без чьих-либо указаний знаю, куда идти. Одно из низких ответвлений коридора, мимо которого Янкель просеменил, не задержавшись, показалось моей вновь открывшейся «чуйке» весьма перспективным, да и взгляд, который на ходу бросил в ту сторону кантор, навевал на размышления. Знает ведь, шлемазл эдакий, как пить дать, знает – но хочет быть хитрее одесского раввина. Наверняка уже сообразил, что мы крадёмся следом за их гоп-компанией и вот-вот пустим в ход оружие. Рассчитывает сдёрнуть под шумок? Или надеется, что мы перебьём или хотя бы выведем из строя друг друга - и тогда проблема снимется сама собой? Если так, то зря – мы с Ростовцевым вовсе не собирались устраивать здесь битву титанов в подземном мире, соревнуясь в силе, владении оружием и воинской удаче.
Склеп-убежище, где пряталась родня Янкеля и ещё три еврейских семейства, включая раввина Глебовской синагоги с супругой и детьми, соседствовал с довольно просторным залом. Дверь – прочная, из тёмных дубовых досок, точная копия той, что мамлюки выламывали в соляном подвале – то ли не была заперта вовсе, то ли её открыли изнутри после условного стука. Мы проводили процессию взглядом, притаились в густой тени по дальним углам и принялись ждать.
Первым появился один из мамлюков – на плече он волок кирку и лом – к моему несказанному восторгу, слегка погнутый. Крепко всё же строили давно позабытые московские мастера…
За мамлюком следовал д'Эрваль – в одной руке он держал фонарь с тускло коптящей свечой, в другой поблёскивала обнажённая сабля. Лицо его было подсвечено, и я заметил, что он с трудом сдерживает рвотные позывы. За ним, вытирая рот рукавом, ковылял учёный математик, потом Делия и её арабский спутник с ещё одной лампой. Замыкал процессию третий мамлюк – у этого кроме лампы в руках был хищно изогнутый ятаган, клинок которого отливал в отблесках свечей синевой.
- Приготовились. – шепнул я поручику. - Тот, что впереди, с инструментами на плече – твой. Я кладу замыкающего, потом оба – Дауда – так, кажется, гасконец его называл? Только не вздумай высаживать весь барабан разом, остальных заденешь…
- Да понял я, понял…- едва слышно буркнул Ростовцев, поднимая наган. Я вскинул карабин к плечу, ловя в прорезь прицела идущего последним мамлюка – из-за плеча Делии мне была видна только его голова, правая половина торса да рука, держащая лампу. За спиной сопел Прокопыч, которому велено было не высовываться со своим мушкетоном, а прикрывать нас с тыла.
«…Ну что, хватит им, пожалуй, тут гулять?..»
***
Не опознать звук выстрелов было невозможно, несмотря и на множественные эхо от стен, и на мгновенно оглохшие уши. Гжегош и не сомневался – три выстрела из нагана, и ещё два из мосинского карабина. Значит, те трое, что увязались за Делией и её приятелями в соляном подвале – не кто иной, как его старые знакомые? А кто ещё может так ловко обращаться с образчиками оружия из будущего? Никаких сомнений – Никита Басаргин, его однокашник по институту и альтер эго в этой фантастической миссии - и, вероятно, басаргинский приятель-гусар.
Они и есть, больше некому…
Правда, есть ещё третий, и его Гжегош опознать не смог. Собственно, он и первых-то двух толком не рассмотрел – увидел только тёмные силуэты, скользнувшие вслед за Делией и её спутниками в дверной проём. И – последовал за ними, стараясь не думать о том, что у него самого нет не то, что электрического фонарика или свечки, но даже и самого примитивного огнива, оставшегося в саквах на площади. И если ему очень не повезёт, он отстанет и заблудится в подземном лабиринте – судьба его ждёт самая незавидная.
Некоторое время Гжегош следовал за отсветами, мелькающими на кирпичных стенах. Пару раз едва не разбил себе голову о низко нависающие потолочные балки, чувствительно расшиб колено, оскользнувшись на какой-то дряни, и вдобавок к этому потерял один из пистолетов. Искать его он даже не пытался – не видно не зги, а если начать обшаривать сырой, заляпанный дрянью пол, то запросто можно отстать и потеряться в этом могильном мраке. Приближаться же к источнику света, сокращая дистанцию, он не рисковал – где-то между ним и Делией с мамлюками находились трое незнакомцев, и Гжегошу вовсе не улыбалось налететь на них в кромешной темноте.
Потом коридор слегка расширился, свет впереди стал сильнее – видимо, идущая впереди группа зажгла ещё свечи, а то и факела, если судить по тому, как заплясали на стенах сполохи оранжевого света. Донеслись невнятные звуки – многоголосый плач, причитания, стоны, - отчётливо потянуло помойкой. Теперь Гжегош хорошо видел притаившихся по бокам большой арки людей – да, трое, причём у двоих в руках то ли карабины, то ли длинноствольные пистоли. Вот один что-то показывает другому жестом, опускается на колено и вскидывает оружие к плечу и целится…
Он ждал выстрелов, но всё равно чуть не оглох от оглушительно в этой подземной теснине грохота.
Бах! Бах!
И снова – Бах! Бах!
Крики, полные боли и испуга, пронзительный женский визг, и ещё раз - Бах!
Один из троих преследователей, тот, что стрелял с колена, вскочил, клацнул затвором (мосинский карабин, так и есть!) и метнулся в проём. Двое других последовали за ним, и в руке у второго Гжегош явственно разглядел револьвер.
Новых выстрелов не последовало. До слуха Гжегоша (уши всё же заложило, и приходилось вслушиваться изо всех сил) донеслись голоса, среди которых явственно звучал и женский – высокий, прерывающийся, на грани истерики. Говорили то на русском, то на французском; потом, заглушая прочих, раздался матерный рык и приказы. Снова заплясали, приближаясь к проёму, отсветы факелов и Гжегош осторожно попятился по тоннелю, молясь только о том, чтобы не споткнуться и не растянуться с неизбежным грохотом и лязгом от зажатой под мышкой уланской сабли в жестяных, старательно начищенных только сегодня утром ножнах…
***
- Баба – она не потому дура, что дура, а потому дура, что баба. – назидательно изрёк Ростовцев. – И куда, скажи на милость, тебя понесло, загорелая ты наша? Перемазалась только во всяком дерьме, пулю едва не схлопотала… а ради чего? И вообще, с французами-то зачем связалась? Знала ведь, чем тут всё закончится… рано или поздно. Приключений захотелось?
Делия не ответила – она потеряно молчала, размазывая по щекам грязные полоски слёз. Вся она была такая несчастная, затравленная, и грязная до отвращения, что мне даже стало её жаль. И зря поручик укоряет её, Делию по-хорошему ведь даже в предательстве не обвинишь. что ей война России и Наполеона? Наполеон, если вдуматься, даже ближе – с учётом того, что выросла-то девушка во Франции и там же получила образование. А тут – ну, попыталась устроиться, как могла, обеспечить своё будущее, найти крепкое мужское плечо, на которое можно при случае опереться. Кто решится упрекнуть её за это?
Не я уж точно.
- Ладно, вставайте, медам и мсье, нам ещё топать и топать… неизвестно сколько.
Ростовцев говорил по-французски, а потому учёный математик тоже его понял. Вскочил, суетливо зашарил по карманам, извлёк очки и нацепил на длинный заострённый нос. Прав наш гасконец, крыса и есть…
Дауд тоже встал, скривившись от боли. А вот не будешь хвататься за ятаган, мил человек – и скажи спасибо, что пуля прошла через бицепс навылет. Угодила бы в кость – и руку пришлось бы отнимать, здешняя медицина с такими ранами не справляется. И так-то неизвестно, чем дело закончится – в рану вместе с пулей наверняка попали клочки мундирного сукна, а это, друзья мои, почти верная гангрена. Изводить же на незнакомого и совершенно неинтересного мне мамлюка драгоценные антибиотики, прихваченные из аптечки в ДК – увольте. Так далеко моё человеколюбие не распространяется.
- И куда мы теперь? - спросил д'Эрваль. По-русски спросил, что характерно – и услышав его, мамлюк вздрогнул и поглядел на лейтенанта с ненавистью.
«…да, парень, ты прав – именно он и завёл вас в ловушку. Но ведь никто не обещал, что будет легко?
И, кстати, вопрос – что с тобой теперь делать? Отпустить, когда выберемся наверх? Потом проблем не оберёшься? Пррезать? Прокопыч, надо полагать, не откажется, а вот Ростовцев с гасконцем могут и не понять. Как же-с: пленный, да ещё и офицер гвардии!..»
«…вот что мне мешало пустить ему пулю в голову, а не в плечо? И гадать бы теперь не пришлось…»
- Куда-куда… на муда. – буркнул я в ответ. Ростовцев только ухмыльнулся.
- А это далеко?
Я припомнил мгновенное ворошения «чуйки» возле бокового тоннеля.
- Нет, немного назад – и влево. Надеюсь, найду нужное место.
Янкель, до сих пор тихо скуливший в углу что-то на тему своей вечной еврейской скорби, дёрнулся, поднял голову и посмотрел на меня с интересом.
- Тогда веди. – Поручик подал мне фонарь со свечкой. – Прокопыч, слышишь, что ль?
- Так точно, слышу, вашбродь! – гаркнул в ответ вестовой.
- Ну, разорался... того гляди, своды обвалятся! Пойдёшь замыкающим. Бусурман этот пусть перед тобой идёт, фонарь ему дашь. И мушкетон свой убери, возьми евонный ятаган, что ли. С ним в тесноте управляться, пожалуй, поудобнее.
Мы с поручиком уже вооружились трофейными клинками, действительно, куда более подходящими для боя в подземных коридорах, чем наши сабли. Которые мы, впрочем, предусмотрительно оставили наверху вместе с прочим кавалерийским скарбом. д'Эрваль с завистью косился на наши приобретения – ему-то, если что, придётся размахивать длинным клинком, задевая стены и потолок.
«…Впрочем, с кем тут фехтовать?..
…вот и те двое мамлюков так считали, а потому – даже клинки свои обнажить заранее не удосужились. И где они теперь? Лежат на каменном полу и ждут серых голохвостых могильщиков, которых тут, как и во всяком приличном подземелье, немеряно…
Ростовцев будто прочитал мои мысли.
- Кстати, Витальич. Обратил внимание, что крысы тут как будто крупнее? Я видел одну – так с кошку размером. Ну, с котёнка… - поправился он, поймав мой насмешливый взгляд. И вообще, крысы что, крысы ерунда. Ты сюда погляди…
И он поднёс фонарь к стене.
Я поглядел. От светового пятна разбегались во все стороны крупные, в два с половиной пальца длиной, тараканы. И не обычные, бурые, знакомые любому обитателю московских квартир, а белые до прозрачности, отчего и казались они особенно мерзкими.
- Ну… обыкновенные альбиносы. Правда крупные, ну так это случается. – неуверенно ответил я. В дальнем углу памяти ворохнулось что-то смутно знакомое, читанное то ли на сайтах с диггерскими байками, то ли в очередном клоне «Метро-2033». Белые гигантские тараканы-мутанты… крысы размером с кошку…
- Вы прям как гимназист, поручик! – буркнул я, отводя глаз от мерзких тварей. – Заняться, что ли, нечем? Ну, так я вам сейчас найду занятие…
И, подняв перед собой фонарь, шагнул в коридор.