Он всеядный #артист и #трудоголик. Одинаково убедителен на сцене и в кадре. Снимался почти во всех жанрах и воплотил более ста персонажей. Рвется исполнять #опасные трюки и, как мальчишка, радуется возможности поработать в необычных местах. Много лет предан профессии, мастеру и одному театру. И очень любит свою семью и родную землю. Подробности – в #интервью с Алексеем Матошиным, многогранным, талантливым ведущим актером столичного Театра на Юго-Западе.
Алексей, вот уже 21 год вы работаете в Театре на Юго-Западе. Почему так прикипели к нему? Чем он вас держит?
В этот театр я пришел из-за Валерия Романовича Беляковича. Есть такое мнение, что режиссеру сложно найти «своего» актера, а актеру – «своего» #режиссера. Вот я нашел своего мастера, Валерий Романович был для меня отцом практически – и в театральной жизни, а потом уже и в повседневной.
В 2000 году я окончил Свердловский театральный институт и свой первый сезон работал в нижегородском театре «Комедiя». На самой первой постановке, в которой я участвовал, Валерий Романович был приглашенным режиссером, он ставил «Сон в летнюю ночь». Все тут же влюбились в него, потому что он был очень харизматичный, настоящий лидер… А позже Валерий Романович пригласил меня в Москву, к себе.
В театре вы сыграли более 50 ролей, сейчас заняты в восьми спектаклях. Что вы чувствуете, когда спектакль уходит из #репертуара? Трудно прощаться с ролями?
По-разному бывает, но в целом не обидно, ведь жизнь течет, все меняется. С некоторыми ролями я распрощался сам, потому что повзрослел. Когда-то играл молодых горячих парней, как в спектакле «Комната Джованни», был пылким Ромео, но пришло время, и я решил оставить эти роли.
Самый гениальный ход, я считаю, если человек вырос из роли, – переводить его на более возрастную роль в том же спектакле. У нас была такая практика, например, з. а. России Анатолий Иванов играл Гамлета, а годы спустя его перевели на #роль Клавдия. Я сейчас последний сезон доигрываю в «Чайке» и уже сказал Олегу Леушину, что с удовольствием сыграю кого-то другого в пьесе, если будет возможность. Мне будет 43 года, изображать 27-летнего Треплева – уже перебор.
Диапазон ваших ролей – от графа Влада Дракулы до Иешуа Га-Ноцри. Кого из этих персонажей для вас играть проще, органичнее, интереснее?
«Мастер и Маргарита» – визитная карточка нашего театра. Мое личное мнение: ни одна постановка «Мастера и Маргариты» в России не удалась так, как Валерий Романович смог поставить этот текст. Там у меня только одна сцена в роли Иешуа, но играть его непросто: это противоречивый персонаж, не канонический Иисус, а именно Иешуа, и надо играть человека, с его слабостями и сомнениями, понимая, чего он хочет, чего боится… А у графа Дракулы все просто: ты пьешь кровь, ты любишь женщину, ты хочешь, чтобы она была с тобой.
Как, по-вашему, за 20 лет, что вы работаете в театре, изменился ли зритель? Замечали, что годы спустя публика реагирует на одну и ту же постановку иначе?
Конечно! Когда я только появился в театре, публика не принимала Алексея Матошина, чьи-то фанаты выступали против. Потом был период, когда меня встречали цветами, и девушки покупали билеты именно на Алексея Матошина. Затем пришли молодые артисты, и у публики появились новые кумиры. Так что зрительский интерес меняется часто.
И ощущение от спектакля меняется. Именно благодаря тому, что зритель меняется, у спектакля есть возможность трансформироваться, и он продолжает жить. Это круто на самом деле.
Вы упоминали, что в самом начале в Театре на Юго-Западе вас смущала принятая здесь манера игры, когда надо показывать яркие эмоции, все очень громко, на накале. Со временем вы приняли такую подачу?
У меня не было отторжения, нет. Просто я не понимал, почему некоторые артисты так играют, почему некая котурность существует в спектакле. Но до эстетики Театра на Юго-Западе нужно просто дорасти. Сейчас к нам приходит много новых зрителей. По себе знаю, что первые две-три сцены думаешь: «Да что ж такое-то? Ну хорош, хорош…», а в конце сам не понимаешь, как тебя затянуло.
Помню, как я в первый раз смотрел в театре «Мастера и Маргариту», Воланда играл з. а. России Вячеслав Германович Гришечкин. Он вышел на сцену – невысокого роста, лысый, толстый, с волосами по всему телу... Думаю: «Господи, ну вы хоть читали роман Булгакова? Там же ясно написано: высокий, худой, с копытом и разными глазами!..» А в конце спектакля поймал себя на мысли, что другого Воланда просто и быть не может.
Вот за это я и люблю своего мастера Валерия Романовича Беляковича – он давал актерам делать такие вещи, которые были бы невозможны ни в одном другом театре. Ты мог доказать, что способен сыграть любого персонажа.
У нас, например, никогда не было распределения ролей. Валерий Романович собирал группу людей, мы начинали репетировать спектакль, и постепенно вырисовывалось, кто кого будет играть... Ну какой из меня Клавдий? Мне было тогда 24 года... Но Валерий Романович увидел во мне это. На роль Дракулы тоже пробовались несколько человек, а в итоге роль отдали мне. То есть всегда была возможность доказать, что ты можешь.
Вы прекрасно танцуете и хорошо поете, а зрители всегда отмечают вашу пластичность. До института вы были таким же, или эти таланты открылись во время учебы?
Когда мы только познакомились с Валерием Романовичем, знаете, какое прозвище он мне дал? Бура – сокращенно от Буратино. Вообще я деревянный. И наш педагог по классическому танцу в Свердловском театральном институте все время меня била палкой, настолько плохо у меня получалось. Просто когда после института я устроился работать в нижегородский театр «Комедия», нищенской зарплаты хватало буквально на килограмм гречки и блок сигарет. Пришлось подрабатывать – я пошел в ночной клуб. И очень повезло, что танцы в этом клубе ставил преподаватель сценического движения Нижегородского театрального училища. За год он многому меня научил, так что это все приобретенное.
Вообще, если есть желание у человека, можно всему научиться, правда. Я раньше не умел на сцене смеяться, а сейчас без проблем. Не мог по заказу заплакать, а теперь легко... Но мне еще и в том повезло, что я работал со всеми «стариками» Театра на Юго-Западе, застал «золотой состав», видел на сцене и Авилова, и Коппалова, и Беляковича, и Борисова... Со многими из них удалось поиграть. Я видел, насколько богатый спектр эмоций эти артисты использовали, как задействовали свое тело, и учился этому.
Никогда не хотели попробовать свои силы в мюзикле, например?
Я поверхностный любитель в этом плане: нот не знаю, на гитаре играю по-дворовому. Но энергетика, с которой нас учил существовать на сцене Валерий Романович, искупает многие недостатки. Зимой прошел кастинг, и меня утвердили на роль в мюзикле о Викторе Цое. К сожалению, сейчас все проекты оказались в подвешенном состоянии. А вообще с удовольствием принял бы участие, я всеяден и еще трудоголик.
Успеваете смотреть, что происходит у коллег?
Я люблю других режиссеров и разные театры, обожаю любительский театр, много смотрю... И знаете для чего? Чтобы полюбить обратно свой театр. Когда постоянно варишься в своем коллективе, что-то создаешь, очень много работаешь, иногда наваливается такая усталость и хочется все бросить... Тогда я иду смотреть другие постановки и понимаю, как люблю Театр на Юго-Западе. Это хорошая профилактика.
Вы без иронии говорите о восхищении любительским театром?
Конечно. Я правда его очень люблю. Нет ничего более настоящего, чем любительский театр... Да, это не имеет никакого отношения к актерской профессии, у людей не хватает техники, и успех невозможно повторить, это все на один раз, но они берутся и ставят спектакль. Готовят режиссуру, делают грим, продумывают свет и декорации, стараются, ищут костюмы... Это достойно уважения, любительскому театру надо памятник ставить. Я в некоторых своих спектаклях даже тон не наношу, а здесь артисты всегда гримируются, все тщательно прорабатывают и так искренне играют... Это волшебно. Школьники и студенты часто зовут меня на спектакли, и я всегда прихожу, потому что это потрясающе. И когда приезжаю в свое родное село Кривошеино в Томской области, обязательно иду смотреть постановки народного театра.
Ваша мама ведь тоже играла в народном театре?
Да. Я хорошо помню свои ощущения, когда лет в 10–12 пришел к маме на спектакль, а она вышла к нам в очень правдоподобном гриме старухи… Это так страшно было!
В одном интервью вы сказали: «Театр для меня – это профессия, а кино – заработок». Ваша позиция не изменилась?
Меня часто спрашивают в последнее время, почему я не уйду из театра, ведь много ролей в кино слетает именно из-за этой занятости. Да, совмещать кино и театр проблематично. Но я никогда не уволюсь, потому что театр – это колоссальный тренинг в нашей профессии. Если работать только в кино, можно быстро превратиться в «говорящую голову», мне кажется. Актерские навыки – то же самое, что мышцы. Все время нужно поддерживать себя в тонусе, а если этого не делать, то профессия уйдет.
У вас объемная фильмография, но снимались вы в основном в сериалах. Мечтаете о большом кино?
Да, конечно, любой артист мечтает о большом кино. Но это такое понятие... Что называть большим кино? Мне говорят: это, например, фильмы Андрея Звягинцева. Да, прекрасный режиссер, интересно с ним поработать, это замечательный опыт. Но я не считаю, что чем-то хуже, например, режиссер Наталья Хлопецкая, которая снимает сериалы. Наше кино сейчас возрождается во многом благодаря сериалам. Они становятся очень качественными.
В каком жанре вам хотелось бы сняться?
Я хочу поработать в фильме ужасов. Интересно, как это сделано. Мне кажется, должно быть очень смешно. В комедии я снимался, в боевиках, в триллере, в фантастике, в исторических картинах тоже. Очень интересно всегда играть в костюмных фильмах. Мы сейчас снимали «Перевод с немецкого»: были костюмы времен Великой Отечественной, машины того периода, весь быт стилизован... Очень здорово оказаться в такой атмосфере!
Вообще кино – такая удивительная штука... Оно дает колоссальные возможности: завести новые интересные знакомства, побывать в тех местах, где иначе никогда бы в жизни не оказался, поработать в разных ипостасях и жанрах, заработать деньги. Это великолепно!
У кино есть своя специфика, когда сцены снимают не по порядку и часто не по сезону, и актерам приходится приспосабливаться... А какая специфика работы в сериале?
Примерно так же. Страшно бывает на зимних съемках, когда ты в летних туфлях стоишь без шапки, а на улице –25°С. Это же кино, должна быть красивая картинка…
Или, например, для сериала «Черная лестница» нашли потрясающую дачу, куда персонажи должны были приезжать на мотоцикле. Но сама дача находилась на болоте. И чтобы туда пройти, артисты надевали болотники – такие высокие специальные сапоги. А ведь еще нужно было привезти генератор, свет, прикатить мотоцикл. В конечном итоге его утопили там на обратном пути...
Опять же в «Черной лестнице» мне дали самому делать новый для меня трюк, когда ты висишь на высоте 25-го этажа. Я же говорю, благодаря профессии можно побывать на высотках, заброшенных аэродромах, в военных частях, бункерах… Мне, как пацану, это очень нравится!
Вы такой рисковый, что рветесь самостоятельно трюки исполнять? Не страшно?
Это доля экстрима. В обычной жизни я езжу на мотоцикле, люблю скорость, драйв. Да и любой артист, мне кажется, – это экстремал. Чего стоит такая вещь у нас в театре, как срочный ввод. Однажды мне пришлось подключиться и заменить артиста за 45 минут до начала спектакля, хотя я в нем вообще не участвовал, но так получилось. Это был такой экстрим!.. Похлеще, чем висеть на тросах на 25-м этаже…
Ну а исполнение трюков – это новые ощущения. Никогда в жизни такого не испытал бы, а здесь – пожалуйста. Когда доказываешь, что ты профессионал, ты в адеквате, можешь контролировать свои эмоции, тогда разрешают выполнять трюк самому. Я делал разные падения, бег по крыше, разбивание стекла, драки и бои… Это очень интересно.
В конце 1990-х и в нулевые было принято рассуждать об упадке российского кино. В каком состоянии оно находится сейчас, как вы считаете?
Наверное, когда так говорили, в стране было в упадке всё. А сейчас время возможностей. Любой человек может прийти в кинокомпанию, доказать, что он может снимать кино, и сделать это – и сделать круто. Я смотрю в основном зарубежные фильмы и сериалы, но сказать, что российское кино в упадке, не могу. Более того, восхваляю многое из того, что вижу у нас. Сейчас во многих сферах подвешенная ситуация, а до февраля был подъем в театре и кино. Наше кино по качеству, по сценариям, по режиссуре, по проработке, по группам на очень высоком уровне, меня это восхищало. Одно из последних для меня открытий – это сериал «Карамора», еще мне понравился проект «Троцкий»…
Как вы пережили пандемию? Играли в театре через Zoom или при зале, заполненном на четверть? Какие ощущения?
Да, все театры сначала работали на 25 % зрителей, потом на 50 %, а 100%-ная заполняемость залов вернулась всего несколько месяцев назад. У нас и так не очень большой зал, и, когда 25 человек в нем сидело, было тяжело.
В Театре на Юго-Западе практически всегда аншлаг, часто люди сидят в проходах, на приставных стульчиках... Когда сняли все ограничения, и у нас, что называется, зрители снова «повисли на люстрах», было очень радостно. Совсем другое дело, когда работаешь на полный зал… Отдача великолепная!
Кто-то из близких остался в вашем родном селе Кривошеино? Вы там бываете? Это для вас важно? Или давно чувствуете себя москвичом?
Вот в июне отправили туда на лето сына своего. У меня там осталась две сестры, племянники, куча других родственников… Я очень люблю Кривошеино, свою малую родину. Все время общаемся с одноклассниками, у нас даже есть свой чат, мы все дружим.
У меня просто родители такие были: они дружили тремя семьями, и тут же росли мы, дети. Никогда в жизни не было такого, чтобы покосы или уборка картошки воспринимались нами как мучение. Наоборот, это всегда означало приключение, костер, печеную картошку, долгие интересные разговоры, песни… Родители умели так преподнести все это нам, детям, сделать дело игрой. И я сейчас стараюсь так же заинтересовывать своих детей.
Какие места на земле вы считаете своими местами силы? И как вообще любите отдыхать?
Для меня самый лучший отдых – это смена рода занятий. Ненавижу тюлений отпуск, когда приезжаешь и просто лежишь. Да, раз в год можно выехать на море, но и там мы с мелкими постоянно на квадроциклах, с парашютом или еще как-то активничаем.
А так я очень люблю работать на земле, для меня это отдых. Люблю свою дачу, у меня там мастерская, сейчас мы сделали гараж, я люблю технику, люблю работать по дереву, делать какие-то вещи своими руками. Мне, слава Богу, досталось от отца знание, как нужно работать топором, лопатой, как починить электрику, разобрать редуктор… Все это теперь стараюсь передать своему сыну.
Прекрасные у вас родители! Столькому вас научили…
Да, у меня потрясающие были и отец, и мать… Я вот сейчас вспоминаю те замечательные дни, когда они говорили: «Пошли на горку!» Тогда не было мобильных телефонов и Интернета, но они как-то быстро собирались с друзьями, и мы шли на горку семьями, катались там на санках… Это очень душевные воспоминания …
И я своим детям стараюсь это устроить. Зимой мы приезжаем на дачу, стараемся проводить там Новый год, и я отказываюсь от корпоративов и других выступлений, потому что считаю, что это самый семейный праздник, и сколько бы денег не предложили, отказываюсь, потому что в полночь мы должны быть вместе семьей. Стараемся 31 декабря приехать на дачу, заливаем горку, собирается куча народу, ставим стол, на улице готовим шашлыки, дети бегают счастливые и мокрые… Я очень стараюсь, чтобы у них было ощущение праздника…
Сейчас, мне кажется, людям особенно нужна поддержка и утешение. Что бы вы пожелали читателям журнала «Философия отдыха»?
Я все время думаю о том, что сейчас происходит… Думаю, нужно поменьше читать и смотреть СМИ. И знать, что когда-нибудь все это закончится. Больше времени проводите с семьей, будьте ближе к родным. Верьте в своих детей, ведь дети – это наше продолжение, и мне кажется, они нас всех спасут. Не растрачивайте себя, верьте в будущее.
Беседовала Светлана Губанова
#театр на юго-западе, #матошин, #москва