- Я внесу коляску, иди, - говорю, в конце концов. Она, молча, кивает – только тогда я отпускаю руки. – Вы сначала есть, потом купаться, так? – спрашиваю я в лифте, она снова соглашается.
Мы входим в дом.
Они идут в комнату, я беспокою их из коридора вопросом:
- Что ты будешь есть?
- Там сыр есть на бутерброды, - начинает она, но я перебиваю.
- Что тебе надо поесть?
- А, да… - она молчит, думает. – Риса свари, пожалуйста.
Весь оставшийся вечер я – промоверсия европейского отца. Мышкой мечусь по кухне, варю рис, тушу, найденное в холодильнике, куриное филе, завариваю травяной чай. Параллельно я мою посуду, набираю ванную, собираю белье в стирку. Когда дамы удаляются на водные процедуры, я золушкой полетаю по дому со шваброй.
Я все это знаю, я все это умею. Был бы я таким всегда, может быть, и с Рене все сложилось бы по-другому. Но такой я не всегда, я только первый день в своей жизни такой.
Потому что у меня родилась дочь.
Месяца два назад. Может быть, даже в тот день, когда я гулял по балтийскому взморью.
А как ее назвали? Имя? Да и отчество тоже…
Я спешно пишу смс и пристраиваю сына к любящей бабушке на ночлег. Зачем мне это нужно, не пишу. Мама, конечно, понимает все по-своему и призывает не терять голову. Мда, попробуй тут, в такой ситуации.
Я сижу на кухне и жду. И при этом чувствую, что меня разрывает от счастья.
Несмотря на это, жизнь младенца наполнена ритуалами, нарушить которые не под силу ни одному, даже самому счастливому, взрослому. Малышке надо спать, маме надо поесть – остаток вечера проходит в молчании, тишина и покой. Я провожаю их в спальную – мне никто не перечит.
Полночь. Лара спит, обнимая нашу дочь. Я лежу, обнимая Лару. Только спать не могу. Наверное, потому что обнимаю.
Или потому что думаю…
Но думать сейчас глупо – слишком много новостей, эмоций, все их в кучу не соберешь. Тело тоже так просто не успокоишь, оно ждало слишком долго, оно надеялось слишком жадно, оно получило в итоге даже больше, чем то, на что надеялось. Ему повезло!
И мне тоже.
Дважды приходится вставать и идти в душ. Зато потом я засыпаю как убитый. Я сплю без снов и просыпаюсь только в десять – полуденное солнце уже заливает комнату, девочки собираются на прогулку – веселье в самом разгаре.
- Что-то мне нужно сделать? Пока вы гуляете? – спрашиваю я, когда малышку уже одели в комбинезон и мы все просмеялись.
- Ну… - Лара задумывается. – Наверное, нет… - но я не успеваю пасть духом. – У нас не так много дел… Но ты можешь пойти с нами…
Решено! Мы идем гулять. Потом возвращаемся, едим и спим, моем полы и стираем белье. Каким-то непостижимым для меня образом все дела делаются без каких-либо задержек и осложнений. Я плохо помню, как это было в прошлый раз, но подозреваю, что как-то совсем по-другому. Может быть, ребенок был другой, может быть, женщина рядом со мной, а может быть, я сам…
Мы снова едим и опять гуляем – погода стоит отличная.
Но вот уже снова вечер. И снова пора спать. А мне, соответственно, в душ. Я иду, мне радостно чувствовать в своем теле желание, так много желания. Почти год я думал, что мое тело больше никогда ничего не почувствует, а теперь оно просто захлебывается страстями – это так неожиданно и приятно.
Я засыпаю почти счастливым.
И почти счастливым просыпаюсь .
И весь день провожу как предыдущий в практически абсолютном и в большинстве своем безоблачном счастье.
То единственное, что отравляет мое неожиданное и близящееся к безграничному блаженство – молчание.
Я боюсь говорить.
Мне хочется спрашивать, мне надо узнать так много – как зовут мою дочь, счастлива ли ее мать, можно ли и мне прикоснуться к их счастью, остаться с ними, но… Все эти вопросы тянут за собой другие, не такие приятные – как вышло, что вопреки всем предосторожностям, пачке презервативов, моя дочь все же появилась на свет, почему ее мать ничего не сказала и почему не выходила на связь, рада ли она теперь или же мне, как обычно, лучше уйти.
Поэтому я молчу. Я боюсь знать ответы...
Лара тоже молчит. Она нежна со мной. И не только ночами, она ласково проводит по моей спине рукой, когда я чищу зубы или играю с дочкой, она томно прикрывает глаза, когда я касаюсь ее своим губами. Она позволяет мне спать в ее объятьях и даже отпускает одного гулять с коляской. Так, как будто бы мы, и правда, давно женаты, но все же есть что-то лишнее. Она ждет!
Она знает про меня все и ждет того момента, когда мне надо будет вернуться. К моей работе, к моему сыну. Я тоже знаю, что мне надо возвращаться, и цепенею от ужаса и отвращения.
Так проходят суббота и воскресенье.
В понедельник начнется последняя неделя моего отпуска, а я все еще не знаю, что мне делать. И не знаю с кем посоветоваться – мать, Николай, Юрий – кто из них поймет? С какого момента мне нужно начинать рассказ, чтобы меня можно было понять?
В ночь с воскресенья на понедельник я не могу уснуть. У меня есть еще две недели отпуска – я приложу максимум усилий, чтобы получить хотя бы одну из них. Что мне надо сказать? Что я приехал в Россию и внезапно стал отцом? Это глупо! Разумнее сослаться на внезапную болезнь. Для немцев Россия по-прежнему остается местом немыслимого разгрома непобедимых войск Паулюса – они готовы поверить не только в медведей на улицах, но и в то, в середине марта можно выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха – и отморозить легкие до печени. Кажется, мне стоит попробовать воспользоваться их доверчивостью.
Но меня ждут не только на работе. Что мне сказать родной матери? Два дня назад я бил себя пяткой в грудь и кричал о том, что никогда не оставлю своего ребенка, а теперь не знаю, куда его деть – только бы он не мешал. Привести его сюда нельзя – здесь и меня-то самого только терпят, четырехлетний чужой мальчик, как жук в муравейнике, добавит изрядную долю беспокойства в идеально отлаженную систему. Оставить его у бабушки – та тоже не дура, начнет задавать вопросы, спрашивать, а что я могу ей сказать?
Ничего! Во всяком случае, пока не поговорю с Ларой. Хватит ли у меня сил с ней поговорить? Когда-нибудь, но точно не завтра.
На завтра меня будит сообщение от Юрия – Петрович преставился. Я просыпаюсь мгновенно и сразу же начинаю названивать Юрию. Тот не отвечает – оно и понятно, в конторе наверняка стоит великий шухер. Который он по счету – мой дед, я сам, Николай, братья Аджибаевы, Петрович – пятый владелец конторы за этот год. Пишу в ответ, что надо встретиться вечером, иду ставить чайник и писать начальству, что практически при смерти и только отпуск может меня спасти. Лара заглядывает в кухню, смотрит на меня, склонившегося за кухонным столом, и улыбается.
- Это пожелание доброго утра или приглашение к утренней гимнастике? - прочитав послание в последний раз, я жму на «Отправить» и кидаюсь на перехват, добычу я утаскиваю в свою комнату. Надо спешить – пока в спальной тихо, можно немножко пошуметь в детской.
- Я так счастлив, - говорю я, наблюдая за тем, как она разыскивает по всей комнате элементы своего гардероба. Она смотрит на меня вопросительно. Я понимаю, что ее удивляет, но не знаю как объяснить ей, почему смерть партнера по бизнесу моего давно усопшего деда помогает мне смелее говорить о своих чувствах. Я и сам этого не понимаю. Но все-таки чувствую, что какая-то связь тут есть.
Мой телефон всхлипывает – из немецкой конторы пришел ответ. Быстро они! Раньше завтрашнего дня я от них ничего не ждал. Ответ удивляет не только своей поспешностью – мне дают две недели отпуска, прямо-таки умоляют по возможности не возвращаться в Германию, а если все же вернусь отсидеть две недели на карантине. Я улыбаюсь. Я, конечно, и раньше знал, что немцы – жуткие паникеры, но про карантин слышу впервые. Итак, две недели – ура.
Теперь семья – бабушка и внук. Им я позвоню, когда Лара не сможет меня услышать, на прогулке, например.
- Привет, - я набираю номер по пути в соседний универмаг. Девочки остались на площадке, а мне надо купить молока и хлеба. Меня терзают соблазны – я хочу мяса, но не решаюсь спросить разрешения его купить. Вдруг у прекрасной половины человечества диета, и я крамольными мясными запахами все испорчу. Завтра спрошу. А пока я звоню маме. – Привет, как вы?
- Мы отлично! И у вас все, кажется, неплохо, а? Когда я говорила о маленькой внучке, я не имела в виду прямо сейчас, надеюсь, ты это понял? Или поздно я со своими комментариями? Ты уже в процессе?
- Более чем! – я смеюсь натянуто. – Более чем! Коррективы и претензии к качеству не принимаются, имей в виду.
- А с будущей невесткой ты меня познакомишь?
- Какой еще невесткой? А невесткой… – я вдруг становлюсь серьезным. – Мама, в моей жизни случилось что-то очень важное. Я тебе, конечно, все расскажу и обязательно со всеми познакомлю, но позже… А пока подстрахуй меня с мальчиком. Пожалуйста!
- Я ничего не поняла, - голос матери тоже становится серьезным. – Конечно, мы не оставим внука, но и ты, пожалуйста, помни – женщине, которой не нужен твой ребенок, не нужен и ты сам. Мне очень жаль, что приходится говорить тебе такое, тем более, по телефону. Где ты, в конце концов?!
Я отключаюсь. Никому не нужны. Конечно! Ни мой сын, ни я сам. И напоминать мне об этом не надо. Тем более теперь! Но хотя бы на эту неделю проблема с никому не нужным наследником решена. А там посмотрим, подумаем, может, и надумаем чего.
- Ты можешь подъехать по тому адресу, который я тебе выслал? – спрашиваю перезвонившего мне Юрия. – Часов в семь?
- Да, конечно. Что там? Немецкую пивнуху нашел? Или…
- Нет, просто мне там сегодня удобнее, - это глупо, я знаю, но почему-то мне очень надо показать кому-то свою дочь. Даже если и не говоря вслух о том, что она у меня есть. Выбор пал на Юрия, поэтому сегодня в семь мы встречаемся с ним не в привычной обстановке, а на детской площадке. Вот так вот.
После обеда мы спим. Точнее малышка спит, а мы лежим рядом и дремлем. Я смотрю на них долго, мне страшно, но я решаюсь. Сегодня мой день – мне надо рискнуть:
- Ты уже придумала ей имя? – начинаю я издалека.
- А как зовут твоего сына? – отвечает она вопросом на вопрос. Я не задумываюсь – я точно помню, когда в последний раз мы останавливались на этом пункте. Тогда я сказал, что это не ее ребенок. Что теперь сказала мне она?
- Он приехал со мной и теперь гостит у бабушки, - мы какое-то время молчим. – Я хотел бы вас познакомить.
- Почему теперь? – да ведь очевидно же, твою мать! Или нет?... Я и сам теперь не знаю…
- Я свободен, - отвечаю я. – За этот год я успел очень много – я отделался от конторы. И даже остался жив! Я до сих пор поверить не могу, что все обошлось! Тогда, той весной, я очень боялся, что не справлюсь… - но она молчит. Я продолжаю: - Я развелся… В Германии развод – дело небыстрое и право опеки обычно получают оба родителя. Мне повезло: моя бывшая жена теперь делает карьеру – от ребенка она отказалась на официальном уровне.
- Теперь ему нужна новая мать? – понимает ли она, какую боль мне причиняет?
- Я просто хотел узнать ее имя, - говорю я примирительно.
Она молчит.
- Его зовут Ларс. Ларс Иван. Первое имя предложила моя бывшая жена, не я. Иван – моя инициатива. В Германии он, конечно, Ларс. Для России лучше подойдет имя моего отца… Твоего мужа… - я не знаю, зачем я это сказал. Мне, вероятно, тоже нравится мучить себя.
- Ее пока никак не зовут, - она улыбается неловко. – Я оказалась совершенно не готова, - еще один смешок, - ко всему тому, что случилось.
- Почему ты мне не сказала? – она смотрит на меня с удивлением.
- Разве я говорила, что это твой ребенок? – теперь моя очередь удивляться. Фантастических усилий стоит мне не сорваться со своего места, не кричать и не материться. Потому что никто не любит, когда его считают идиотом! И я не исключение! Чей еще это должен быть ребенок?! Что она про меня думает? Что я откажусь от своей дочери? От того, что было?! От нее самой?!
…Или это она отказывается от меня?
Я цепенею от ужаса.
- Нет, ты не говорила. Ты ничего не говорила, но я… Хм, скажем так, у меня есть очень веские основания надеяться, что это моя дочь… Я бы очень хотел, чтобы так оно и было. И даже если это не так, я… - я хочу говорить дальше, но она меня перебивает:
- А если это так, что ты будешь делать?
- Ты имеешь в виду, чтобы я сделал, если бы я в этой ситуации хоть что-то решал? – она смотрит на меня внимательно, кивает. – Я бы остался с вами! Я бы нашел свой старый дом! Притащил бы сюда Ларса. Стал бы твоим мужем…
- Где бы ты стал работать?
- Да где угодно! – отвечаю я мгновенно. – Меня с заграничным дипломом и опытом везде с руками оторвут.
- В бюро? – уточняет она.
- В бюро!
- Например, в конторе деда?
- Например, в конторе деда! – соглашаюсь я запальчиво. И в этот момент понимаю, что это была ловушка. – Мне не все равно, где работать. Просто я уже привык к своему, - я задумываюсь над нужным словом, хмыкаю, - предназначению. Если я выучился не на художника, а на архитектора, то почему бы мне им не работать… Контора деда не хуже других. Но… если для тебя это принципиально… я найду другую контору, другую работу…
Мы молчим. Но Лара смотрит так, будто бы я сам себе все объяснил. И я не могу ничего возразить:
- Разреши мне попробовать? – но она продолжает молчать. Я все понимаю. Обнимаю ее. И вновь замолкаю…