Часть 3. Начало здесь. Продолжение (часть 4-я) - здесь
ПОЧЕМУ ОН ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ?
В течение 60 лет, прошедших со дня смерти поэта, его стихи учили школьники, кому-то они нравились, кому-то нет. И никакого ажиотажа вокруг имени Маяковского не наблюдалось, а о Лиле Брик вообще мало кто знал.
И вдруг, начиная с 90-х годов, желтая пресса плотно прилипла к Маяковскому и всем, кто его окружал. Уж больно необычные и яркие люди и обстоятельства.
На свет появлялись самые разные и порой дикие версии событий. От чекиста Агранова, который от нечего делать зашел к Маяковскому на огонек, благо идти от Лубянской площади два шага да и застрелил друга-поэта, вплоть до совсем уж невероятного: Лиля застрелила Маяковского, предварительно написав его предсмертную записку. Её отсутствие в стране каким-то образом становится аргументом в пользу больных репортерских фантазий.
Якобы тайно вернулась из Берлина, где-то тайно перешла государственную границу, тайком проникла в его комнату и нажала курок. А Веронике Полонской приказала озвучивать придуманную в лубянских кабинетах версию. Под страхом смерти, само собой. Была и ещё какая-то глупость, все не припомнить.
Много бреда прозвучало на эту тему. Даже экспертизу почерка делали. После которой подтвердилось, что записка написана рукой Маяковского.
А истина на самом деле и проста, и сложна одновременно.
Депрессия, связанная с творчеством, разгромные рецензии на оба спектакля «Баня» - в Москве и Лениграде, бесконечная, все более ожесточающаяся борьба на «литературном фронте», чрезвычайно напряженные личные отношения с Полонской и, в довершение всего, тяжелейший грипп, который свалил его в ту пору. С самого детства, с того времени, когда умер от заражения крови его отец, Маяковский не умел и боялся болеть. Любое недомогание воспринималось им как трагедия. В эти моменты он был не боец.
Вот что говорила об этом Лиля в разговоре, состоявшемся много позже:
«Володя боялся всего: простуды, инфекции, даже — скажу вам по секрету — «сглаза». В этом он никому не хотел признаваться, стыдился. Но больше всего он боялся старости. Он не раз говорил мне: «Хочу умереть молодым, чтобы ты не видела меня состарившимся». ...Я думаю, эта непереносимая, почти маниакальная боязнь старения сжигала его и сыграла роковую роль перед самым концом. Мне кажется, в ту последнюю ночь перед выстрелом достаточно мне было положить ладонь на его лоб, и она сыграла бы роль громоотвода. Он успокоился бы, и кризис бы миновал. Может быть, не очень надолго, до следующей вспышки, но миновал бы. Если бы я могла быть тогда рядом с ним! <...> Вот эти два кольца, его и мое, я стала носить на шнурке после его ухода и ни разу с тех пор не снимала. И мне кажется, что мы с ним не расставались, что он и сейчас рядом со мной».
Вскоре после похорон она писала Эльзе:
«...Я знаю совершенно точно, как это случилось, но для того, чтобы понять это, надо было знать Володю так, как знала его я. Если б я или Ося были в Москве, Володя был бы жив...
Стихи из предсмертного письма были написаны давно мне и совсем не собирались оказаться предсмертными:
Как говорят — «инцидент исперчен»,
Любовная лодка разбилась о быт,
С тобой мы в расчете и не к чему перечень, Взаимных болей, бед и обид.
«С тобой мы в расчете», а не «Я с жизнью в расчете», как в предсмертном письме.
... Стрелялся Володя, как игрок, из совершенно нового, ни разу не стрелянного револьвера; обойму вынул, оставил одну только пулю в дуле, а это на пятьдесят процентов — осечка. Такая осечка уже была тринадцать лет назад, в Питере. Он во второй раз испытывал судьбу. Застрелился он при Норе, но ее можно винить, как апельсинную корку, о которую поскользнулся, упал и разбился насмерть».
На следующий день после похорон Лиля пригласила Нору к себе.. Выслушав ее откровенный рассказ об отношениях с Маяковским, она попросила её написать воспоминания. Нора это сделает. Воспоминания, долгое время находившиеся под запретом, будут опубликованы лишь в 90-х.
С Яншиным Нора вскоре развелась. Только сейчас, после смерти Маяковского, он узнал об этой драме, в которой стал невольным участником..
Татьяна Яковлева была уже в Варшаве, где виконт Бертран дю Плесси работал во французском посольстве. Она ждала ребенка и чувствовала себя вполне счастливой.
О гибели Маяковского Татьяна узнала из газет. 24 апреля она писала матери в Пензу: «Я совершенно убита. <...> Для меня это страшное потрясение». И тут же в том же письме: «Вообще — это не страшно».
Так же из газет узнала о свершившемся и Элли Джонс...
Официальные власти никак не отреагировали на гибель Маяковского. Лишь отставной Бухарин, и отставной Луначарский публично подписали некролог в «Правде». .
В июле 1930 года было подписано постановление правительства о наследии Маяковского. Наследниками признавалась семья из четырех человек: Лиля Брик, мать и две сестры. Каждому из них полагалась одна четвертая часть пенсии в размере трехсот рублей ежемесячно.
Распределение же долей в наследстве па авторские права закрепляло за Лилей половину авторских прав, а за остальными наследниками вторую половину в равных долях.
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ МАЯКОВСКОГО
ПРИМАКОВ
Лиля Юрьевна была замужем четыре раза: «Я всегда любила одного — одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю». Так она говорила.
После ухода Маяковского ей было 39 лет.
С Виталием Марковичем Примаковым, крупным военачальником, кумиром каждого советского школьника, она была знакома еще с начала двадцатых годов, он бывал в их доме.
Легендарный комкор, человек удивительной смелости, он прославился во время Гражданской войны и позже, во время Афганской операции. Одно время он был даже советником короля Афганистана.
После гибели Маяковского, он стал часто бывать у нее, и вышло так, что вскоре она связала с ним свою жизнь.
«Мы прожили с ним шесть лет, он сразу вошёл в нашу писательскую среду… Примаков был красив — ясные серые глаза, белозубая улыбка. Он был высокообразован, хорошо владел английским, блестящий оратор, добр и отзывчив». Кроме того, Примаков был еще и талатливым литератором, написал несколько книг.
Одно из его стихотворений даже стало популярной песней: «На степях на широких, на курганах высоких, / У бескрайнего синего моря / Много крови пролито, / Много смелых убито, / Не стерпевших народного горя».
Из хозяйки литературного салона Лиля превратилась в жену и спутницу военного, переезжая вместе с ним из города в город и живя подчас в спартанских условиях Из Свердловска она писала Брику: «Грею воду на примусе и моюсь в резиновом тазу.»
С того момента, как в жизнь Лили вошел Примаков, все ее амурные истории прекратились. Ни одного романчика, ни одного любовного приключения у неё больше не будет. Иная среда – иные нравы..
В 1935 году Примаков был назначен командующим Ленинградским военным округом, а в 1936 арестован по подозрению в участии в заговоре, вместе с Тухачевским, Уборевичем, Якиром. В 1937 году они все были расстреляны.
Лиля Юрьевна в страхе каждую ночь ждала ареста. Этого не случилось.
А много позже, она прочитала у Роя Медведева: «Просматривая подготовленные Ежовым списки для ареста тех или иных деятелей партии или деятелей культуры, Сталин иногда вычеркивал те или иные фамилии... Так, из списка литераторов он вычеркнул Л. Брик. «Не будем трогать жену Маяковского», — сказал он при этом»
ПИСЬМО СТАЛИНУ
После смерти Маяковского его практически перестали печатать. Сочинения выходили медленно и очень маленьким тиражом. Статей о Маяковском не печатали, чтение его стихов с эстрады не поощрялось.
В 1935 году ЛЮ, устав стучаться в непробиваемую бюрократическую стену и, не видя другого выхода, обратилась к Сталину.
«После смерти Маяковского, — писала Л. Ю. Брик, — все дела, связанные с изданием его стихов и увековечением его памяти, сосредоточились у меня...
Я делаю все, что от меня зависит, для того, чтобы его стихи печатались, чтоб вещи сохранились и чтоб все растущий интерес к Маяковскому был хоть сколько-нибудь удовлетворен.
А интерес к Маяковскому растет с каждым годом...
Прошло почти шесть лет со дня смерти Маяковского, и он еще никем не заменен, и как был, так и остался крупнейшим поэтом революции. Но далеко не все это понимают. Полное собрание сочинений вышло только наполовину, и то в количестве 10 000 экземпляров.
Книг Маяковского в магазинах нет. Купить их невозможно...
...Неоднократно поднимался разговор о переименовании Триумфальной площади в Москве и Надеждинской улицы в Ленинграде в площадь и улицу Маяковского, но и это не осуществлено.
Это основное. Не говоря о ряде мелких фактов, как, например: по распоряжению Наркомпроса из учебников на 1935 год выкинули поэмы «Ленин» и «Хорошо!». О них и не упоминается.
Все это вместе взятое указывает на то, что наши учреждения не понимают огромного значения Маяковского — его агитационной роли, его революционной актуальности...
Я одна не могу преодолеть эти бюрократические незаинтересованности и сопротивление — и после шести лет работы обращаюсь к Вам, так как не вижу иного способа реализовать огромное революционное наследие Маяковского.
Л. Брик.»
Усилиями Примакова письмо дошло до Сталина.
Сталин прочел письмо и написал резолюцию прямо на письме: «Тов. Ежов, очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям — преступление. Жалобы Брик, по-моему, правильны. Свяжитесь с ней (с Брик) или вызовите ее в Москву. ...сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами. Если моя помощь понадобится — я готов. Привет! И. Сталин».
Будущий нарком Внутренних дел Николай Ежов возглавлял тогда Комиссию Партийного контроля при ЦК ВКП(б).
Еще до публикации сталинского отзыва в «Правде» Лиля поспешила обрадовать мать и сестер Маяковского: тогда еще их отношения считались нормальными.
Не будь Лилиного письма и высочайшей резолюции, три женщины с фамилией Маяковские так и остались бы родственницами полузабытого поэта. Не было бы памятника на Триумфальной площади в Москве, а также в сотнях других городов Советского Союза; не было бы школ, парков, билиотек, улиц его имени; не издавались бы произведения Маяковского миллионными тиражами и, разумеется, не было бы гонораров за каждое издание. И вся история советской литературы была бы совершенно иной.
Так началось посмертное признание и настоящий бум Маяковского: его стали печатать, выходили собрания сочинений и отдельные книги, его стали изучать в школах.
В те годы Пастернак написал, что Маяковского принялись насильственно насаждать, точно картофель на Руси при Екатерине.
Но для всех поклонников Маяковского, происходящие премены были в радость.
Лиля Юрьевна с радостью помогала создавать музей. Отдала туда личные вещи поэта, и мебель, и подаренный им коврик с уточками. Этот смешной коврик с бисерными уточками когда-то привёз ей из поездки Маяковский. Как ни странно, коврик Лиле понравился и она повесила его над кроватью. Через несколько лет коврик снимут и повесят в бухгалтерии, запрут комнаты её и Брика, снимут табличку «Брик. Маяковский», заказанную поэтом на дверь квартиры, и получится, что он жил один в Гендриковом переулке.
После смерти Сталина, когда начнется антибриквская кампания, от неё потребуют сдать в музей все оставшиеся личные вещи Маяковского. Включая кольца, на одном из которых было написано бесконечное «люблю».
Но тогда Лилю Юрьевну одолевали просьбами о редактировании и помощи в подборе материалов. Под ее общей редакцией вышло посмертное Полное собрание сочинений Маяковского.
Из книги Василия В. Катаняна: «…Однажды — дело было в Переделкине в конце пятидесятых — ЛЮ, Семен Кирсанов и Василий Катанян, гуляя, шли мимо дачи Пастернака и заметили его в саду с лопатой (или тяпкой?) в руках.
Бог в помощь! — крикнул Кирсанов.
Пастернак улыбнулся, подошел к забору, поздоровался. Все немного пошутили, и Кирсанов спросил, что он такое сажает. Выяснилось, что не сажает, а окучивает картошку, несколько кустов. Тут ЛЮ заметила:
- Интересно, Боря, что б ты сейчас окучивал, если бы Екатерина насильно не ввела картошку на Руси? И что бы мы с тобой ели всю жизнь? Выходит, она была провидицей.
Все рассмеялись и разошлись. И лишь подходя к дому, Кирсанов не удержался:
Эк вы его, Лиличка…
Я его «эк», как вы выражаетесь, лишь с глазу на глаз, а он Володю — на весь мир».
Она не прощала обиды, наносимые Маяковскому.
КАТАНЯН
Со смертью Примакова все рухнуло — предстояло опять начать жизнь сначала. Почва ушла из-под ног. Она начала пить, хотя раньше к алкоголю была равнодушна.
Она тонула, погибала и не на что было опереться. Многие друзья и знакомые, окружавшие её раньше, попросту исчезли, боясь обвинений в дружбе с женой «врага народа». И тогда рядом с ней появился старый друг, Василий Катанян.
Они были знакомы давно, с 1923 года. А позже, в 1927, когда Катаняны перебрались из Тбилиси в Москву, они быстро вошли в круг Маяковского-Бриков и стали «младшими среди равных». Его жена Галина, журналист и редактор, много работала с Маяковским, сын Вася рос на глазах Лили. Позднее, уже после смерти Лили, он напишет о ней замечательную книгу, полную любви и восхищения.
Василий Катанян, поэт, журналист, литературовед, был моложе Лили на одиннадцать лет. Именно он встречал Бриков на вокзале, когда они спешили на похороны Маяковского.
Через несколько месяцев Василий Катанян влюбится в Лилю и останется в её доме навсегда. А может быть, он был влюблен в неё давно и только сейчас выпал случай быть с ней, спасти её, стать для неё необходимым.
«Я не собиралась навсегда связывать свою жизнь с Васей, - заверяла Лиля своего пасынка уже в шестидесятые годы. - Пожили бы какое-то время, потом разошлись, и он вернулся бы к Гале».
Осип даже ездил уговаривать Галю: «У Лилички с Васей была дружба. Сейчас дружба стала теснее». Галина с этими доводами не согласилась. Больше они с Лилей не виделись, хотя изредка разговаривали по телефону.
Лиля Юрьевна и Василий Абгарович проживут вместе более сорока лет. Он переживет её на два года.
ЛЮДМИЛА. 1937
В этот же период сестры Маяковского Людмила и Ольга перестали скрывать давно затаенную ненависть. Их всегда раздражал образ жизни их брата, вся эта богема с её непонятными идеями и занятиями, с «жизнью втроем», с литературным салоном и шумными посиделаками. И больше всех их раздражала, естественно, Лиля. Они были людьми другого мира.
Катанян так писал об их отношениях: «Он никогда не приглашал их на чтение новых стихов домой, потому что не выносил их воспаленных, мучительно непонимающих лиц».
В дневнике Лили Юрьевны от 23 января 1930 года есть такая запись:
«До чего Володю раздражают родственники - его форменно трясет, когда Люда бывает у нас раз в три месяца. Я даже зашла к нему в комнату и сказала: надо хотя бы полчаса поговорить с Людой или хотя бы открыть дверь - она не войдет. А он: «Я не мо-гу, о-на ме-ня раз-дра- жает!!» И весь искривился при этом. Мне ужасно было неприятно».
Теперь, после смерти Примакова, когда у Лили не осталось защитников, Людмила начала лобовую атаку против Бриков. Попытке вычеркнуть Лилю из жизни брата она посвятит всю оставшуюся жизнь.
1937
А сталинские «чистки» продолжались. Вскоре будут арестованы и расстреляны многие, с кем рядом была прожита первая часть жизни.
В 38 будет расстрелян всемогущий Агранов, другие близкие к ним сотрудники НКВД, Покончит с собой муж Софьи Шемардиной Иосиф Адамович, член ЦИК, а саму ее отправят в лагеря на 17 лет.
Расстрелян Краснощеков, а его дочь Луэллу Лиля приютит у себя. Расстрелян Лилин друг Сергей Третьяков, популярный драматург, публицист, переводчик с немецкого, вошедший в биографию Бертольта Брехта.
Арестованы Михаил Кольцов и Всеволод Мейерхольд, которые будут расстреляны в один день - 2 февраля 1940 года. А жену Мейерхольда, красавицу Зинаиду Райх зверски убьют прямо дома. Узнав об этом, Лиля в первый и последний раз в своей жизни потеряет сознание.
Из Фрунзе - столицы Киргизии - пришло известие об аресте Юсупа Абдрахманова. Его тоже казнят.
Из двадцати семи человек, подписавших в «Правде» некролог Маяковскому, расстреляно будет одиннадцать.
К протоколу одного из допросов приложена справка: «Примаков арестован, Брик, Толстой, Эренбург проверяются».
Имя её не раз встречалось в показаниях арестованных в связи с Примаковым. Но резолюция Сталина стала для неё охранной грамотой.
КРУГ МОЛОДЫХ ПОЭТОВ. СПАСОПЕСКОВСКИЙ
Но жизнь продолжалась. У Осипа, недавно заваленного работой, становилось её всё меньше. Единственно «твердый», хотя и крохотный, заработок давал студенческий литературный кружок, который он вел в юридическом институте.
Там сложился круг молодых поэтов, который через некоторое время переместился в дом Брик на Спасопесковский переулок, куда они переехали вскоре после смерти Маяковского.
Сохранились воспоминания Бориса Слуцкого:
«Надо было только раз увидеть Лилю Юрьевну, чтобы туда тянуло уже, как магнитом. У нее поразительная способность превращать любой факт в литературу, а любую вещь в искусство. Лиля сказала мне: «Боря, вы поэт. Теперь дело за небольшим: вы должны работать, как вол». И я ей поверил. Только ей и Осипу Максимовичу, который уверил меня в том же. Я всегда помнил только Лилины слова: «Боря, вы поэт». Эти слова не столько вызывали гордость, сколько накладывали обязанность. Самый большой стыд — это если нечем было отчитаться перед Лилей при очередном ее посещении».
Лилина притягательная аура осталась неизменной. В их дом приходили и старые друзья, и много новых.
6 июня 1941 года Лилю к обеду навестила Ахматова. До этого они уже неоднократно встречались в Ленинграде, когда Лиля была женой Примакова. Они разговаривали подолгу. О чем – нам неведомо. Но отношения между ними установились самые уважительные. Когда-то сказавшая о Лиле жестокие слова, продиктованные ревностью, Ахматова стала теперь, если не подругой её, то хорошей знакомой.
ВОЙНА
С началом войны Брик и Катанян работали в «Окнах ТАСС» — по типу «Окон РОСТА». Лиля Юрьевна с бригадой тушила на крыше зажигательные бомбы, которые в народе называли «зажигалки».
В конце июля Союз писателей дал им направление эвакуироваться в Молотов (ныне Пермь).
В Москве оставалась мать Брика. Лиля ей писала:
«8.8.41. Дорогая Полина Юрьевна, телеграмму вашу о том, что вы пока не едете, получили. Очень тяжело так мало знать друг о друге».
Всю жизнь Лиля Юрьевна помогала родителям всех своих родных. При жизни Маяковского каждое первое число напоминала ему, что надо дать деньги Александре Алексеевне, его маме. Регулярно (не прерываясь и в войну) посылала деньги своей маме, матери Брика и матери Василия Абгаровича. Даже в очень трудные времена она как-то выкручивалась, и родители получали материальную помощь.
Ее мать, Елена Юльевна, эвакуировалась в Армавир, к своей сестре, там заболела и умерла. Умерла она до прихода немцев, а ее сестру с мужем убили оккупанты.
Через год они вернулись на Арбат, в разоренную квартиру с выбитыми окнами. Жили бытом военной Москвы: отоваривали карточки, меняли вещи на продукты, возле железной буржуйки поставили письменный стол и работали все трое — это было единственное теплое место в комнате. Иногда сидели в пальто. На выделенном Союзу писателей огороде сажали картошку и петрушку..
Но даже в самые тяжелые и голодные времена Лиля старалась, чтобы дом её был чистым и уютным, а стол – красиво сервированым. Это правило соблюдалось во все времена, даже тогда, когда на обед был суп из крапивы и пшенная каша. В этом доме всегда ждали гостей, и люди туда тянулись.
СМЕРТЬ ОСИПА
22 февраля 1945 года на лестнице дома в Спасопесковском переулке, возвращаясь домой после работы, внезапно скончался Осип. Квартира была на очень высоком пятом этаже, без лифта, Он рухнул на втором, и Лиле с Катаняном пришлось волочить его по ступеням на седьмой.
Потрясенная Лиля не ела и не спала несколько дней — только пила кофе и курила. Проститься с Осипом пришло огромное количество друзей.
Краткое сообщение о смерти Брика появилось в «Литературной газете».
И ещё в многотиражной газете «Тассовец», который выпускался для внутреннего пользования сотрудниками агентства, где Осип работал. Экземпляр, где некролог опубликован, не сохранился даже в Ленинке, но Лиля его сберегла, а опубликован он был спустя более полувека.
В некрологе говорилось о роли Осипа в развитии литературы и культуры за тридцать лет. Но примечательно даже не это, а то, что более 90 блестящих имён стояло под некрологом: артисты, художники, писатели, ученые – весь цвет советской интеллигенции.
Лиля долго не могла прийти в себя. Позже она говорила: «Когда умер Володя, когда умер Примаков, — это умерли они, а когда умер Ося — умерла я». И еще говорила, что любила Осипа с детства, что у неё нет ни одного отдельного от него воспоминания.
За эти слова многие осудили Лилю. Но такова уж она была – не умела и не хотела лгать.
Остались так и не написанными мемуары Осипа о Маяковском. Он готовился начать работу над ними, да так и не собрался...
Осипа кремировали, также как и его друга Владимира Маяковского, а затем захоронили в стене Новодевичьего кладбища, недалеко от Чехова.
Осиротевшая Женя осталась возле Лили. Лиля долго помогала ей всем, чем могла.
ЭЛЬЗА
В сентябре 1945, впервые после девятилетнего перерыва, Арагоны приехали в Москву. Теперь они оба были героями французского Сопротивления. Эльза, кроме того, лауреатом Гонкуровской премии, высшей литературной премии Франции.
Сестры очень любили друг друга и были фактически неразлучны, хотя и жили в разных странах.
С самого начала так повелось, что Лиля была главной. Эльза восхищалась ею, хотела походить на неё. Но никогда не оспаривала её первенства.
Одно время между ними стоял Маяковский, которого Эльза любила, а Лиля отняла. С годами ревность ушла, но восхищение осталось.
В 1918 году Эльза вышла замуж за загадочного французского офицера Андре Триоле, о котором известно очень мало, почти ничего. По некоторым данным, они развелись в 1923-м. С 18-го она жила в Париже, а в 1928 году встретила поэта-авангардиста красавца Луи Арагона.
Коммунист Арагон был одним из тех европейских писателей, кого с удовольствием принимали в Советской России.
Эльза была красива. Её глаза воспел Арагон в знаменитой поэме «Глаза Эльзы», их писал Матисс, Ив Сен Лоран создал костюм «Глаза Эльзы».
В двадцатые годы ее руки и сердца тщетно добивались многие , и среди них Василий Каменский, Роман Якобсон, Виктор Шкловский. На всю жизнь они остались друзьями.
В первые свои годы в Париже Эльза была бедна и одинока. Лиля посылала ей деньги, которые давал ей Маяковский. Каждый приезд Лили или Маяковкого был праздником – Эльза немного отъедалась и переводила дух.
Свои первые книги Эльза написала на русском языке, потом стала писать по-французски. Вместе с Константином Симоновым Эльза написала сценарий фильма «Нормандия — Неман». Она устроила выставку Пиросмани в Лувре.
Она организовала выставку Маяковского, которую провезли по городам Франции в духе русских передвижников. Она открыла для французов множество имён выдающихся советских актеров, писателей, художников.
Лиля и Эльза всю жизнь помогали друг другу. Эльза как парижанка одевала сестру. Но и Лиля в долгу не оставалась. Например, в конце сороковых она регулярно посылала продуктовые посылки в Париж.
Всю жизнь сёстры переписывались, и письма их, хранящиеся в архивах Москвы и Парижа, представляют собой интереснейшее чтение.
Скончалась Эльза в семьдесят четыре года.. Было это в 1970 году.
Лиля пережила Эльзу на восемь лет, Арагон — на двенадцать. На похоронах Эльзы играл Мстислав Ростропович, в день погребения Арагона многотысячная толпа, стоя на площади, которой присвоят его имя, слушала его стихи с обнаженными головами.
Эльза и Арагон похоронены у себя в саду, под вековым ясенем, а дом свой они завещали Франции с условием, что там смогут жить и работать неимущие молодые писатели.
ПОРТРЕТ НА МОСТУ
Однажды Эльза написала Лиле удивительное письмо, где описывала, как один из знакомых, проходя по мосту в центре Парижа, уидел нарисованную на асфальте книгу «Про это» с Лилиным портретом на обложке, а вокруг – написанные мелом стихи Маяковского на двух языках. Бывший в то время во Франции Константин Симонов помчался на мост фотографировать. Было это в 1962 году.
История эта вдохновила Андрея Вознесенского. Он написал стихотворение, которым в шестидесятые годы всегда начинал свои публичные выступления:
«Лили Брик на мосту лежит, разутюженная машинами.
Под подошвами, под резинами, как монетка, зрачок блестит!
Пешеходы бросают мзду,
И как рана,
Маяковский, щемяще ранний, как игральная карта в раме, намалеван на том мосту!
Каково Вам, поэт с любимой?!»
Конец 3-й части. 4-я часть здесь