Как пропедевтические курсы, задуманные в начальных школах современной архитектуры для избавления от устаревшего типологического мышления, превратились в новый пластический язык?
Этот язык быстро сформировал новые типологические стандарты после стабилизации практики. Развитие языка и методов происходило параллельно, несмотря на неочевидность их взаимосвязи. К XIX веку оформились эквиваленты долгой эволюции архитектуры в рамках греко-римского ордера, подробно зафиксированные в "Энциклопедии..." Г.В. Барановского. Может ли ордер считаться универсальным архитектурным языком?
Классицисты верили в это, но реформаторы профессии осознавали, что на старом языке можно передать только уже известные идеи, что требовало создания нового языка для новых мыслей.
1. Методики проектной трансформации мира
Новый архитектурный язык, изначально задуманный как декомпозиционная система, активно стремился к новым синтезам. Это движение к типологизации нового созидательного духа в Европе стало явным на Кёльнской дискуссии Веркбунда в 1914 году через высказывания Г. Мутезиуса. Типология индустриальной архитектуры и продукции уже была готова к заполнению новыми активностями, структурированными по функционально-типологическому принципу.
Авангард, разрушая "старый мир", способствовал росту новой перцептивной культуры, проявляющейся в новых формах и эстетике Ар Деко, возникшего на развалинах "лживых стилей". Новые архитектурные методы, казалось бы, обещали обновление, но в итоге привели к канонизации языка и стилизации форм, что было усугублено маркетинговыми и идеологическими влияниями.
Процесс формирования архитектурной профессии в начале XX века быстро привел к созданию символических и феноменологических схем, определяющих архитектуру через функцию и морфологические штампы. Ар Деко, в частности, показал новые пути символической выразительности, сочетаемой с функциональной узнаваемостью.
К 1930-м годам композиционные конвенции окончательно сформировались в узнаваемый стиль, который к 1960-м превратился в предмет архитектурных пародий, отражающих кризис профессии. Современное движение, объявившее "смерть стиля", иронично само стало стилем, подчеркивающим разрыв между орнаментальной формой и функцией в пользу акцентирования современности.
В конечном счете, метаморфозы архитектурного языка и метода подчеркивают, что стилизация и типологическое мышление по-прежнему определяют формы и содержание современной архитектуры, подчиняясь массовой культуре и коммерческим трендам.
2. Композиция в контексте новых типологий
Существует вопрос о способности композиции, как метода или канона, способствовать истинному проектному поиску. Вопреки традициям, считающим композицию основой архитектурного проектирования, современная пропедевтика, даже начиная с момента своего возникновения, не была свободной от натуралистичности. Новый композиционный язык прямолинейно и непосредственно относится к миру объектов, не только обеспечивая, но и провоцируя объективацию замыслов в своих модельных формах.
Эта тенденция к объективации замыслов стала особенно заметна у Г. Ритвельда, Т. ван Дусбурга и К. ван Эстерена, которые, в отличие от супрематистов, быстро ограничили проектное творчество композиционно-пропедевтическими рамками. Такие подходы, когда "мир объектов" подтягивается к миру знаков профессионального поиска, приводят к усилению профессионализированного объектопорождения.
Композиция как дисциплина культивирует иерархию, центрацию, порядок и объектность, поддерживая иллюзию порядка и ведя к изоляции архитектурных ансамблей. В учебных заведениях, таких как Баухауз и ВХУТЕМАС, обсуждение часто вращается вокруг принципов создания законченных и изолированных форм, что подтверждает устойчивость проектной энергии к управлению через типологические модели.
Эта устойчивость к управлению, однако, приводит к превращению архитектурной композиции в средство поддержания "выразительного безразличия" на масштабе всего человеческого обитания, что неуклонно ведёт к его опустыниванию. Пропедевтика, таким образом, становится не столько основой проектирования, сколько конструирования, сокращая творческое содержание профессии и превращая её в конструкторское функционирование, что особенно видно в акцентированном развертывании пропедевтических дисциплин. Это явление отражает тенденцию архитектурного самосознания к избеганию решения насущных методологических задач и уходу в проблематику выразительности.
Вывод
В заключение, стоит обсудить роль композиции в контексте проектных знаний и осмыслить эпистемологический статус теорий композиции. Наш анализ показывает, что этот статус довольно низок. Исторические теории композиции не только не спасли человечество от разрушительных эффектов модернистской отчуждённости, но и активно вдохновляли на создание аналогичной эстетики.
Абстракция в проектировании неизбежно превращалась в проектность, что усугубляло экзистенциальные и антропологические кризисы XX века, особенно в контексте потери человеческой идентичности. Архитектура этого времени стала ареной для трагедий жизненного мира, где немирь и нежить замещают человека, что делает сегодняшнюю псевдоностальгию по авангарду определённо непродуктивной. Эстетика, хоть и возникает в любом знаниевом контексте, не приносит познания из-за своей фиксированности.
Ранние модернистские композиционные пропедевтики не освободили творческую мысль от стилистических мод, предопределённых типологий или эпигонства. Вопрос об актуальности обучения модернистским композиционным приёмам в современном архитектурном и дизайнерском образовании, а также о том, что должно входить в современное понятие пропедевтики, способной стать основой проектного образования, предстоит детально рассмотреть в будущих публикациях.