Эта песня ворвалась в жизнь советских людей, когда в 1934 на киноэкраны вышел первый фильм трилогии «Юность Максима», описывающий 1910 год, где главную роль исполнил Борис Петрович Чирков.
Герой, которого он играл, спел 2 куплета этой замечательной песни. А потом ещё повторил их в двух других фильмах. Как вспоминал позднее сам Борис Петрович, ему казалось несправедливым, что изначально Максиму не досталась никакая песня, хотя он не был обделён ни жизнелюбием, ни юмором, ни обаянием, ни открытостью души. Не хватало лишь завершающего музыкального штриха для полноты портрета, который отражал бы и его отношение к жизни, и настроение, и думы о будущем.
Режиссёр и актёры стали судорожно искать подходящую песню: порылись в закоулках памяти, поскребли по сусекам сборников песен и романсов, прослушали творческие коллективы трактиров и рюмочных, но всё было тщетно. И вот однажды Борис Чирков на одной из репетиций заголосил песню, которую он сам не раз уже слышал. При этом режиссёр тогда и сам толком не расслышал, что именно кружилось над головой: шар или шарф. Скорее всего, это был всё-таки шарф, поскольку его таки легче представить кружащимся над головой, чем абстрактный шар. Но это так и осталось загадкой, что же все-таки кружилось над головой Максима!
Против актерской карьеры сына категорически выступала его мама, Ольга Игнатьевна. Она была уверена, что для мужчины актерская профессия является несерьезным увлечением, а для жизни необходима профессия основательная. Поэтому целых два года Борису пришлось учиться сразу в двух институтах параллельно, и на актера, и на инженера, слава Богу, математические способности у Чиркова тоже были отменные. Два года он успешно совмещал оба института. И только первые несомненные успехи на актерском поприще убедили Ольгу Игнатьевну дать ему разрешение стать артистом.
Молодость, смелость, ум, обаяние, естественность, простота и народность — все это было в Чиркове, а пластика изумляла даже самых гимнастически тренированных актеров: его прыжки казались полетами, вспоминает актриса Клавдия Пугачева. На заре его артистической юности очень знаменит был эксцентричный эстрадно-танцевальный номер Черкасова, Чиркова и Березова «Пат, Паташон и Чарли Чаплин».
1941 года, когда немцы стояли перед Москвой, указом всенародного старосты М.И. Калинина Чиркову как выдающемуся деятелю культуры и новоиспеченному Лауреату Сталинской премии было выделено 6 пудов овощей, которые он целиком передал родственникам. В послевоенные годы Чирков ежемесячно привозил своей матери 500 рублей, причем всегда делал это сам.
Популярность Чиркова в то время была невероятной. Телевидения еще практически не было. Фильмов выпускалось не так много, а любимые фильмы можно было пересчитать по пальцам. Вот как Борис Петрович пишет об этом в книге «Азорские острова»: «По твердому убеждению наших зрителей, живые герои фильмов ходили по земле, их можно было встретить на улице, к ним можно было прикоснуться, услышать их голос. С ними можно было посоветоваться, и они могли помочь, выручить... И вот шли и шли письма — “Ленфильм. Максиму”, “Москва — Максиму”
Никто не помнит, чтобы Чирков перекрестился, но все поражались его удивительной скромности. Кажется, что она была сродни православному христианскому смирению. И это помогало душе не отходить от Бога.
Такое единение обогащало творчество, делало его многограннее. Недаром Чирков мечтал сыграть Льва Толстого в последние годы жизни. Наверное, ему хотелось глубже разобраться в непростых взаимоотношениях писателя с Богом и церковью.
Чирков был коммунистом с на редкость человеческим лицом — и в этом секрет его успеха в фильмах «Трилогия о Максиме», «Учитель», «Подруги», «Чапаев», «Верные друзья», «Глинка», «Нахлебник», «Дорогой мой человек»...
Человечность была присуща не только его положительным героям, вспомним Махно в «Александре Пархоменко», сыщика в «Чрезвычайном поручении», Бирюкова в «Живых и мертвых»... Фильмов с его участием было около ста, а спектаклей еще больше.
Актер не успел оформить персональную пенсию, к тому же он очень стеснялся. В день ухода из жизни он поехал в Кремль, чтобы присутствовать на заседании комиссии, которая присуждала Ленинские премии. Он опаздывал.
Чтобы успеть к началу, он практически бежал. Чиркову стало плохо прямо в Георгиевском зале. Скорая приехала и увезла его. Спасти великого актера не удалось: он умер в больнице от пятого, последнего инфаркта..
Родные с ужасом и тихой печалью вспоминали, как они сидели у остывшего тела и ожидали, пока Брежнев решит, где похоронить Бориса Петровича. Это продолжалось четыре дня. Но без официального разрешения генсека траурную церемонию было невозможно проводить. Наконец, Брежнев выбрал Новодевичье кладбище…