XXI.
Андрей, конечно, возмутившись,
Опять к Сергею: так и так...
Поддержкой "сверху" заручившись,
Сергей, как истинный мастак,
Отбив словесные атаки,
Уж, думал, что дойдёт до драки.
Андрей в руках себя сдержал.
Ошибок много совершал.
Не допустил он глупость эту.
Банкиру повода не дал,
Хотя белей извёстки стал.
От злости пальцами монету,
Немного даже изогнул.
Но, передумав, не швырнул,
XXII.
В лицо нахальное Сергею.
Оставшись перед ним стоять,
Глядел в глаза сему злодею,
Хотя тот предложил: "Присядь".
Поправив свой пиджак двубортный;
Откинув очень дискомфортный,
Накал нешуточных страстей,
Уж, в кресло плюхнулся Сергей,
Платочком вытирая пот,
На лбу сначала и висках,
На раскрасневшихся щеках,
Затем, когда он вытер рот,
То, отдышавшись произнёс,
Увы, не в шутку, а всерьёз:
XXIII.
"Ты можешь долго возмущаться,
Скрипеть зубами и пыхтеть.
К моим бумагам не придраться.
Я в них успел поднатореть.
Как прежде, этот вот кредит,
На шее у тебя висит.
Проценты все по месяцам,
Ты выплатить обязан нам.
И штрафы все, конечно, тоже.
Да, побыстрей плати, дебил!
Пока тебе не накрутил,
Я новых. А спрошу я строже,
Чем спрашивал до этих пор.
На том и кончим разговор."
XXIV.
В расстройствах сильно хлопнув дверью,
Из кабинета удалясь,
Андрей огромному терпенью,
Что проявил сейчас дивясь.
В тот миг неистово хотелось,
Да, так, что больше не терпелось,
Ударить недруга с ноги,
Иль в ход пуская кулаки,
Сергея прямо там избить,
За ложь и подлость в наказанье.
Добавить тут же в назиданье,
Чтобы нахала проучить,
Увесистую оплеуху,
В затылок или прямо в ухо.
XXV.
Сдержав кипучие позывы,
Что в сердце он своём скопил,
И ярости слепой порывы,
Андрей тот час же отступил.
Из банка спешно удаляясь,
Гнев проявить, уж, не стесняясь,
Что ж церемониться теперь!
Он с силою ударил в дверь.
Та моментально распахнулась,
Издав пренеприятный звук -
От столкновенья громкий стук.
Назад, уж, больше не вернулась.
Так и осталась там висеть,
Да, петлями слегка скрипеть.
XXVI.
Струдом себя осознавая,
Мир окружавший, словно нем,
Где он идёт не понимая,
Обескураженный совсем,
Андрей, стремительно шагая,
Путей-дорог не разбирая,
Пеняя банку на обман,
И в мыслях и в глазах туман,
Расталкивая всех подряд,
Всех, кто на улице встречался,
Внезапно перед ним являлся,
Шёл, как придётся, наугад.
Широкие его шаги,
Внезапно к берегу реки,
XXVII.
Андрея вывели меж тем.
Как вкопанный, остановился.
Под грузом собственных проблем,
На берег резко опустился.
Трава на бреге луговая,
Как скатерть мягкая льняная,
Его любезно приняла,
Как-будто нежно обняла.
Андрей согнулся и уселся.
К груди колени подтянул.
В них голову сперва уткнул,
И от бессилья разревелся.
Не в голос. Тело всё вздымалось,
При вздохах тихо содрогалось.
XXVIII.
Свои колени приобняв,
Андрей с поникшей головою,
Удар судьбы опять приняв,
Земли не чуял под собою.
Она, как-будто, как назло,
Бежала прочь из-под него.
Из глаз стекали робко слёзы.
Давно ни страх и ни угрозы,
Тех слёз из глаз не вызывали.
Ведь слёзы ничего не значат,
Мужчины крайне редко плачат,
Как тяжело бы не страдали.
Вся скорбь в слезах тех растворялась,
Наружу с болью вырывалась.
XXIX.
С бедой своей наедине,
Проплакавшись, он слёзы вытер.
Здесь в безотрадной тишине,
Весь распалясь, как-будто свитер,
В жару надели на него.
Из-за свершённого всего,
В нём, словно пламень клокотал.
Стресс его нервы напрягал,
Натягивая их, как струны,
Что вот уже от напряженья,
В миг от малейшего движенья,
Могли бы лопнуть. И бурУны,
Неистовства в груди хлестали,
В нём разум с волей подавляли.
XXX.
А мир вокруг был нем и глух,
К его трагедии ужасной.
Ничто не раздражало слух,
И жизнь была такой прекрасной.
Степенно Кия вдаль текла.
Потоки вод своих несла,
Безмерно проявляя нежность,
Неся с собою безмятежность,
Покой и умиротворенье.
В поверхности зеркальных вод,
Как-будто вместе с ней плывёт,
Восторг рождая, изумленье,
В ней отражаясь, с высока,
Взирая, плыли облака.
XXXI.
Вдали паслось коровье стадо,
И, разбредаясь на лугу,
Скот без пастушьего пригляда,
Сместившись, встал на берегу.
Пил воду, жажду утоляя.
А в небе голубом, играя,
Посвистывая и крича,
О чём-то звонко щебеча,
Лишь стайка ласточек летала,
И, увлечённые собой,
Они порхали над землёй.
Их жизнь людей не привлекала.
В своей среде им так привычно,
Ведь всё в природе гармонично.
XXXII.
И здесь у берега реки,
На бреге Кии оставался,
В сердцах сжимая кулаки,
Андрей наш в думы погружался.
В бессилии себя браня;
В ошибках всех себя виня;
За промахи, за неудачи,
Сложиться всё могло б иначе,
Будь он чуть-чуть благоразумней.
Таких бы дел не натворил,
И бед таких не учинил,
Когда бы был поостроумней.
Он, как сопливый мальчуган,
Загнал себя в чужой капкан.
XXXIII.
Что делать дальше? Он не знает.
В смятенье чувств он погружён.
Своя беспомощность пугает,
И слишком всем он раздражён.
И мысль блуждает, как в тумане,
Будь в этот миг Андрей в Афгане,
Когда б с душманами остался,
Лицом к лицу, не растерялся,
Он в ситуации бы той.
Коль бесполезен автомат.
Коль нет патрон. Есть пять гранат.
Покончил с ними и с собой.
Сорвав чеку, врагов убил бы.
Хоть и себя он погубил бы.
XXXIV.
И тут же, пулей пролетая,
В его пылающем мозгу,
Возникла тут же мысль шальная,
Мелькнула: "А, ведь я могу,
С собою нынче же покончить,
И тем свой грешный путь закончить,
Чтоб избежать навек позора,
И рокового приговора,
Что вынесла сама судьба,
Приняв столь грустное решенье.
Сам приведу я в исполненье,
Для грешного её раба.
Осуществлю я за неё,
Убийство тяжкое своё.
XXXV.
Но, как же мама? Что же с нею?
Как вновь она переживёт,
Всё вновь с кончиною моею?
За мною следом ли уйдёт?
Иль Бог продлит ей в муках дни,
Чтоб были скорбными они.
Нет! Рано думать мне о смерти.
Покуда на земной я тверди,
Покуда не на небесах,
И сердце не устало биться,
По венам кровь пока струится,
Есть блеск ещё в моих глазах.
Живя, я должен попытаться,
Пред миром этим оправдаться.
XXXVI.
Вот в благоденствии природном,
Где заливной прибрежный луг,
С реки течением свободным,
Душевный излечив недуг,
Терзавший бедного Андрея,
Без умысла о нём радея,
Вернув и волю, и рассудок,
Дав силы, чтобы устоять,
И с честию удар принять,
Что новоявленный ублюдок,
Намерился сейчас обрушить,
Тем самым жизнь его разрушить.
XXXVII.
Прервав угрюмые стенанья,
И мыслям ход освободив,
И личные свои страданья,
В "сундук" железный поместив,
Покой душевный обретая,
Поверив в самого себя,
Андрей, собравшись с силой воли,
Своей не избегая доли,
Всё здраво взвесив, оценил,
Использовав свои таланты,
Перебирая варианты,
Себя, подумав, убедил,
Как действовать и поступать,
Чтоб в результате честь стяжать.
XXXVIII.
Уже на следущий же день,
Андрей на главпочтапт явился,
Но перед этим в тот же день,
С московской фирмой созвонился.
Поставщики его, уж, ждали.
Они детально разъясняли,
Чтоб избежать меж ними спора,
Что по условьям договора,
Андрей им должен неустойку,
За долгосрочное храненье,
Сохранность и обеспеченье,
За каждую видеодвойку,
А также банковский процент,
Который был на тот момент,
XXXIX.
Когда для закупа товара,
Они оформили кредит,
Не зная бенефициара,
Как он им сильно навредит.
Таких процентов дармовых -
По тристо десять годовых,
Андрей давненько не встречал,
И потому им отвечал,
Что с этим он вполне согласен.
Готов немедленно начать,
По договору отвечать,
Что каждый пункт предельно ясен.
Сергей кредит оформил просто,
С процентом в тристо девяносто.
XL.
Так в результате для Андрея,
Его московский поставщик,
Серьёзно цифрами владея,
Готов отправить грузовик,
К нему, не тратя время даром,
С закупленным у них товаром.
Хоть это, в общем-то, печально,
Но сколько было изначально,
Они не смогут отпустить,
Учитывая результаты,
А в них издержки и затраты,
А, значит, смогут отгрузить,
Где вместо восьми тысяч он,
Лишь двадцать штук взять принуждён.