Мы не умерли. Через шесть дней нас довезли до поселения свенов, и там я узнала, какая участь нам всем приготовлена. Деду Орису сохранили жизнь только затем, чтобы он следил, чтобы мы, его маленькие внуки, не умерли. Но скоро выяснилось, что старик совсем не может работать. Руки так и не отошли. Чувствительность пальцев совсем пропала, и теперь он мог выполнять лишь самые примитивные движения, что-то прихватывая конечностью, что-то зубами. Зубов у него, кстати, тоже почти не осталось. До нападения на наш дом у деда были сильные руки и много-много зубов. Но это было до нападения…
В течение двух дней после нашего приезда деда пытались пристроить к работе, но ничего не вышло. Хорошо еще, что не убили. Выволокли на свет меня и объявили, что работать буду я, пока я.
Я и работала.
Начальника группы орков, который был смотрящим в поселке лесорубов, звали Хано. Молодой серый орк. Серый, потому что цвет его кожи был серым. Глаза мутные, желтые. Если смотреть в самые глаза, то зрачков почти не видно, одна желтая муть. Я один раз посмотрела и все, больше сил посмотреть прямо в глаза нашему смотрящему у меня не нашлось. А орк смотрел… Я даже спиной чувствовала его взгляд.
А еще он был страшным. Если появлялся рядом, то все, даже местные, замолкали. Низко кланялись, в три погибели сгибая спины. Все. Наш староста особенно старался согнуться.
Худой, жилистый, стремительный и ловкий. Одет лучше всех. Его подолгу не бывало в поселке. Когда он приезжал, затихали всякие разговоры и беготня. Лишний раз к нему не подходили. А орк сидел верхом на лошади и смотрел по сторонам. Староста ему наш о чем-то все время докладывал. Орк молчал. Всегда. Я вообще раньше думала, что он немой.
Когда именно он обратил на меня внимание, я не помнила. Просто однажды поймала на себе его внимательный, странный взгляд и, когда поняла, на кого он смотрит, мне стало плохо.
Больше ничего не помню. Кажется, меня окликнули по имени. Я не ответила. Опустила голову и постаралась затереться среди местных. Не вышло. Меня толкнули в плечо, потом еще раз толкнули и вытолкнули прямо под желтые, мутные очи нашего начальника.
Что было дальше – ничего не помню. Вроде бы меня о чем-то спросили.
***
И вот я стою вместе со своей семьей на почетном и видном всем месте, рядом –жертвенный столб. Кругом, выстроившись тесными рядами у стен, выходящих на площадь строений, собралась вся наша община. Теперь – наша, я начала привыкать так называть наш нынешний дом. Пришли даже древние старцы, даже те приползли, которые уже пару зим не слезали с теплых печей в своих домах. Как же! Такое событие! Сейчас невесту выбирать будут.
Я тряслась как лист молодой осины. Меня, понятно, не выберут. Меня уже выбрал сначала сын старосты, потом отобрал Хано. Я не подхожу на роль невесты. Критериев отбора я не знала. Но почему-то точно знала, что сегодня сожгут не меня. Староста и сейчас так смотрел в мою сторону, как будто хотел взглядом прожечь дыру в груди. Значит, выберут одну из моих сестер. Какую?
Дед в последние дни все больше молчал. А я плакала всю последнюю неделю. Сестры вообще ревели, не замолкая, три последних дня; по очереди – одна уставала, начинала плакать другая. Даже им, маленьким, было понятно, что выбирать будут именно из них.
Недалеко от капища на уложенном на землю седле сидел орк. Когда он появился в поселке, я не знала. Он долго отсутствовал. Как и обещал тогда, уехал, и больше я его не видела. И вчера еще не было. Это точно. Рубашку я носила, как и приказал, не снимая. Она уже вся засаленная стала. Я мучительно размышляла последние недели, а не постирать ли ее в речке, песком потереть или углем. Но не решилась снять ни разу.
Стояла сейчас в ней, а сверху был напялен грязный рваный тулуп, подпоясанный веревкой. На ногах – сапоги по случаю отсутствия другой обувки. Голова – непокрытая. Было тепло, даже жарко.
Посмотрела украдкой в сторону Хано, не смотрит на меня. Хорошо это или плохо? Не знаю.
Вся община молчала. Только слегка задувал теплый ветерок, весенний, такой приятный… Ветер было хорошо слышно, как и стаю ворон над нашими головами, они, не переставая, все время каркали прямо над толпой собравшихся селян.
Поля и леса уже просохли. Пели птички. Светило солнце. По чистому синему небу плыли барашки облаков.
Все молчали и будто ждали чего-то. Я начала оглядываться. За моей спиной, держа руку на плече Эльмы, стоял дед Орис. Тут же жались остальные. Нас окружали не свены, а орки. Я умела считать на пальцах. Так вот, орков было семь, не считая Хано. Все семь стояли рядом с нами.
Неожиданно ветер резко усилился. Рядом со мной, а я стояла впереди моей семьи, так сильно начало крутить пыль, что образовался маленький пыльный смерч. Я прикрыла глаза рукой, но все равно не успела – попал песок. Когда проморгалась, увидела, что рядом стоит черная фигура в длинных одеяниях до самой земли. И смотрит в упор на меня. В полнейшей тишине раздалось шипение. Это черная фигура зашипела? Я вылупилась на нее, даже подалась чуть вперед. Откуда она взялась? Ведь ее не было здесь еще минуту назад!
И тут я испугалась, шагнула назад и наступила на ногу оказавшегося за моей спиной орка. Куда делся мой дед, стоявший рядом, я не поняла.
Черная фигура протянула ко мне свои одеяния, те развевались на ветру, и слышно было, как ветер трепал куски этой черной материи. А рук не было! Вот диво! Везде были только тряпки. Просто моток рваных черных тряпок без малейшего намека на тело. И еще… Я вновь услышала странный звук – фигура снова шипела.
Неожиданно раздалась орочья речь. Я отвлеклась от разглядывания черных тряпок и обернулась на голос. Хано поднялся на ноги и сейчас стоял. Говорил именно он. Орочьего языка я не понимала. Точнее, понимала немного, но это было раньше, не сейчас.
Черная куча тряпок перестала протягивать ко мне свою бестелесную материю и двинулась в направлении Хано. (Ног я тоже не разглядела.) Подошла к нашему смотрящему. Как она шла? Я наклонила голову вбок, так мне было лучше видно, что происходит у столбов, иначе черный балахон, неожиданно возникший возле меня, мешал увидеть и столбы, и Хано с седлом на земле. Зачем ему тут седло?
В следующую минуту к столбу подвели женщину. Раньше я ее не видела. Орк, что ее привел, держал в руке веревку толщиной в мою руку, конец веревки был продет в железный обруч, надетый на шею женщины. Длинная темная коса, почти до коленок, яркий, зеленый наряд и голые ступни ног. Это все, что мне удалось разглядеть за мешавшей хорошо видеть черной фигурой.
Эта странная фигура… Да! Такое мне довелось лицезреть в своей жизни впервые. Одни рваные тряпки, которые к тому же шипят! Диво!
Минутой позже женщину подвели к столбам, к ней приблизилась черная фигура. Наклонилась к самому лицу женщины, и раздался женский крик. Кричала именно эта женщина, фигура больше не шипела. Толпа свенов в ответ на ее крик активно начала выкрикивать что-то свое. Каждый по отдельности и все разом. Молчал стоявший у столба Хано, молчали и все мы – люди и окружавшие нас орки.
Итогом шумного общения стало то, что женщину втянули за веревку на капище и прикрутили к осиновым столбам.
А дальше черная фигура начала резать непонятно откуда взявшимся ножом эту женщину. Я смотрела. В какое-то мгновение от криков терзаемой жертвы я даже оглохла.
Очнулась от запаха гари и дыма. Крики не смолкали.
Невесту отдали мертвому богу, и он принял сей дар. Теперь – жена…
Что было потом, я плохо запомнила. Точнее будет сказать, я ничего не запомнила. Хотя нет, я запомнила запах… горящего мяса.
Такого ужаса я еще не испытывала! Даже в ночь похищения.
Этот запах я запомнила на всю жизнь. Огонь еще долго поддерживали, все время подкладывали небольшие порции сосновых веток. Невеста Чернодера давно перестала подавать признаки жизни. Сквозь невысокое пламя можно было рассмотреть ее скрюченную, почерневшую фигуру. Все и смотрели с жадным вниманием, гомонили голоса. Никто не расходился. Стояли и мы. Очень близко. Я кожей ощущала жар расположенного рядом костра, искры все время кидало в нашу сторону, как будто огонь мечтал добраться и до нас, так близко стоявших около него. А еще на нас все время смотрела черная фигура, которая никуда не исчезла.
Ветер вновь неожиданно усилился, жаром от костра дыхнуло прямо в нашу сторону. Я вздохнула именно в этот миг, и мои легкие обожгло огнем. Закашлялась, и меня толкнул в плечо дед Орис:
– Леара, нам надо уходить… Пошли, дети.
***
Три дня, прошедшие со дня весеннего равноденствия, я пролежала в горячке. Немного пришла в себя, и дед попытался меня покормить, но ничего не вышло – меня вырвало. Запах жареного, горелого, просто находящееся рядом что-то горячее вызывали у меня приступы удушья и истерику. Дед измучился со мной. Под одеялом меня трясло, раскрытая я замерзала еще сильнее. Пот катился градом. Я лежала на всем мокром. В какой-то момент дед раздел меня догола и переодел в сухое. Я начала срывать с себя надетую сухую одежду. Связав меня веревкой и для надежности прикрутив еще и к кровати, дед куда-то ушел. Его долго не было, а я могла только мычать. Мои маленькие сестры и братец боялись ко мне близко подойти.
Дед вернулся не один. Ко мне на кровать присел лекарь, а за его спиной я увидела Хано. Все! Истерика началась с новой силой. Перед глазами все и так плыло, а стоило мне закрыть глаза, как вставала картина божественной свадьбы.
Отпустило меня не скоро. Следующие три дня были самыми тяжелыми. Опять началась горячка. На шестые сутки, вернее на шестую ночь, был кризис. Я так металась на кровати, что растянула веревки, и ушедший немного передохнуть дед, нашел меня лежащей на полу. Но я была уже холодной. Жар спал. Я выздоровела. Ну, почти.
Орк не появлялся. Лекарь тоже больше ни разу не зашел. Проведя в постели еще три дня, я, наконец, выползла на воздух и тем же утром пошла на работу.
На мой приход никто не обратил внимания. Молча встретили, молча, не говоря ни слова, сунули в руку пустое ведро. Кое-как, все время потея и спотыкаясь, я принялась за свои повседневные обязанности. Неделю умирала от слабости. Вторую неделю приходила в себя, еще неделю спустя меня вновь усадили в седло.