оглавление канала
К нему относились настороженно. Седой подросток, со шрамом через все лицо, и угрюмой молчаливостью, вызывал у людей некоторые опасения. Кто ж знает, чего от него можно ожидать, от такого? И это, отнюдь, не облегчало парню жизнь.
По мере приближения гор, его видения становились все отчетливее. Он уже мог разглядеть лица в этом голубом тумане. Иногда, он слышал голоса в своей голове, которые подсказывали, как ему поступить в той или иной трудной ситуации. Он научился очень хорошо видеть, что скрывается за лицами людей, за их взглядами, улыбками или строгими голосами. Ему самому казалось, что он умеет читать их мысли, а также может считывать все их эмоции, не зависимо от того, как глубоко они их хотят запрятать. Но все это, он воспринимал, как некую данность своего нынешнего существования, не думая об этом, как каком-то уникальном свойстве своего мозга.
Из куска старого железа он соорудил себе некое подобие ножа, и, где бы не приходилось ему засыпать, всегда крепко сжимал его в руке. В конце концов, однажды он оказался в одном маленьком городке откуда, как ему сказали железнодорожные рабочие, на следующий день должен отправиться состав как раз через нужную ему станцию. Он отсиживался в старом, разбитом вагоне, стоявшем на запасном пути. Чтобы хоть немного согреться, он разжег маленький костерок, и в старой консервной банке кипятил воду. Горячая вода согревала внутренности, давая иллюзию наполненного желудка. Вокруг шмыгали какие-то люди, похожие на оборванцев. Олег уже знал, что это охотники за цветным металлом, который принимали барыги за хорошие деньги. Охрана железной дороги не могла справиться с ними, а частично, даже сама участвовала в разграблении имущества железной дороги.
Внезапно раздался истошный крик: «Шухер, братва!! Облава!!» Олег поспешно затушил свой костерок, и стал вглядываться в предутренний сумрак. Свет фонарей не достигал места, где он находился. Но, вскоре мальчик увидел мелькающие тени, потом прозвучал одинокий выстрел, чей-то истошный крик. Он понял, что надо уходить, прямо сейчас, иначе его поймают. Схватив свой мешок, он кинулся на другую сторону железнодорожного полотна. Ему с трудом удалось перебраться через бетонный забор, огораживающий станцию. Оказавшись по другую сторону забора, он кинулся, не разбирая дороги, в лес, который темной стеной окружал станцию со всех сторон. Он слышал топот ног за спиной, и чье-то тяжелое дыхание, что придавало ему сил бежать и бежать без оглядки. Снег под пологом леса еще не совсем растаял, и бежать было трудно. Ноги проваливались в рыхлый, тяжелый, мокрый снег. Ботинки скоро размокли, и, словно пудовые гири затрудняли бег. Скоро он совершенно выдохся. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, сердце было готово пробить грудную клетку, сломав ребра. Наконец, он взобрался на какой-то пригорок, свободный от деревьев, где совсем не было снега. В полном изнеможении, мальчик упал на землю, покрытую прошлогодней пожухлой травой, тяжело дыша и прислушиваясь. Вокруг царила тишина. Занимался рассвет. Только могучие деревья, окружавшие его со всех сторон, тяжело, со стоном поскрипывали под налетающими порывами ветра.
Он не знает сколько времени пролежал так на этом бугру периодически проваливаясь в забытье, которое уже стало для него привычным, и заменяло ему последнее время сон. В себя пришел от ласкового прикосновения солнечного света. Тело все онемело от долгого лежания на сырой земле. Мышцы задеревенели от холода, и плохо его слушались. Он с трудом поднялся, и побрел на восток, ориентируясь по солнцу. У него оставалось еще немного сухого хлеба от прошлого раза, который он берег на какой-нибудь крайний случай. Похоже, сейчас такой случай наступил.
Он вытащил тщательно завернутые в тряпицу кусочки. Отломил один, и, затолкав за щеку, принялся его сосать, как конфету. Про себя усмехнулся. Кажется, он уже забыл, что такое «конфета», но грустить по этому поводу не собирался. У него была цель, и он дойдет к ней, во чтобы то ни стало!
Всю дорогу до базы я ломала голову над вопросом, стоит ли мне прямо сейчас отправиться к Прону, или можно подождать до завтра. Положим, туда я засветло успею, а вот обратно придется возвращаться ночью. А лошадь вам – это не машина. Тем более такая, как Люська, старенькая и пугливая. Ночью в тайге может случиться всякое, ночные звери выходят на охоту. А подвергать кобылку таким испытаниям мне не хотелось. В конце концов, я рассказала о «гостях» Одину. Думаю, они с Проном люди бывалые и сообразят, что к чему, и как следствие, будут настороже. А особых подробностей, как таковых, у меня все равно не было. Мои предчувствия к делу, как говорится, не пришьешь.
Вскоре, из-за поворота показалась база, и увиденное заставило меня прекратить свои метания. Около столовой на привязи томилось три лошади. О том, кому они принадлежат, мне даже и гадать не пришлось. Я остановила машину возле крыльца столовой и заглушила двигатель. Под навесом сидело трое посторонних мужчин и, конечно, с ними Василич, что-то эмоционально рассказывал, размахивая при этом руками. Я ухмыльнулась. Не повезло вам, ребята. Василич кому хочешь своими байками голову заморочит. Выглядит вполне безобидным старичком, с честными глазами и бесхитростными мыслями в голове. Пожалуй, только я знала, на какие фокусы он способен. Именно такие вот мужички во время всех войн дурили врагам головы. Они убеждали всех, что безобидны, наивны, и вообще, почти-что местные дурачки. А на самом деле, враги, очень даже легко, незаметно для себя, шли на поводу у таких вот «дурачков», а потом, незнамо как, оказывались либо в топком болоте, либо выходили прямиком на засады, из которых мало кто из них мог унести ноги.
Заметив меня, Василич сорвался со скамьи, на которой сидел до этого с гостями, угощая по закону гостеприимства их чаем, и рванул на своих кривоватых ножках ко мне, оря на весь лес, практически, захлебываясь от восторга:
- Мать…!! Ты погляди!! Гости у нас!!
Я с трудом сдержала себя, чтобы не расхохотаться в голос. Закивала завхозу с серьезным и деловым видом.
- Вижу, Василич. Ты вон лучше машину разгрузи. Нам там Аникеевна гостинцев прислала. Очень надеюсь завтра на блины. А с гостями я сама разберусь.
Василич остановился передо мной, что твой Сивка-Бурка из сказки, как лист перед травой. И пользуясь тем, что гости его лица видеть не могли, подмигнул мне, давая понять, что «наша служба и опасна, и трудна».