Они были мужем и женой, они любили друг друга и прожили вместе почти 40 лет. Они писали друг другу стихи. Когда я читаю их, как никогда верю, что любовь существует. Именно любовь правит миром. И ещё я верю, что со смертью любовь не кончается. Они написали такие стихи о своей любви, которые не умирают, потому что не умирает их любовь.
Георгий Иванов
Оттого и томит меня шорох травы,
Что трава пожелтеет и роза увянет,
И твое драгоценное тело, увы,
Полевыми цветами и глиною станет.
Даже память исчезнет о нас... И тогда
Оживет под искусными пальцами глина
И впервые плеснет ключевая вода
В золотое, широкое горло кувшина.
И другую, быть может, обнимет другой
На закате, в условленный час, у колодца...
И с плеча обнаженного прах дорогой
Соскользнет и, звеня, на куски разобьется.
1921
Эти стихи мне прочитала мама, когда я была ещё совсем крошечной. Не знала, что такое любовь, но знала, что у меня есть мама. Мама – это была любовь. И прочитав эти стихи, мама мне сказала, что я буду большой и красивой и у меня будет любовь, которая никогда не умрет. Так и случилось – ни Любовь, ни Мама никогда не умрут.
Я восхищаюсь Ириной Одоевцевой и как поэтом, и как человеком. Перечитываю её стихи, её книги «На берегах Невы». «На берегах Сены». Она была необыкновенной. Природа была щедра к ней: одарила её талантом и красотой. Про таких, как она, не говорят «красивая» - к ней больше всего подходит «очаровательная». Кроме того она была очень добрым человеком. Ни к кому не испытывала неприязни. Это бывает, когда человек самодостаточен и внешне и внутренне. Ей не нужно было никому завидовать, ревновать. Эта очаровательная женщина с большим бантом шла по жизни весело, с улыбкой, излучая красоту и доброту. Она всегда ощущала полноту жизни. Она умела любить и дружить – была преданным другом. С Георгием Ивановым её связывал не просто брак – это была любовь, взаимное восхищение и привязанность, о чём можно только мечтать.
Г.И.
Но была ли на самом деле
Эта встреча в Летнем саду
В понедельник, на Вербной неделе,
В девятьсот двадцать первом году?
Я пришла не в четверть второго,
Как условлено было, а в пять.
Он с улыбкой сказал: Гумилева
Вы бы вряд ли заставили ждать.
Я смутилась. Он поднял высо́ко,
Чуть прищурившись, левую бровь.
И ни жалобы, ни упрёка.
Я подумала: это любовь.
Я сказала: — Я страшно жалею,
Но я раньше прийти не могла. —
Мне почудилось вдруг — на аллею
Муза с цоколя плавно сошла.
И бела, холодна и прекрасна,
Величаво прошла мимо нас,
И всё стало до странности ясно
В этот незабываемый час.
Мы о будущем не говорили,
Мы зашли в Казанский собор
И потом в эстетическом стиле
Мы болтали забавный вздор.
А весна расцветала и пела,
И теряли значенья слова,
И так трогательно зеленела
Меж торцов на Невском трава.
(Ирина Одоевцева 1964)