Андрей Павловский был вундеркиндом. Самым настоящим. Музыка была его единственным воздухом с детства. Деревенский воздух соткан из живой музыки, не то, что городской, сработанный из лязга и чада. Но и деревенскую музыку не каждый услышит – нужен впитывающий слух, а не отражающий, как у обычных людей. У Андрея был именно такой – в птичьем хоре он слышал симфонии, в заливистом брёхе собак – кантаты, и даже в мычании коров различал мелодии. И голос у Андрея с детства был высоким, звонким, чистым, как вода лесного ручья. Такие люди до седин верят в душе, что солнце всходит исключительно по приказу разноцветных петухов.
Мать и радовалась, и боялась: талант на диво, но талантам на Руси сложно. Иногда даже опасно – не любят у нас поцелованных Богом, словно видят в себе, нецелованных, ущербность какую-то. В детстве дразнят, в деревне и побить могут, так, ни за что вроде. Андрея, правда, несмотря на тонкость лица и худощавость фигуры, не трогали – он часто пел в деревенском клубе и даже в районном Доме культуры, известность охраняла, но и в обычные мальчишеские дела не звали. А когда повзрослеет такой – неприкаянным ходит, полуголодным, да униженным – не считают за умного человека, умный-то реальным делом занят, деньгу зашибает, должность добывает, крутится, одним словом. А такому в спину с ехидцей бросят - «артист», хорошо, если у виска не покрутят. После смерти, правда, уважают больше.
- Не шел бы ты в музыканты, - сетовала мудрая мать. – Деревенские мы, отец – тракторист, я библиотекарь, маленькие люди. Мы в обслуге надежней проживем, большие-то люди всегда чем-то замараны, и ты от них замараешься.
Андрей по нежности души не спорил, но в глазах зажигалось что-то грозовое.
Музыкант в чем-то тоже обслуга, но обслуживать хотелось только народ, а не каких-то «больших» людей из города. Да и разве может быть счастлив человек, живущий не по призванию?
Пение в районном ДК помогло – районные власти написали ходатайство, и парнишку без натуги приняли в музыкальное училище при Государственной академии музыки. Путь был определен. Редко кому удается встать на свой путь с первого же шага, и это был тот самый случай. Люди в поисках призвания меняют подчас до десятка профессий, Андрея призвание нашло само и сразу. Нашло и вело, они были верны друг другу, поэтому ни обязательный кропотливый и упорный труд до кровавого пота, ни первые медальные успехи их не разлучили.
В 19 лет он уже учился в знаменитой Гнесинке. К 30 годам в музыкальном мире Андрея уже называли по отчеству – Андрей Иванович.
Но уважение в одном мире не гарантирует уважения в другом. Организация концертов или выпуск диска при либерально-торговом строе невозможна без денег, то есть спонсоров. А когда ты не дешевая попса, которой кормят население, а серьезный музыкант-народник с дирижерским образованием, то под твою музыку нужно плакать и радоваться, а не забываться в отупляющем веселье. Искусство продается хуже, чем развлечение, увы, такова человеческая природа, и дельцы это знают. Вот государство почему-то забывает об этом, и многим музыкантам приходится добывать деньги самим.
Со спонсором Николаем Петровичем Н., владельцем крупного отеля, Андрея свёл общий знакомый импресарио. Встреча тет-а-тет переносилась несколько раз ввиду командировок одного и гастролей другого, но наконец-то состоялась. В ресторане того самого отеля, которым владел Николай Петрович.
- Андрей, погоди пару минут, улетаю вечером в Сибирь, а куртку дома оставил, - Николай Петрович зашел в бутик по соседству с рестораном. Андрей зашел вслед. Николай Петрович действительно уложился в две минуты – продавщицы летали, не касаясь пола, принесли на выбор несколько курток самых известных мировых брендов, Николай Петрович ткнул в одну за полмиллиона рублей, поднес карту, нажал цифры пин-кода, и они вышли. Куртку в фирменном пакете принесли за столик одновременно с меню.
- Ну, так что у тебя, - не отрывая глаз от меню, спросил Николай Петрович. – Херес будешь?
Андрей не пробовал в жизни даже вина и, рискуя обидеть, отказался.
- Была бы честь предложена, - буркнул хозяин отеля, - мне вот это, это и херес.
Официантка, стоявшая все время у столика, улыбнулась самой начищенной улыбкой, и пошла исполнять. Отказавшись от хереса, Андрей уже не стал открывать меню, хотя голод уже подкручивал желудок. Будет ли он что-нибудь из еды, его так и не спросили.
- Ну, так что у тебя? – повтори вопрос Николай Петрович, уже глядя в глаза.
- У меня диск. Пятнадцать моих произведений с оркестром на стихи разных поэтов – Есенина, Рубцова, Гумилева…
- Этот, Гунилев, из современных, что ли?
Андрей знал, что усмехаться нельзя. Поэтому ответил с некоторой задержкой.
- Нет, Серебряный век.
- А… а вот у нас теперь золотой. Только золото тускнеет – посетителей всё меньше, а капризов всё больше.
- Ваше фузилли. – Официантка споро сгружала с подноса изящные тарелки, чуть ли не работы Кузнецова. Андрей по инерции проследил взглядом - загадочное фузилли оказалось обычными макаронными рожками.
- Точно не голодный? За мой счет. – По-своему истолковал взгляд Андрея потенциальный спонсор.
- Нет, спасибо я не голоден.
Николай Петрович ловко заработал вилкой и ножом. Ел он вполне культурно, разве что быстро, наспех. Андрей пожалел, что не заказал хотя бы воды – были бы заняты руки, хотя бы одна. Так он не знал, куда их деть – то ли держать на коленях, то ли положить на стол, как школьник на парту. Фузилли было поглощено за три минуты, потом что-то еще, и, наконец, Николай Петрович начал вкушать херес – уже медленно, по глоточку.
- Зря отказался, отменный Tio Rio. Испанский, настоящий, дорогой. И вкусный. Когда был первый раз в Испании туристом, пристрастился, теперь напрямую мне поставляют. Так что у тебя?
Андрей извинительно улыбнулся, мол, не пью даже вкусный.
- У меня диск. Оркестровки нужно прописать, записать на студии, свести… оркестр, репетиции…
- Сколько?
- Тридцать пять – сорок человек в оркестре…
- Сколько денег?
- Мне сильно идут навстречу. Так что уложусь в сто тысяч, хотя при обычных обстоятельствах такой диск вышел бы в два-три раза дороже.
«Примерно в половину твоей новой куртки», - договорил Андрей, но уже про себя. – «А так в капюшон уложусь».
- Сто тысяч… - Николай Петрович запил цифру очередным глотком своего Tio Rio. – сейчас трудные времена, Андриян. Рекламный бюджет на этот год давно перерасходован.
- Но это же не реклама. Вернее, реклама тоже – бренд вашего отеля будет на всей полиграфии. И на афишах концерта в поддержку диска тоже будет реклама, какая захотите.
- А сколько ты дисков планируешь продать?
Андрей пожал плечами.
- В основном предполагается раздавать публике бесплатно на концертах.
- А сколько будет этой твоей публики? Скажем, за год?
Андрей снова пожал плечами.
- Тысяч десять-пятнадцать. Может, и больше. Это по минимуму.
Николай Петрович снова отхлебнул хереса и зажмурился от удовольствия.
Разжмурившись, он в упор уставился на Андрея.
- Денег я тебе не дам. Непроизводительные расходы. Что мне пятнадцать тысяч нищебродов, которые придут тебя слушать. Они же сюда не придут фузилли кушать, я уж не говорю, чтобы номер снять, хотя бы на одну ночь для любовных утех. Могу дать тебе платиновую карту в этот ресторан, будешь весь год бесплатно фузилли трескать. Вкусная вещь, я тебе скажу, зря отказался.
Андрей, стараясь, чтоб это не показалось вызывающим, вздохнул. Он где-то у современного поэта нашел фразу «Душа купца – в его мошне». Речь в исторической поэме шла о временах Иоанна Грозного, но, видимо, времена на Руси не меняются, только декорации.
Смотри на богача без зависти, и ты лишишь его половины богатства. Андрей так и смотрел, еще и с жалостью, но Николай Петрович пока не беднел.
- А знаешь, почему не дам?
Андрею осталось еще раз пожать плечами.
- Вот ты думаешь, что занимаешься высшим делом, искусством там, Гунилевыми всякими, а мы тут черви в грязи, и нам всё это искусство твоё не доступно.
Андрей хотел было возразить, но Николай Петрович остановил.
- Да, Андриян, не возражай, знаю я вашего брата артиста. Ты пойми, есть два рода людей – кто ищет золото, и те, кто продает им лопаты. Вот последние и правят бал, независимо, есть здесь золото или нет. А все думают, что наоборот. А твоё золото сомнительно, да и дела мне до него нет. А лопату – купи!
Андрей решил попробовать еще раз. Хотя знал, что если надо объяснять, то не надо объяснять.
- Но ведь настоящее искусство, не попса, и не должно широко продаваться. Это не золото в смысле богатства, это золото для душ человеческих. И оно не должно быть доступно, но оно должно быть понятно. Ведь Ваш успех в бизнесе тоже далеко не всем доступен. Но результат понятен. Даже нагляден. – Андрей обрисовал рукой окружающее пространство. – А меценатство – тоже золото, только для собственной души. Да, это не бизнес, но и не милостыня. Это… это скрытый смысл Вашего бизнеса и Вашей жизни, может быть. Фузилли не для желудка, а для ума и сердца. А если не для сердца, то это просто макароны, как красиво ни назови.
- Эй, официант!
Николай Петрович прищелкнул пальцами, давешняя официантка выросла перед ним, как Сивка-бурка перед Иванушкой.
- Повтори-ка, голуба, еще фузилли для желудка. И хереса повтори, для души, столько же.
Андрей понял, что пора прощаться. Николай Петрович, однако, уловил это намерение и снова остановил.
- Золото для души… красиво сказал. Но любое золото имеет цену. А по большому счету – и душа. Ты думаешь, можно вести большой бизнес, не заложив душу? Нельзя, братец, никак нельзя. И те, на кого ты намекаешь, типа Саввы Морозова, просто откупались от такого заклада. И сами понимали, что зря. Ничего у них не вышло, откупиться не вышло. Так зачем деньги на воздух пускать? Тебе дам, другой попросит. А чем тот другой хуже тебя? Тоже о душе начнет втирать. Запомни – я не спонсор, я – бизнесмен. Короче, придумаешь, чем сможешь соответствовать, звони, телефон у тебя есть.
В проходе между столиками Андрей чуть не столкнулся со спешащей к Николаю Петровичу официанткой. Он её не задел, но, уклоняясь, девушка уронила поднос. По ресторанному ковру рассыпались любимые недоспонсором рожки. «Загубили все фузилли», - усмехнулся Андрей и вышел на улицу. Есть расхотелось.
© Дмитрий Дарин, 2022.
#фузилли #макароны #меценат #спонсор #музыкант #проситель #проза #рассказ #дмитрий дарин