Роман «Звёздочка ещё не звезда» глава 177 часть 4
Татьяна продолжала читать нотации сыну. Она делала это так громко, что не давала дочке сосредоточиться на домашнем задании по алгебре.
Тёмка твердил матери одно:
— Уйду из дома, если ты от меня не отстанешь.
— Куда это ты уйдёшь, а? Кто тебе рад?
— К бабушке Гале уйду.
— Ага-а, — с усмешкой произнесла мать, — как уйдёшь, так и придёшь. Она быстро тебе на дверь укажет. Что я, мать свою, что ли, не знаю. Не нужен ей никто: ни я, ни ты, ни мы. Она теперь одна как барыня жить привыкла.
— Тогда в детский дом уйду.
— Уйдёт он. Там и без тебя ребятишек хватает. Нашёл чем мать родную шантажировать. И в кого ж ты такой дуралей, а? Отец с работы придёт, я всё ему расскажу, — пригрозила она. — В понедельник мотоцикл с коляской купим. Всех прокатим, а тебя нет.
— Ну и не надо. Ясеньку я на мотоцикл с коляской не променяю, — твердо заявил сын и ушёл в другую комнату. Прокатиться на мотоцикле ему, конечно, хотелось, но чтобы расстаться из-за этого со своей любимой девочкой, такое он и в страшном сне себе представить не мог.
Татьяна продолжала негодовать, взывать сына к разуму, но тот и слушать не хотел. Ясенька для него была светом в окошке и верой в то, что с ней его ждёт счастливая жизнь без шума и гама, в царстве любви и взаимопонимания. Так как она его любит — его ещё никто не любил.
— Хоть домой не приходи, — сетовала мать, — пришла, а зачем, спрашивается, пришла? Уж лучше бы на работу вернулась, чем так. Ну, какая может быть любовь во втором классе? Ну ладно бы в десятом, — не унималась она, накручивая сама себя. — А если так дальше дело пойдёт, они же меня бабушкой сделают лет через пято́к, а может и раньше. Да, конечно, раньше, она вон как на нём виснет. Срам смотреть.
Лене надоело слушать этот бред. Она отложила учебник с алгеброй и спросила:
— Мама, почему ты не хочешь, чтобы Тëмка был счастлив?
— Потому, что я буду несчастна.
— А почему ты уверена, что так будет?
Мать замялась, а потом сказала:
— Потому, что если несчастна мать, то и сын её счастлив не будет.
— А если ты ошибаешься, и всё будет наоборот? Несчастен будет он и ты из-за этого?
И на это мать ответила:
— Яйца курицу не учат. И чтобы больше я от тебя этого не слышала. Поняла?
Лена молчала, а мать громко заявила:
— Не позволю я ему дружить с этой девчонкой. Дурное это семейство. От него одни несчастья у меня.
— Мама, ты ошибаешься.
— Не перечь мне. Ишь, язык свой распустила. Другая бы помалкивала, а эта так и норовит матери слово поперёк вставить… — рявкнула Татьяна на дочь, но потом вдруг спокойно задала вопрос: — На поминки Никитичны ходила?
— Да.
— Чем поминали?
— Суп куриный был, рыбный пирог, блины, пюре картофельное с котлетой, рисовая каша и карава́йчики. — Лена задумалась, вспоминая: — И ещё компот и кисель.
— Как в ресторане.
— Да. Я карава́йчики даже съесть не смогла и кашу тоже.
— Эх ты, продукты только зря переводишь.
— Я же не прикоснулась. Кто-нибудь съест.
— Ненормальная ты у меня, — сделала вывод мать. — Была бы в меня, так всё бы съела и ещё бы с собой прихватила.
Лена обрадовалась выводу матери и подумала:
— А это здорово, что я не в тебя, — её так и подмывало озвучить это вслух, но она сдержалась. Обижать мать — последнее дело.
— Господи-и, ну в кого вы у меня такие непутёвые-е? — голосила Татьяна. — Хоть бы один путный был из четырёх. Чувствую, что смаюсь я с вами. Если уж сейчас мои глаза не просыхают от слёз, то потом-то что будет?
Лена уже сто раз пожалела о том, что не съела кашу и карава́йчик. Надо было давиться, но съесть всё или молчать. Казалось, что мать уже не угомонить, и продолжаться это будет вечно. Но послышался звук открывающейся входной двери. Как только отец переступил порог квартиры, мать уже кричала ему:
— Ваня-а, у меня для тебя две новости: одна хорошая, а другая плохая. С какой начать?
— Давай с плохой.
— На Тёмку опять Яська вешалась прям на балконе. Я их разогнала. Так он на меня с кулаками набросился. Представляешь? Орёт во всё горло: «Я люблю её!». И хоть что ты с ним делай. Прям, как околдовала она его или опоила чем.
— Зай, ну что ты так переживаешь, а? Любит и пусть любит.
— Ваня, ну я не понимаю тебя совсем. Как ты можешь так равнодушно относиться к судьбе сына?
— Тань, не заводись, — попросил он, не теряя спокойствия. — Тёмка во втором классе учится, а не в десятом. К тому времени, может, и от любви-то этой не останется ничего.
— Да я не доживу до того, когда он в десятый класс пойдёт. Ты смеёшься, что ли?
— Да нет, конечно. Какой уж тут смех? Не до смеха мне. Хоть бы тебя успокоить. А Прошка-то где?
— В комнате с Тёмкой и Пашкой сидит. Я же ворчу на них, вот они и ушли с глаз моих.
— А я уж думал, что из садика не забрали, — сказал Иван, снимая пальто. — Есть что поесть?
— А я думаешь, знаю? Как пришла, так ещё и на кухню заглянуть даже некогда было. Вся на нервах: то одно, то другое, — нагнетала обстановку Татьяна.
— Ты, говорят, к нам в горком приходила? — спросил Иван, снимая ботинки.
— Ходила. Тебя вот порадовать хотела.
— Так и порадуй! — оживился Иван, надеясь, что жена прекратит ворчать.
— «Иж-Юпитер» тебе выхлопотала у второго секретаря. Представляешь?
— Да ну?!
— Вот тебе и ну! Жена-то у тебя пробивная! — улыбнулась Татьяна игриво, а потом сообщила между делом: — Нинку Кузнецову в кабинете у Комарова вида́ла.
— Она мне тоже уже несколько раз на глаза попадалась. По работе, похоже, к нему приходит, — предположил он.
— Вань, ну ты и лопух… По какой работе?! Она же медсестрой работает в больнице.
— А мне какая разница? Ну, ходит и ходит.
— Ну, ты даёшь…Ты же в горкоме партии работаешь, а такое говоришь. Она же шашни с вашим вторым секретарём завела. Представляешь?
— Нет. Мне-то до этого какое дело? Она ж не моя жена.
— Ваня, ты бы хоть думал, прежде чем что-то сказать. Слово-то не воробей, вылетит - не поймаешь. Что же у вас там в горкоме такое творится, если среди бела дня такое происходит у всех на виду?
— Тань, да ничего не происходит. Всё нормально. Обычные люди сидят, работают, дела решают.
— А совесть-то ваша где?
— Там же где и ваша.
— Ты на что это намекаешь? — нахмурив брови, переспросила Татьяна, готовясь дать мужу отпор.
— Да ни на что я не намекаю. Просто ответил на твой вопрос.
— Я смотрю, работа в горкоме тебя испортила, Ваня. Увольняться тебе оттуда надо и немедля.
— И не подумаю, — возразил он жене. — Нам к Первому мая заказ дадут, в нём чего только нет: и шпроты, и сырокопчёная колбаса, и сыр, и прочие деликатесы. А ты говоришь: «Увольняйся!». Когда мы с тобой в последний раз шпроты-то ели?
— Как когда? Да у твоей матери на юбилее! — напомнила мужу Татьяна. — Будь он неладен.
— Точно, а я и забыл.
— А икра красная будет?
— А вот это не знаю.
— Хорошо бы с красной икрой встретить Первомай. Любка моя в гости приедет, а у нас икра красная на столе. Вот Любка-то удивится!
— Зай, твою Любку красной икрой точно не удивишь.
Татьяна задумалась, а потом дала мужу чёткие указания:
— Завтра в обед беги в сберкассу деньги с книжки сними. В понедельник за мотоциклом пойдём. Тысяча триста шестьдесят восемь рублей надо где-то найти.
— А у тебя разве нет?
— А у меня-то столько откуда?! Ты шутишь, Вань?
— Так и у меня нет, — он растерянно повёл плечами.
— Как это нет? Ты же тысячу выиграл.
— Выиграл, я и не скрываю. Ты же знаешь, что я маме дал взаймы.
— Снимай, сколько есть.
— Сколько есть, всё равно на мотоцикл не хватит.
— Так перехватим у кого-нибудь. Ты мне только скажи, сколько у тебя денег на книжке?
Иван замялся. Сделал вид, что у него прихватило живот, и закрылся в туалете. Татьяна стучала в дверь и настойчиво требовала:
— Говори, сколько у тебя денег на книжке?
— Живот крутит… Не до этого мне.
— Я те дам не до этого! Ты меня за кого принимаешь, а? Выходи, сейчас же…
— Дело сделаю — выйду.
— Темнишь ты, Ваня. Темнишь.
Ивану стыдно было признаться, что от тысячи у него осталось всего триста тридцать рублей.
© 12.08.2022 Елена Халдина, фото автора
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение глава 177 часть 5 Это ты меня таким сделала будет опубликовано 14 августа 2022 в 04:00 по МСК
Предыдущая глава ↓