Рисунок Юлия Ганфа (1898–1973). 1935 год
Повторим то, что уже говорилось ранее в одном из предыдущих писем: с начала 1930-х годов, как отмечала в письме большевикам лидер левых эсеров Мария Спиридонова, «широкие слои масс входят в правящий аппарат». Под массами она, конечно, подразумевала в первую очередь крестьянство, которое волновало левых эсеров в наибольшей степени. Что же означал этот грандиозный классовый сдвиг? Само собой, за большевиками к 1935 году пошли не кулаки, не нэпманы, а более лево- и антибуржуазно настроенные массы деревни. Но это были всё те же трудящиеся мелкие хозяева, мелкие собственники, какими по классовой психологии, классовому мироощущению всегда были и оставались крестьяне, хоть в общинах, хоть к колхозных артелях. Даже самому наивному человеку должно быть ясно, что невозможно вести за собой стомиллионное крестьянское море, не учитывая его привычное мировоззрение, устоявшиеся социальные вкусы и привычки, обычаи и традиции, бытовое и общественное поведение.
Могло ли это не коснуться семейной политики большевиков? Конечно, не могло. Остаётся только удивляться тому, что поворот к новой политике в области семьи и брака — его обозначали словами «укрепление семьи» — совершался всё же сравнительно медленно.
Этот рисунок 1935 года выглядит как продолжение полемики 20-х годов вокруг «полового вопроса», тем более, что в нём высмеивается «многогранность» любви и семьи — лозунг Александры Коллонтай.
Рисунок Михаила Храпковского (1905—1959). 1935 год «Многогранная семья.
— Такой шум, что работать невозможно!..
— А это твои дети и мои дети играют с нашими детьми».
А в 1944 году было и формально покончено с прежней лёгкостью развода. Отныне, чтобы только начать дело о разводе, требовалось сообщить об этом в местной печати (и газеты запестрели объявлениями о разводах). Вот как они выглядели:
А это стишок из печати уже 1960 года, высмеивающий авторов таких объявлений.
Развести супругов с 1944 года мог уже только суд, и делал он это весьма неохотно. В советском брачном кодексе 1950 года читаем: «Суды должны иметь в виду, что временный разлад в семье и конфликты между супругами, вызванные случайными и проходящими причинами... не могут считаться достаточным основанием к расторжению брака. Только в том случае, когда... суд придёт к убеждению... что дальнейшее сохранение брака будет противоречить принципам коммунистической морали... суд может расторгнуть брак». В общем, идеалом для общества в 1940-е и 1950-е годы стал постоянный брак на всю жизнь.
Нетрудно догадаться, что Л.Д. Троцкий, заставший первые годы этого поворота, подвергал его уничтожающей критике и назвал «Семейным термидором». Так озаглавлена целая главка в его работе «Преданная революция» (1936). В ней он писал: «Действительно социалистическая семья, с которой общество снимет повседневную обузу невыносимых и унизительных забот, не будет нуждаться ни в какой регламентации, и самое понятие законодательства об абортах или разводе будет для нее звучать не многим лучше, чем воспоминанья о домах терпимости или человеческих жертвоприношениях. Октябрьское законодательство сделало смелый шаг в сторону такой семьи». «Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый «семейный очаг», т.е. то архаическое, затхлое и косное учреждение, в котором женщина трудящихся классов отбывает каторжные работы с детских лет и до смерти... Доколе эта задача задач не разрешена, 40 миллионов советских семей остаются, в подавляющем большинстве своём, гнёздами средневековья, женской кабалы и истерии, повседневных детских унижений, женских и детских суеверий. Никакие иллюзии на этот счёт недопустимы».
Начавшийся откат в сторону «укрепления семьи» Троцкий характеризовал так: «Взять старую семью штурмом не удалось... Семью нельзя «отменить»: её надо заменить. Действительное освобождение женщины неосуществимо на фундаменте «обобщённой нужды». Опыт скоро обнаружил эту суровую истину, которую Маркс формулировал за 80 лет до того». «Открыт поход против слишком частых и легких разводов. Творческая мысль законодателя уже изобрела такую «социалистическую» меру, как взимание денежной платы при регистрации развода и повышение ее при повторных разводах». «Вожди заставляют не только склеивать заново черепки разбитой семьи, но и считать её, под страхом лишения огня и воды, священной ячейкой победоносного социализма. Трудно измерить глазом размах отступления!» «Все и вся втянуты в новый курс: законодатель и беллетрист, суд и милиция, газета и школьная кафедра. Когда наивный и честный комсомолец отваживается написать в свою газету: «Вы лучше занялись бы разрешением задачи: как выйти женщине из тисков семьи», он получает в ответ пару увесистых тумаков и — умолкает».
А это иллюстрации и заметка из советской печати 1936-1949 годов, отразившие этот поворот к «укреплению семьи».
Рисунок Бориса Ефимова (1900—2008). 1940 год. «Накипь.
— Где ты познакомилась со своим новым мужем?
— В загсе. На прошлой неделе. Он регистрировал развод со своей третьей женой, а я как раз регистрировала брак со своим вторым мужем».
Рисунок Бориса Ефимова. 1940 год.
Юмористический рассказ из советской печати. 1940 год.
Рисунок Николая Радлова (1889—1942). Февраль 1941 года.
Ниже приводится рисунок Константина Ротова (1902—1959) 1936 года «Среди недовольных» (в виде фрагментов). Целый сатирический парад противников политики «укрепления семьи и брака»:
Рисунок Б. Ефимова. Июль 1945
Рисунок Аминадава Каневского (1898—1976). Декабрь 1945
Рисунок Юрия Узбякова (1916—1982). Журнал «Крокодил». 1949 год. «Пленум Верховного Суда Союза ССР обратил внимание судов, что при рассмотрении дел о расторжении брака они должны исходить из основной задачи — укрепления семьи и брака».
«Обижен судьёю.
— Неудачно я в последний раз женился!
— А что?
— Развестись никак не могу!»
(Продолжение следует)