Страх неизвестности – один из самых неприятных страхов. И самому переживать его неприятно, и с другими он может сделать все, что угодно, как, например, с героями сериала «Оставленные». Очень противный страх, и лучше бы, чтобы его не было.
А что это вообще за страх? Чего мы на самом деле боимся, когда боимся неизвестности? Ведь неизвестность – она разная может быть. Может ведь и хорошее что-то случится. Смешно, я понимаю, но вдруг? Все бывает в этом мире. Почему же мы боимся неизвестности, а не, наоборот, радуемся и предвкушаем?
Да потому, что боимся мы не неизвестного, а, напротив, хорошо известного. Мы боимся, что может случиться и произойти то, что мы хорошо знаем. Болезнь, голод, холод, потери, лишения, страдания. Боимся, что нас не полюбят и отвергнут. Мы все это уже проходили, очень хорошо себе это представляем и страшно не хотим, чтобы все эти вещи с нами повторились. А неизвестность – она потому и неизвестность, что мы не знаем, случится все это с нами или не случится.
Вот и боимся – не неизвестного, а того, что хорошо знаем и ни в коем случае не хотим вновь испытать. Например, когда люди идут и голосуют за вот это вот все – они боятся именно того, о чем имеют представление. Ну, или думают, что имеют. 90-ые там, всякие потрясения. Бояться их могут даже те, кто лично не застал – просто им объяснили, как это плохо, поэтому и боятся. Кто, если не кот?
Другое дело, что вероятность всех этих вещей, когда мы боимся неизвестности, как правило, всегда очень мала. И ужасность этих вещей, как те же 90-ые, бывает иногда в нашей памяти сильно преувеличена. Или преувеличена в интерпретации тех, кто нам об этом рассказывает. Поэтому страх неизвестности – это иррациональный страх, страх, не основанный на реальной опасности и не побуждающий к действиям. Потому что какие действия можно предпринять, если бояться неизвестности? Неизвестность же сама по себе не станет вдруг известностью, и сделать мы с этим ничего не можем.
Единственный способ борьбы со страхом неизвестности – тот же самый, что и способ борьбы с любым иррациональным страхом. Этот страх нужно детально разобрать и рационализировать. Так ли уж ужасен черт, как его малютки? Не преувеличиваем ли мы опасности, которые нас подстерегают? И так ли уж велика вероятность, что они произойдут? А если велика, что мы можем сделать, чтобы эту вероятность уменьшить или свести на нет? И вообще – не случилось ли уже то, чего мы боимся, и не пора ли уже латать дыры, а не бояться, что кафтан разорвется?
Как только иррациональный страх будет подвергнут такой рационализации, может оказаться, что и бояться-то совершенно нечего. Все или не так ужасно, или вполне преодолимо. Самое главное в страхе – не подчиняться ему, а подчинять его себе.