Мне позвонили в воскресенье после обеда. Я с мужем смотрела фильм.
Звонок был на домашний телефон, что сейчас бывает редко: все
связывались по мобильному. Практически им пользовалась только моя
сестра дочь и подруга. Я даже не поглядела на номер вызывавшего
уверенно сказала мое кодовое для них приветствие:
- Привет, Смольный на проводе.
В ответ услышала незнакомый голос, напоминающий мне голос
маминых подруг:
- Геля, привет! Не узнала? Ха-ха!
Возраст говорившей подходил женщине под девяносто лет. Сам слог
начала разговора подходил к этому определению. Меня назвали не
моим именем, а напоминающим только его. Я подумала, что это
какая-то мамина подруга или землячка.
- Извините! Адолина Гордон! Могу узнать, с кем я говорю? Чем обязана?
Может, могу чем-то быть полезной?
-Да как же? Это я, Ирина Вебер, твоя бывшая одноклассница!
Я, конечно, помнила такую фамилию, учились вместе, с пятого по восьмой
класс. От неожиданности и своей ошибки при определении возраста по
голосу я зажала свой рот, чтобы не рассмеяться.
Смутил её старческий голос, затем диалог пошел на смешанный
русско-немецком язык, каким говорили наши родители. Одно слово на
русском, другое на немецком и везде неправильные окончания.
- А откуда у тебя мой номер телефона?
- Да как же! От Ады Фишер, нашей одноклассницы!
Всё стало понятно. Они обе баптистки и иногда виделись на своих
больших встречах членов общины. И тут следом Ирина выдает что с
Ольгой они встретились у гинеколога. Пациентки у одного врача. И
следом идет рассказ о об этой врачихе.
О том что она ненавидит женщин из России хотя сама тоже оттуда. У этой
врачихи умер муж и она поехала в Россию, привезла себе нового мужа.
Следом она сообщила мне о своих женских болезнях целый букет.
Я была ошеломлена: как можно рассказывать, практически чужому
человеку такие подробности. Во мне, конечно, включился мой юмор и
желание развести одноклассницу мне на потеху. Мне не надо было даже
прикладывать усилия всё лилось из трубки само.
Меня даже не спрашивали, как живу, что делаю. Это, можно сказать
был, монолог. Правда, спросила, собираю ли я ягоды, не дождавшись
ответа сообщает что она собирает на полях у баура и варит варенье. Я
только успела засунуть в её речь что не собираю у нас в саду всё есть
малина, смородина, клубника, вишня, слива.
Дальше мою речь перекрыли потоком информации. Она, во-первых,
была удивлена что у меня свой дом.
Тут же узнаю, что у неё трехэтажный дом. Местность у них холмистая и
вот как-то так получилось: вписались в горку. Я только вставила, что это
же всё убирать и отапливать надо.
Тут она сообщает мне что у неё двое сыновей. Старшему сорок пять лет,
адвокат, живет в Штутгарте. Младшему тридцать пять, живет недалеко
от них. Я всё-таки сумела вставить свои пять копеек и спросила, как она
разделила между детьми дом. В будущем он будет им наследством от
родителей. Ведь старший надерёт младшего это и к бабке не ходи!
Ирина заверила меня что она сделает завещание. Лично мне это было
совершенно все равно.
Но она старалась убедить меня что все будет хорошо. Видно, что где-то
далеко в мозгах это её возбуждало. Ирина вдруг решила узнать на
пенсии ли я. Я напомнила ей что мы вроде бы одногодки. Она тут же
пожелала узнать сколько я получаю пенсии. Это меня вообще
рассмешило. По ходу узнала, что она работала и зарабатывала за
четыре часа больше, чем простые смертные женщины-переселенцы за
восемь часов. А что делать!
Видать за интеллект доплата.
За десять минут я уже знала, что в Россию она ездила один раз на
похороны отца. Он поехал к брату в гости на Урал, где ему стало плохо и
его жизнь закончилась. Семья решила похоронить его на родине в
Москаленках.
Обрисовала какая Москаленка грязная. Очистные сооружения
разрушены, а деньги разворованы. Я решила, что после разговора с
Ириной позвоню друзьям. Мы постоянно общаемся, но до грязи на
тротуаре у нас беседа не доходила. Мою мысль оборвала Ирина,
сообщив мне, где живут ее сестры и брат.
Походу спросив, как называется мой городок она хотела, когда поедет к
ним в гости, заехать ко мне.
Это меня даже напугало. Сказала ей что домой не приглашу: муж
болеет. А встретиться в кафе могу. Но больше слово мне не давали.
Она представляла мне дальше своих родственников. Племяннику она
уделила больше внимания. Он еще в России получил профессию
лётчика. Здесь он учился по новой и подтвердил профессию. Но теперь
он директор завода. Я не стала уточнять какого. Только спросила он
один руководит им.
Она не поняла моего вопроса, я пояснила по-простому:
- Он занимал деньги в банке или сложились «сотоварищи».
Она объяснила, что их трое друзей и все руководят заводом. Я говорю
ей:
- Раз он директор, значит имеет пятьдесят один процент начального капитала.
Этими смешными расчетами я совсем завела её в тупик. Она ещё много
вылила в мои свободные уши всякой информации. Я только немного
поддерживала беседу, не больше.
Когда она рассказывала мне, как она намучилась с младшим
сыном, которому было пять лет, когда они приехали в Германию.
Это она сказала несколько раз за беседу. Я решила похвастаться тем,
что я родила здесь дочь в сорок один год.
И не пожалела.
Что замужем дважды. Чем очень удивила её ещё больше. Сказала ей
что имею высшее образование и диплом подтвержден в Германии. Чем
ещё раз очень удивила её. Но я не хотела её убивать, просто хотела
иметь последнее слово.
Потом сделала анализ этого разговора и долго смеялась.
Вот так бывает с нами женщинами. Не виделись, не слышались более
пятидесяти лет, можно сказать совершенно чужие женщины.
Ничего не приобрели после этого разговора, но ничего и не потеряли...
И получилось, как всегда.
А зачем надо было звонить?
Из рассказов Адолины Гордон, русскоязычной писательницы из Германии.
Опубликовано исключительно с ее разрешения. Можете почитать о ней здесь!