XLI.
Никто из них и не подумал.
Никто из них не догадался.
Как видно, лучше не придумал,
Хотя за дело рьяно взялся.
Что коммунизм был той основой,
Той сердцевиной вкруг которой,
Сплотившись, жил большой Союз.
Однако же, войдя во вкус,
Систему старую громили,
И, демонтируя на части,
Ведь это было в их же власти.
Об общем благе позабыли.
Свой эгоизм включили смело.
Страна смотрела ошалело,
XLII.
На то, как с голубых экранов,
На заседаньях депутатов,
Ругая деспотов, тиранов,
Забыв про суть своих мандатов,
Избранники в дебатах вязли.
В пустейшей болтовне погрязли.
Позором партию клеймили,
А про народ совсем забыли.
Народ от этих шоу взвыл,
И в страхе за сердце он взялся,
Так как мудрее оказался.
Ведь коммунизм в системе был,
Как стержень, только вынь его,
И, уж, не будет ничего!
XLIII.
Всё разлетится в пух и прах,
На камне камня не оставив.
И Горбачёв, несущий крах,
Стране, где неумело правив,
Кто чтобы нам не говорил,
Такую "кашу" заварил!...
Поныне мы её хлебаем,
И "добрым" словом вспоминаем,
Того безвольного вождя,
Что развалил Союз огромный.
Казалось, умный он и скромный...
Теперь, в сознанье приходя,
Мы видим результат деяний.
Хотя, точнее злодеяний!
XLIV.
Недаром люди говорят:
Из всяких намерЕний добрых,
Дорога вымощена в ад.
Из результатов сих прискорбных,
Дай, Бог, нам всем и власти нашей,
С лихвой испив страданий чаши,
Беды такой не повторить.
Мудрей и дальновидней быть!
И, непременно, вывод важный,
Всем сделать и не позабыть,
Что жизнь всё может повторить,
Коль снова лидер бесшабашный,
Возглавит русскую державу,
Правленье превратив в забаву.
XLV.
Компартию бездумно руша,
В верхах уже ль не понимали...
Иль из-за денежного куша,
Союз Советский предавали?
Круша в припадке коммунизм,
А вместе с ним коллективизм,
Все достиженья умаляли.
Они всемерно ослабляли,
Централизованную власть.
Когда такая власть безвольна,
Её слегка толкнуть довольно.
При слабой власти, как не впасть,
В грех своего уничтоженья,
И государства разрушенья.
XLVI.
Был коммунизм (о нём я снова),
На тот момент, как инструмент -
Идеологии основа,
Универсальный клей, цемент,
Скреплявший разные народы,
Что вместе пережив невзгоды,
(Я не фанатик коммунизма,
Скорей фанат патриотизма),
Создали дружно государство,
Которому бы процветать,
Пути развития искать,
Но только глупое бунтарство,
Что разжигали неспеша,
Коварно из-за рубежа,
XLVII.
Наивность лидера страны,
Его желанье слышать лесть,
Его доверчивость, увы,
Он ложь за правду мог бы счесть.
Всё это вкупе создавало,
Вазможностей весьма не мало,
Для своры западных дельцов,
Что, суетясь, в конце концов,
Таки добились своего:
Глава Советского Союза,
Без шутовского хоть картуза,
Неведомо вдруг отчего,
Стал музыке их подпевать,
Под дудочку для них плясать.
XLVIII.
Берлинскую разрушив стену.
Прочь выведя свои войска.
Где им тот час же на замену,
Пришли, спеша, издалека,
Американские солдаты.
Они, едва покинув штаты,
Шагнули смело на Восток.
И хлынул натовский поток,
Нас по границе окружая.
Всем насаждая свой порядок.
Ракетно-стартовых площадок,
Кольцо ещё плотней сжимая.
Какое счастья для Берлина -
Теперь Германия едина!
XLIX.
А, что на Родине творится,
Не думал Горбачёв совсем.
Ему хотелось отличиться,
Пред Западом, ... и нет проблем!
А за "бугром", суля награды,
Все Горбачёву были рады.
Наперебой его хвалили,
И лесть потоком сладким лили.
О безопасности страны,
Генсеку не было заботы,
И без того полно работы:
Все дни приёмами полны,
С правителями государств:
Республик разных, княжеств, царств.
L.
О референдуме забыли.
Хотя на нём единодушно,
На тот вопрос, что предложили,
Народ ответил добродушно,
Что хочет видеть он страну,
Как это было в старину,
Большой могучей и единой,
Великой и неповторимой.
Но вопреки всем ожиданьям,
Союз стремительно распался,
И Горбачёв тогда остался,
Не внемля прежним упованьям,
Как бабка та перед корытом,
Но только вдребезги разбитом!
LI.
В своей стране наделав бед,
Затем уехал за границу.
Утратив весь авторитет,
Перевернул судьбы страницу.
А на пространстве постсоветском,
Как-будто в танце половецком,
Костры войны заполыхали,
И очень долго не стихали.
Их ветры злобы раздувают.
Из-за границы он, взирая,
Как братья братьев убивая,
Потоки крови проливают...
Уже ль спокоен?! Крови той,
Лишь он является виной!
LII.
В начале своего романа,
Когда вступленье написал,
Как-будто бы с телеэкрана,
Я, кажется, о том сказал,
Вия повествованья нить,
Что довелось нам пережить,
Трагедию восьмидесятых.
Без коментариев предвзятых,
Я мысль свою теперь дополню:
Нет, не афганская война,
Большой трагедией была.
События тех лет я помню:
Они сейчас передо мной,
Мелькают пёстрой чередой.
LIII.
Трагедия восьмидесятых,
(О, нашей молодости цвет!
Восторгом чувств всегда объятых.
Прекраснее которых нет!)
Заключена была не в том,
В событии совсем другом -
В приходе к власти Горбачёва.
Воспользовавшись силой слова,
Власть удержать в руках не смог.
В мятеж перерастали споры,
Когда открыл ларец Пандоры.
Его правления итог:
Союза славного распад,
Свершился тридцать лет назад.
LIII.
Руководитель государства,
Каким бы ни было оно:
Республика или же царство,
Любых размеров, всё равно,
Обязан так всем управлять,
Чтобы ему мог доверять,
Народ, что стал ему подвластным.
Чтоб не был он рабом безгласным.
В рутине жалкой не томился,
Чтоб в нищете не прозябал,
Чтоб в благоденстве процветал.
Раскрыть потенциал стремился.
Тогда с народом в тот же год,
И государство расцветёт!
LIV.
Дай Бог, чтоб сильный был правитель,
Отныне - дале на века,
В России. Чтобы наш властитель,
Чья крепкая, как сталь, рука,
Всех нас разумно направляла,
И так державой управляла,
Чтоб было за него не стыдно,
А за державу не обидно.
Чтобы радел не о себе,
А лишь о благе государства.
Чтоб не пришли к нам вновь мытарства.
Чтоб счастлив был своей судьбе,
В России славной каждый житель -
Отчизны преданный служитель!
LV.
При слабовольных государях -
Правителях Руси Великой,
Нет недостатка в разных тварях,
Что помыкая сим владыкой,
В угоду собственным желаньям,
Не внемля совести терзаньям,
Плетут интриги хитроумно,
И, действуя почти бесшумно,
Решают что им брать и где,
Что можно взять и поделить,
Как прибыль лучше "попилить".
У них барыш лишь на уме.
Всё сводится по тем процессам,
Лишь к их корыстным интересам.
LVI.
И в этих играх подковёрных,
В возне сокрытой закулисной,
Средь приближённых и придворных,
Нет места жизни безкорыстной.
И потому всё увядает.
Россия и народ страдает.
А им и дела нет до них -
Различных работяг простых.
А государственны заботы,
Их к действию не побуждают.
Они у них лишь порождают,
Брезгливость с примесью тошноты.
На всю Россию им плевать.
Им лишь бы в волю пировать.
LVII.
В истории правитель слабый,
Народ свой к гибели ведёт.
Лишь там, где кочки и ухабы,
Путь для движения найдёт.
Глядишь, а там к концу пути,
От государства не найти,
Уж, ничего. Оно распалось.
Что в памяти о нём осталось?
Забвенья мрак, да прах, да лёд...
Коль к власти вновь в стране придёт,
Такой вот слабенький правитель:
Народ российский изведёт;
Россию в пропасть он столкнёт.
LVIII.
"Спаси нас, Боже, от такого,
Правителя! Не дай нам вновь!
Не посылай ты нам второго,
Подобного, и нашу кровь,
Не лей на землю, как водицу!
Души прекрасную светлицу,
Презренной тьмой не омрачай,
И в стойло, в хлев не превращай".
Тогда, так к Богу обращаясь,
Хотелось громко нам кричать,
Сквозь толщ небес чтоб глас звучать,
Наш мог, в молитву превращаясь.
Но,видно, Бог нас не услышал,
И к нам второй правитель вышел...
LIX.
Опять питали мы надежды,
Что будет лучше он, чем прежний.
Как простодырые невежды,
"Купились" на мотив сей нежный,
Что доверительно звучал,
И постоянно обещал,
Нам жизнь прекрасную такую:
Чудесную, совсем другую.
Такую, о какой мечтали,
Когда на Запад мы глядели.
От любованья тихо млели.
От обещаний мы устали.
Не веря больше их словам,
Судили их по их делам.
LX.
Тогда страною Ельцин правил.
Низвергнув напрочь коммунизм,
Безоговорочно он славил,
Как рай земной - капитализм!
И реформаторы при нём,
Клялись: Мы, дескать, не свернём...
Дорвались наконец до власти.
Народу ужасы и страсти,
Сулили. Вот, мол, их пройдём,
И шоковую терапию,
Мы, как опасную стихию,
Осилим. Счастье обретём.
Мы шок, конечно, испытали,
Но счастья так и не видали!
LXI.
Ушла система по талонам,
Что Горбачёвым введена.
Не нравившаяся миллионам,
Советских граждан. Ведь она,
Проблем снабженья не решала,
И дефицит не уменьшала.
Но изобилие товаров,
Как новый повод для кошмаров,
Предстало в облике ином:
Всё на прилавках, вроде, есть,
Да только не про нашу честь.
Хоть всё завалено кругом,
Но к ценам тем не подступиться.
Ну, как не сверепеть, не злиться?
LXII.
Инфляция в стране такая,
Что цены за день пару раз,
Менялись, бешенно взлетая,
Всё больше изумляя нас.
Коль сразу ты товар не взял,
То сам себя, уж, укорял,
Что скупость вдруг ты проявил,
И шанс прекрасный упустил.
Через неделю та цена,
Когда инфляции виток,
Оставить мог бы без порток,
Такой желанною была.
Зарплаты наши отставали.
За ценами не поспевали.
LXIII.
Страна менялась кардинально.
У всех лишь деньги на уме.
Вникая в бизнес досконально,
Чтоб прибыль получить вдвойне,
Не грех соседа обмануть,
Иль мимоходом умыкнуть,
То, что бесхозное лежит.
То, что никто не сторожит.
Чтобы в тридОрога продать,
И прибыль "скромную" считая,
И тут же сразу вспоминая,
Где можно бы ещё урвать.
А производство всё скудело,
И потихонечку хирело.
LXIV.
Зачем своё производить?
На это тратить средства, силы.
Гораздо проще всё купить.
Уж, с Запада слышны посылы,
Что, при желаньи, ночью, днём,
Мы что потребно привезём.
Страна от стара и до мала,
Всем чем угодно торговала.
Одни имущество своё,
Чтоб как-то жить распродавали,
И очень часто голодали,
Кредиты брали под жильё.
В конце концов его теряли.
Спиваясь после, бомжевали.
LXV.
Другие, словно челноки,
С большим усердием стараясь,
Навьючив сумки, рюкзаки,
Как мул гружёный надрываясь,
С торговли чтоб разбогатеть,
И в этой жизни преуспеть,
Страну товаром наполняли.
А реформаторы роптали:
"Народ не правильный попался..."
Он, как назло, не богател,
А постоянно лишь беднел,
И выжить кое-как пытался.
Капитализм стал подлецом,
С нечеловеческим лицом!
LXVI.
Пора, как видно, прекращать,
Сегодня все стихосложенья,
И мне потребно отдыхать,
Презревши музы искушенья.
Изрядно нынче я устал,
Ведь сутки я уже не спал.
Сознание замутнено.
Сейчас как-будто бы оно,
За плотною завесой скрыто.
Мысль безответственно блуждает.
Ошибок взор не замечает.
Но завтра будет всё открыто.
Собрав все мысли в голове,
Я перейду к другой главе.