Начиная с конца 1820-х годов одной из главных задач Черноморского флота была борьба с работорговлей на Кавказе. Кроме того, в 1840-х годах флот привлекался к десантам на Кавказское побережье. Ещё одной важной задачей являлось пресечение поставок горцам оружия и боеприпасов морским путём. Однако после начала Крымской войны флот был вынужден отвлечься на другой театр военных действий, и это самым решительным образом сказалось на ситуации на Чёрном море. Положение адмирала Нахимова осложнялось нерешительностью политических верхов, которые никак не могли определиться: открывать огонь по противнику или просто ему пригрозить.
Рабство на Кавказе накануне Крымской войны
Основным экспортным товаром Северного Кавказа к началу XIX века были люди. Турки вывозили из региона до 4 000 рабов в год. Стоимость раба «на месте» составляла 200–800 рублей, а при продаже в Османской империи достигала уже 1 500 рублей. То есть рентабельность у бизнеса была хорошая — минимум 100% наценки. Невольников в Турцию продавали сами народы Северного Кавказа, черкесы и дагестанцы, а точнее, их знать. Рабами становились, во-первых, пленные, в том числе и русские люди, похищенные с Кавказской укреплённой линии. Во-вторых, горцы-соплеменники. В-третьих, многие семьи зачинали детей только с одной целью — продать их и получить гарантированный доход. Например, адыгские отцы радовались, когда у их жён рождались девочки, которые ценились гораздо дороже, чем мальчики: их с удовольствием покупала татарская и турецкая знать для своих гаремов.
В XVIII – начале XIX века самыми крупными невольничьими рынками в регионе были:
- на Северо-Восточном Кавказе — «Чёрный рынок», или «Кара базар» (ныне посёлок Кочубей Тарумовского района в Дагестане), Тарки, Дербент, селение Джар на границе Дагестана с Грузией, Аксай и аул Эндери в Дагестане;
- на Северо-Западном Кавказе — османские порты и крепости в бухтах черноморского побережья: Геленджик, Анапа, Еникале (рядом с Керчью), Суджук-Кале (Новороссийск), Сухум-Кале (Сухуми), Копыл (Темрюк), Туапсе, Хункала (Тамань).
Обычно турецкие работорговцы выходили из Синопа и Трапезунда к Черкессии, загружали здесь живой товар и шли обратно к берегам Турции.
В 1815 году на Венском конгрессе Александр I подписал обязательство вместе с остальными странами-участницами бороться с мировой работорговлей. Это и подтолкнуло к образованию Кавказского патруля. Ответственным за подобные патрули стал Черноморской флот, который занялся ими на постоянной, а не спорадической основе с 1829 года, после заключения Адрианопольского мирного договора, согласно которому Закубанье отошло России.
Даже в 1830-е годы, когда русские крейсерства у берегов Кавказа ещё носили эпизодический характер, они были всё же довольно эффективными: например, в 1832 году за сезон русские моряки перехватили 54 турецких работорговца. Если на судне обнаруживались русские, которых везли на продажу в Турцию, команду и корабль топили, не рассуждая. В ответ работорговцы первым делом при встрече с русским патрулём старались выкинуть славян за борт, чтобы самим иметь шансы выжить. Однако русские опрашивали членов команды и пленников и если выясняли, что русские были убиты, смерть работорговцев была ещё более жестокой: их запирали в трюме и сжигали.
И всё равно турки шли на риск, считая, что даже если «из 10 судов они потеряют 9, то последнее окупает всю потерю». По словам российского разведчика Ф.Ф. Торнау, торговля женщинами
«для турецких купцов составляла источник самого скорого обогащения. Поэтому они занимались этою торговлей, пренебрегая опасностью, угрожавшею им со стороны русских крейсеров. В три или четыре рейса турок, при некотором счастии, делался богатым человеком и мог спокойно доживать свой век; зато надо было видеть их жадность на этот живой, красивый товар».
Действия россиян нанесли ужасный удар по кавказской работорговле. Английский путешественник Эдмонд Спенсер писал:
«В настоящее время, вследствие ограниченной торговли между жителями Кавказа и их старыми друзьями, турками и персами, цена женщин значительно упала; те родители, у которых полный дом девочек, оплакивают это с таким же отчаянием, как купец грустит об оптовом магазине, полном непроданных товаров. С другой стороны, бедный черкес ободряется этим состоянием дела, так как вместо того, чтобы отдать весь свой труд в течение многих лет или отказаться от большей части своего крупного и мелкого рогатого скота, он может теперь получить жену на очень лёгких условиях — ценность прекрасного товара падает от огромной цены сотен коров до двадцати или тридцати».
Множество знатных кавказских семейств оплакивали уничтоженный русскими бизнес.
В 1840-х годах для борьбы и с горцами, и с работорговлей Черноморский флот был привлечён к десантам на Кавказское побережье. Собственно, с 1838 по 1854 год флот, ловя корабли работорговцев, разрушая их базы и создавая собственные укреплённые пункты на побережье, практически прервал поток рабов с Кавказа в Турцию.
Дунай вместо Чёрного моря
С началом Крымской войны Черноморский флот почти в полном составе обеспечивал поддержку приморского фланга армии у устья Дуная. В российском штабе бытовало мнение, что турки, как только русские войдут в Дунайские княжества, пришлют свой флот к Дунаю и дадут генеральное сражение. Зная о слабости турецкого флота, русские адмиралы и генералы совершенно не подумали о том, что османы вполне могут избрать другую стратегию. В результате почти все морские патрули у Кавказа были сняты, выходы крейсеров к турецким берегам были эпизодическими, а русские корабли с октября по ноябрь находились у устья Дуная.
Именно поэтому Черноморский флот прозевал переброску эскадр турецких военачальников Абдул-Гамида и Османа-Паши. Некоторые неглупые головы советовали сразу же начать блокаду Босфора, однако ещё в июне 1853 года русское командование признало такую меру нецелесообразной: «Блокада Босфора, — писал в июне 1853 года М.Д. Горчакову морской министр А.С. Меншиков, — привела бы только к разорению помещиков наших южных губерний, отняв у них возможность вывоза местных произведений. Спрос на пшеницу из-за границы очень значителен».
То есть экономика на тот момент взяла верх над стратегией. До начала ноября флот был занят обеспечением приморского фланга армии около Дуная — предполагалось, что турки подойдут к гирлу Дуная, чтобы помешать русским форсировать реку — и начал поиски турецких кораблей лишь 1 ноября.
Стрелять. Не стрелять? Стрелять!
Меж тем российское руководство не могло решить одну принципиальную проблему: стрелять по туркам или же нет. 30 октября 1853 года начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал Владимир Корнилов получил приказ Николая I: «Оставаться в состоянии оборонительном», то есть стрелять, но только если противник атакует. После нападения турок на Дунайскую флотилию приказ изменился: теперь уже требовалось их «захватить, потопить, сжечь». Потом новая перемена: «стрелять, только если нападут». Собственно, приказы менялись с калейдоскопической быстротой. Например, приказ от 1 ноября: топить турецкие корабли и суда, но только у берегов Болгарии. В тот же день приказ был отменён.
Наверное, самым главным доводом в пользу силового решения проблемы стал проход английских и французских судов через Дарданеллы. Корнилов и Нахимов решили наплевать на мнение штаба и буквально вырвали у морского министра Меншикова согласие на превентивный удар по турецкому Синопу — крупной перевалочной базе, через которую на Кавказ попадали люди и товары. Главным аргументом государственных мужей была как раз защита Кавказской береговой линии. Иными словами, это была своего рода спецоперация против базы контрабандистов и диверсантов. 15 ноября Нахимов обратился к своей эскадре:
«Турецкий флот вышел в море с намерением занять принадлежащий нам порт Сухум-Кале. Для отыскания неприятельского флота отправлен из Севастополя с 6-ю кораблями генерал-адъютант Корнилов. Неприятель не иначе может исполнить своё намерение, как пройдя мимо нас или дав нам сражение. В первом случае я надеюсь на бдительный надзор гг. командиров и офицеров, во втором — с Божиею помощью и уверенностью в своих офицерах и командах я надеюсь с честью принять сражение. Не распространяясь в наставлениях, я выскажу свою мысль, что в морском деле близкое расстояние от неприятеля и взаимная помощь друг другу есть лучшая тактика. Получив повеление начать военные действия против военных турецких судов, я считаю нужным предуведомить командиров судов вверенного мне отряда, что в случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверенным, что каждый из нас сделает своё дело».
Критичность ситуации на Кавказе понимали и турки. Русские войска на тот момент находились в полуокружении, и было ясно: кто успеет быстрее подвезти подкрепления и припасы, тот и будет владеть Кавказом. Прежде всего турецкий флот объединился с вассальным ему египетским, и теперь турки могли выставить в море 11 кораблей, 14 фрегатов, шесть колёсных фрегатов, девять колёсных корветов, шесть парусных корветов и 11 бригов. Но это только цифры. Постфактум реальная боеспособность турецкого флота известна со слов пленённого Осман-Паши:
«Турецкий флот в руках турок к плаванию в море едва ли способен; но может быть ими употреблён в числе 5 линейных кораблей и 7 фрегатов к защите Босфора в виде плавучих батарей…».
Из фрегатов, пароходов и транспортов был создан летучий отряд под командованием Абдул-Гамида, в чью задачу входила организация морского коридора для переброски войск из Трапезунда в Грузию. Начали с челночных рейдов пароходами, однако два из них — «Medzhir Tadzhiret» и «Pervaz Bahri» — были захвачены русскими патрулями, и Абдул-Гамид потребовал усиления. В помощь ему была послана эскадра Осман-Паши, которая, однако, собиралась очень долго и прибыла в Синоп лишь в конце ноября. Из-за ухудшившихся погодных условий и штормов Осман-Паша был вынужден встать здесь на зимовку. К 16 ноября 1853 года у Синопа находились следующие турецкие корабли: