Начало ⏩ ЗДЕСЯ ⏪
Предыдущая частюлька ⏩ ЗДЕСЯ ⏪
Частюлька одиннадцатая. Тик-так Мал'ук
Баан крепко спала. Если у нее и были кошмары, она их не помнила, что ее вполне устраивало. Она лежала без сна в своем гнезде из одеял и слушала ветер и дыхание Лукиоса. Солнечный свет пятнами ложился на пол; она легла спать на рассвете, и сейчас была почти середина дня.
По прибранной кухне и его чистым волосам было очевидно, что он лег спать намного позже. На этот раз Лукиос не пошел рубить дрова в роще акайкай.
Скоро его тоже не станет.
Ничто не длится вечно. Всему приходит конец. Почему она позволила себе чувствовать себя так комфортно?
Конечно, она слишком стара, чтобы быть такой глупой сейчас.
Они должны были отправиться на Кирос в ближайшие ... сколько, два дня? Не было причин откладывать. Баан знала, что путь пешком будет долгим. Неделя, если они будут идти быстро, но, вероятно, дольше. Было бы точнее сказать десять дней, затем, возможно, три дня в городе, чтобы позаботиться о своих нуждах. Еще десять дней, чтобы вернуться одному. Итого двадцать три дня.
Она не была уверена, осталось ли у Салу’ки двадцать три дня. Когда Баан положила руку ей на живот, она почувствовала это: скручивающийся виток силы, вытягивающий жизнь из младенца, точно так же, как младенец изо всех сил пытался остаться в живых, вытягивая жизнь из своей матери.
Было неразумно путешествовать, когда солнце было самым жарким, но Баан не была уверена, что у нее был выбор.
Пустынная котловина, по которой ходил дух, была далеко. Пешком это заняло бы несколько дней.
У Баан были крылья. Она может уйти сегодня и вернуться завтра. Даже быстрее, если быстро убьет тварь. Возможно, это даже помогло бы ей договориться, хотя Баан и не думал, что это произойдет.
Ей придется уйти до того, как проснется Лукиос. Он ничего не мог сделать против злобного духа, и даже если бы мог что-то сделать, это была не его проблема. Он только что закончил восстанавливаться после почти смертельного кровотечения.
Ей придется уйти сейчас.
Баан повернула голову, чтобы посмотреть на него. Он крепко спал — или, по крайней мере, так казалось — прикрыв глаза рукой и свесив ноги с края кровати. Он был просто слишком большим, чтобы поместиться в нем, и Баан не могла представить, что ему было здесь очень комфортно.
Очень тихо встала, следя за ним на случай, если он пошевелится. Она набрала полный ковш воды из глиняного горшка на кухне и выпила его, зная, что это вся вода, которую она получит, пока не вернется.
Она взяла свое пальто и вышла на улицу. Она переоделась, спрятав свою одежду и ожерелье Ту'рина в угол, чтобы песок — ну, большая его часть — не попал.
Баан сделала один шаг во внутренний двор. Вороны взлетели и взмыли в небо.
Ничто не могло сравниться с полетом, особенно если стая птиц. Если бы Баан спросили как это, она сомневалась, что смогла бы объяснить хотя бы самое главное. Все имело смысл, когда она состояла из птиц; они начали терять смысл, только когда она снова стала человеком, ее разум боролся с воспоминаниями о том, что видела в разных направлениях одновременно, двигалась в нескольких направлениях одновременно.
Вид всегда был впечатляющим.
Пустынная котловина была названа так потому, что напоминала ее, хотя иногда К'аваари называли ее "Око". Давным-давно что-то упало с неба и оставило шрамы на земле, образовав кратер с глубоким округлым центром, расходящимся в продолговатую форму.
Око было опасным местом. Она чувствовала, как ее кожу покалывает, когда приближалась, ее птичьи тела чувствовали опасность и отчаянно хотели обернуться. Никто, в том числе и животные, не путешествовали в это место добровольно.
Существо, которое там жило, было старым и всегда голодным.
Ну, возможно, это не голод. Это была жадность. Он просто хотел того, чего у него не было, и уничтожить то, что не мог взять. Возможно, когда-то давно он знал свое собственное имя и предназначение, но это время давно прошло.
У К'Аваари было для этого название. Он назывался Тик-так Мал’ук. Голодный пожиратель ртов. Те, кто был достаточно храбр или достаточно глуп, чтобы исследовать это место лично, неизбежно исчезали. Ведьмы, которые обращались к духу, иногда возвращались со своего духовного пути сломленными, едва дышащими, но мертвыми внутри. Некоторые вообще не вернулись, став одним из преба, ходячих мертвецов. Их пришлось ... убрать. Уничтожить.
Салу’ка, должно быть, была в отчаянии, чтобы справиться с этим. Что произошло? Правда?
Что ж, теперь было слишком поздно спрашивать. Баан здесь и сделает то, что обещала.
Баан обвела Птичьим Взглядом, пытаясь своими чувствами уловить покалывание опасности, которое возвестило бы о приближении твари.
Ничего.
Возможно, его не интересовали птицы.
Вороны спустились. Баан встала.
Место выглядело зловеще. Не было ни травы, ни какой-либо растительности. Только грязь, песок и камни, окруженное со всех сторон изогнутыми скальными утесами. С помощью Взгляда Баан увидела разноцветные полосы на поверхности каждого утеса. Иногда казалось, что кости какого-то древнего существа застряли в стене или отпечаток скручивающихся раковин вдоль некоторых секций. В другой была длинная линия из слоновой кости, которая очень напоминала бивень балутры, за исключением того, что был слишком большим, чтобы принадлежать ему.
Это было увлекательно, но нервировало. Каменные стены хранили несколько тысячелетий смертей.
Здесь ничего не было.
- Тик-так Мал’ук! - голос Баан жутким эхом отозвался в долине. - Я - Баан. Я хочу поторговаться
Если бы он знал, что это для него хорошо.
Если нет, она убьет его.
Ничего. Только ветер, свистящий над губой Глаза, и мягкий звук движущегося песка и грязи.
Тут кто-то неожиданно позвал Баан. Она обернулась.
Это был он. Ту’рин. Баан почувствовала, как глаза расширились, когда она увидела его лицо, его тело, то, как он стоял - это был он, от темных вьющихся волос и широких плеч до того, как он слегка наклонился влево.
- Ту'рин, - ее ноги подкосились, и она резко села. - Ту'рин
- Баан. Не плачь, любимая
Баан вытерла щеки руками. Ее пальцы стали влажными. Не трать воду. Ту’рин опустился на колени, чтобы обнять ее.
- Я ждал и ждал. Где ты была?
- Я...
Баан нахмурилась. Где она была?
- Я...
Она что-то забыла?
Неважно. Она очень скучала по нему. Баан протянула руку, чтобы коснуться его лица, пальцы дрожали.
- Неважно, - сказал он, - теперь ты здесь, - он нежно поцеловал ее, и когда Баан открыла рот, он усилил поцелуй, впитывая ее, как будто у него пересохло во рту. Баан запустила пальцы в его волосы, и он опустил ее на землю.
- Ммм?
Влага залила ее рот. У нее был привкус железа.
Баан попыталась вырваться, но Ту'рин держал ее. Она подавилась его кровью, когда та полилась ей в горло.
Она боролась, наконец, оттолкнула его, так что он приземлился на спину. Давясь, Баан сплюнула на землю, вытирая рот тыльной стороной ладони.
Рука была чистой.
Во рту был привкус крови.
Ту'рин был спокоен.
- Ту'рин, - ничего.
Баан бросилась рядом с ним.
- Ту'рин!
Под ним медленно растекалась лужа крови. Горло было перерезано, а глаза невидяще смотрели в небо.
- Ту'рин! Ту'рин! - она подняла руки, чтобы прижать к ране, но вскрикнула от ужаса, когда увидела, что они были в крови. В правой руке был ее нож, лезвие которого было красным и блестело от крови. Она уронила его. - Нет! Я не... это не...
- Баан, - сказал он, его губы двигались в болезненной попытке на жизнь. Он был похож на марионетку, сделанную из мяса. - Почему? Я любил тебя. Почему? - его голова двигалась так, как не мог ни один живой человек, когда он смотрел на нее своими мертвыми, незрячими глазами. - Все, что я когда-либо делал, это любил тебя. Почему ты убила меня?
- Я...
Это неправильно.
Это был не тот вопрос, который он задал бы ей. Это неправильно.
Это был голос вины. Ее позор.
Как будто что-то, что было смещено внутри нее, вернулось на место.
Баан подняла нож с земли. Она закрыла лицо Ту’рина рукой и положила обратно на землю.
- Ты уже мертв, Ту'рин. Оставайся таким
- ... затем этот глупый стит-тат споткнулся о собственные ноги и проткнул меня стрелой! Как кто-то может так плохо обращаться с луком? Говорю вам, это талант. В любом случае, он представляет угрозу, и его нужно держать подальше от охоты, иначе я закончу как булавочный куш - Баан, ты слушаешь? Я пытаюсь пожаловаться на свой ужасный день и умоляю тебя подергать за ниточки. Не говори мне, что я должен жаловаться стене. Ты должна хотя бы позволить мне поверить, что я тебе нравлюсь - Баан? Ты в порядке, любимая?
Баан моргнула. Она посмотрела вниз. Ее руки перевязывали бедро Ту'рина, в которое вонзилась стрела. Это было опасно, ведь едва не задела артерию. Он был прав, Дал'Кор был угрозой. В устах Ту'рина это звучало смешно, но на самом деле это ужасно. Если бы он задел артерию, Ту'рин умер бы прежде, чем она смогла ему помочь.
Это был не первый раз, когда он совершал подобную ошибку. Дал'Кора нужно было держать подальше от острых предметов, потому что у него ужасная привычка колоть людей острым концом, когда он пьян, а он всегда был пьян. Когда-то Дал’Кор был хорошим охотником, но те дни давно прошли.
- Баан? - рука Ту'рина была теплой, когда он убирал волосы с ее лба. Он обхватил ее щеку ладонью и провел большим пальцем по скуле. - Я в порядке. Я преувеличивал. Не смотри так взволнованно
Баан нахмурилась.
- Я не такая. Тебе следовало отпрыгнуть с дороги. Кто стоит на пути остроконечного предмета?
Он усмехнулся.
- Вот ты где! Возвращение к нормальной жизни. Ты заставила меня на мгновение поволноваться
Она деликатно фыркнула.
- Тем не менее, ты права насчет Дал'Кора. Я поговорю с Уль'мой. Тебе следует поговорить со своим отцом. Это большая проблема, чем мы думали. Ты почти...
На повязке выступила кровь, и Ту'рин побледнел.
Нет. Это было невозможно. Баан уже осмотрела рану. Стрела не попала ему в артерию. Она не попал в артерию!
Баан дернулась, прижимая руки к крови, льющейся из него. Ее было слишком много, слишком быстро.
- Ваа’ти! Салу’ка! Идите сюда! СЕЙЧАС! СЕЙЧАС!
Ту'рин побледнел. Он дрожал, впадая в шок. Нет!
Он откинулся назад, лежа на кровати ши-вути с обнаженным горлом. Его ожерелье из зубов скального кота упало на нижнюю часть подбородка.
- Ту'рин! - вождь Тсу'кос закричал, когда увидел своего сына, лежащего на кровати. Выражение лица было душераздирающим, морщины стали более глубокими из-за того, что его лицо было искажено, как будто сдерживал крик. - Баан! Спасите его! Спасите его!
Когда он попал сюда? Мысль всплыла сквозь жужжание в ее голове, даже когда она отчаянно пыталась остановить кровотечение. Где были Ваа’ти и Салу’ка? Что хорошего в учениках, если их не было рядом, когда они были нужны?
Салу’ка. Я пришел сюда за Салу’кой.
Что? Эта мысль пронеслась у нее в голове, но она проигнорировала ее. Ту'рин — она должна была спасти Ту'рина.
Ту'рин перестал трястись и лежал неподвижно. Вождь Тсу'кос издал вопль, в котором было больше животного, чем человеческого.
- Нет! Баан! - он схватил ее за плечи и встряхнул так сильно, что ее голова мотнулась взад и вперед, а зубы щелкнули. - Что ты наделала? Что ты натворила?
- Я...
Перья ее пальто зашуршали там, где он схватил ее.
Пальто.
На ней было пальто.
Она могла слышать песню, похожую на дождь, шепчущую в ее ушах, пробивающуюся сквозь жужжание в ее голове. Голодна. Да. Голодна. Она была...
Все произошло не так. Баан моргнула.
Да. Она вспомнила. Стрела не попала ему в артерию. Дал'Кору запретили охотиться, и в течение года он напился до смерти.
Баан оттолкнула Тсу'коса. Он был намного крупнее ее, так что это не должно было быть возможным, но он упал, как будто ничего не весил.
- Ту'рин мертв, - сказала она. - Я убила его, но не так, - он повернул к ней лицо, полное муки.
- Баан, как ты могла? Он был моим сыном. Мой единственный сын. Он любил тебя. Стоило ли оно того? Посмотри на себя! Теперь ты мерзость
- Да, - согласилась она. Она подошла к нему, и его глаза расширились.
Тварь боялась ее. Хорошо.
Баан потянулась, чтобы схватить его за лицо, но ее руки встретили только воздух.
Она обернулась, ища его.
Баан больше не была внутри ши-вути.
Она была снаружи, высоко на Эш-баллан. Древнее место. Гора была головокружительно высокой, до такой степени, что воздух был разреженным и холодным. У основания рос небольшой выносливый кустарник, но на такой высоте ничего не было. Ни одно живое существо не могло долго выживать на такой высоте.
Вся земля была залита кровью.
Ах, конечно, что же еще.
Первым был Лу'кир. Он пал первым. Баан подошла к его скрюченному телу, рука сжимала копье даже после смерти. Он сражался до самого конца, выманивая зверей, призванных богом гор, пока один из них не разорвал ему горло. На его лице всегда было лукавое, скрытное выражение, а губы изгибались в легкой полуулыбке, которую большинство людей находили отталкивающей. Ничего не поделаешь; именно так он улыбался.
Он последовал за ней в Эш-баллан и умер, чтобы сохранить им жизнь.
Баан опустился на колени рядом с его телом и закрыла глаза. Она устроила его как могла. Баан не смогла сделать по-настоящему; они были слишком заняты бегством. Прости, Лу'кир. Мы не смогли почтить твое тело. Прощай, мой друг.
Баан поднялась на гору.
Вторым павшим была Аш'а. Крупная женщина, того же роста и внешности, что и Лу'кир, поскольку они были близнецами. Для братской пары они были удивительно похожи. Она была быстрым бегуном, намного сильнее Баан, но с большей мягкостью, чем кто-либо мог предположить. Аш'а нравилось играть с волосами Баан, хотя Баан ненавидела это.
Сейчас она скучала поэтому.
Аш'а лежала, скорчившись, у скалистого утеса, который образовался, когда в какой-то момент отвалился кусок горы. Ее тело было согнуто под неестественным углом. Ее швырнуло на скалу с такой силой, что она сломала позвоночник в двух местах.
Колчан все еще был пристегнут к бедру. Ее лук отлетел, когда она это сделала.
Баан тоже закрыла глаза, молча извиняясь за свои неудачи. Пусть твоя душа будет свободна вместе со страйфой. Она убрала волосы Аш'ы со лба, затем выпрямилась, так что она лежала, как будто просто спала. Прощай. Я люблю тебя.
Она продолжила путь, затем замедлилась. Баан сглотнула.
Это было бы сложно.
Тело Уль'мы сидело. Она была старой, ее волосы были просто белыми прядями на черепе, на лице больше морщин, чем гладкой кожи. Несмотря на это, Уль'ма пришла.
- Мое последнее путешествие, - сказала она, а затем захихикала, как будто обрадовалась.
Уль'ма пришла, зная, что умрет.
Ее тело лежало на тропинке, опрокинувшись. У нее был сморщенный, высохший вид, как будто из нее выжали всю воду.
Уль'ма сделала это с собой. В юности она была могущественной ведьмой, и она сожгла себя, защищая Баан и Ту'рина от гнева горы. Дух за духом и контракт за контрактом терпели неудачу и падали перед лицом ярости Энха-наус-хаса-эна, пока не осталась только Уль'ма — но Уль'ма не сбежала.
Уль'ма осталась, чтобы Баан и Ту'рин могли жить.
Баан даже не поняла, что она умерла, пока не добежала почти до вершины, пока песня Уль'мы не оборвалась и, наконец, не отдалилась, прошептав на ухо Баан в последний раз.
Баан приблизилась к иссохшей, пустой оболочке Уль'мы. Глаза старой ведьмы были закрыты, выражение лица спокойное. Баан нежно погладила ее по волосам, вспоминая время, когда Уль'ма делала то же самое для нее. Это было очень, очень давно. Спасибо. Я никогда не забуду ничего из того, чему ты меня научила. Я люблю тебя.
Баан поцеловала ее в лоб, в закрытые глаза. Она была осторожна, чтобы не беспокоить ее слишком сильно, боясь, что тело просто рассыплется в прах. Она не думала, что сможет выдержать это, если это произойдет. Баан стояла, глядя на свою наставницу, которая была больше матерью, чем та, кто ее родила, сердце болезненно сжималось в груди.
Пришло время двигаться дальше.
Баан уже знала, кого она найдет наверху.
Ее сердце колотилось о ребра. Но даже в этом случае ничего не поделаешь. Становилось легче — не только видения, но и магия. Теперь она могла чувствовать его основу и переплетение, то, как его песня пыталась имитировать собственную песню Баан, чтобы запутать ее.
Это существо было очень, очень хорошо в том, что делало.
Однако теперь она могла чувствовать нити этого. Она знала, где он прячется.
Алтарь на самом деле был просто большой каменной плитой. Она была старой, запятнанной жертвоприношениями, которые прошли даже через долгую память ее племени. Ведьмы не часто приходили сюда, потому что гора была столь же коварной, сколь и могущественной. Некоторые поднявшиеся ведьмы так и не смогли спуститься обратно, и только во времена большой нужды кто-то приходил просить Энха-наус-хаса-эна.
Он был старым богом, каким бы маленьким ни был. Старый капризный — и полный силы.
Даже имя было полно магии, полно ярости. Пение этого разорвало горло Баан, пока она не глотала кровь с каждым вдохом. Это не имело значения.
Баан пришла не для того, чтобы просить.
Баан пришла не для того, чтобы торговаться.
Баан пришла, чтобы забрать.
Она достигла вершины. Прогремел гром, и хлынул ливень. Это было неестественно, и молния несколько раз чуть не поразила ее. Каждый раз Баан заставляла ее нанести удар в другом месте.
Это были ее владения. Ее мечта. Ее воспоминания.
Баан шла вперед под стучащим дождем, ее сердце стучало ровно, как барабан. Она знала игру этого духа. Это не потрясло бы ее, больше нет.
С неба ударила молния, ударив в землю. В его вспышке она увидела голые камни горного склона, каменные столбы, которые поддерживали запятнанный и окровавленный алтарь, и безошибочно узнаваемую фигуру человека, лежащего там, неподвижного и безмолвного, с запрокинутой головой и обнаженным горлом.
Что-то было не так.
Баан остановилась, чувствуя тошноту, поднимающуюся прямо под ребрами.
Его ноги были слишком длинными. Она помнила, как они свисали, худые и поджарые.
Ее дыхание сбилось в груди.
Нет.
Ее ноги двигались сами по себе, толкая ее вперед, а сердце колотилось о ребра.
Нет.
Из-за дождя все стало мокрым и темным, но она все еще могла видеть, что его волосы были не того цвета.
Она знала, что на солнце он будет сиять, как золото, отбрасывая свет.
Баан остановилась у алтаря и посмотрела вниз.
Мертвое лицо Лукиоса уставилось на нее, его горло было разинуто. Это была кровавая насмешка над его обычной улыбкой — жестокой и преднамеренной. Его кожа была покрыта свежей кровью, как и камень под ним.
Баан долго смотрела в тишине.
- Тик-так Мал’ук, - сказала она наконец. - Я собираюсь съесть тебя
Мертвое лицо Лукиоса скривилось в усмешке. Это сбивало с толку; Лукиос никогда раньше не насмехался над ней. Она не знала, что он может сделать такое уродливое выражение — но, конечно, это был не Лукиос.
- Мерзость, - приветствовало ее голосом Лукиоса, и желудок скрутило, даже когда ярость, которая росла внутри нее, вспыхнула. - Твое тело откажет раньше, - пообещало существо, и Баан внезапно осознала, что прошло больше времени, чем она думала. Она сидела одна в пустыне, под солнцем. В этом и был весь смысл. - Тогда я съем тебя
Она должна была покончить с этим. Итак.
Тварь нанесла удар. Баан отскочила назад, и почувствовала, как магия существа поднимается, диссонируя с ее собственной. Она потянула за него, затем разорвала по швам, удерживая иллюзию на месте.
Древнее место исчезло. Баан стояла в Оке.
Ей нужно было спешить. Теперь, когда Баан снова стала собой, она могла чувствовать жажду. Была ночь. Она весь день пеклась на солнце и чувствовала слабость, усталость. Солнечный удар.
Не вся магия была удалена. У существа все еще было лицо Лукиоса, хотя рана исчезла. Думал ли он, что это помешает ей убить его? Вид этого только еще больше разозлил ее.
Баан была вялой. Когда это произошло, она была слишком медленной, чтобы избежать этого. Плечо пронзила боль, и она с хриплым криком упала на спину. Ее сухое горло сжалось, и она согнулась пополам, кашляя, опрокидываясь назад, пытаясь избежать того, что намеревалось убить ее.
Он пришел за ней, и она попыталась отползти назад на заднице — но, конечно, это было бесполезно.
Тварь схватила ее за горло одной рукой и, смеясь, оторвала от земли. Баан поперхнулась, рефлекторно обхватив его руками, когда ноги забарабанили по воздуху. Ее пальцы впились в его кожу, но он только продолжал весело смеяться, красивое лицо Лукиоса исказилось во что-то ужасное и отталкивающее.
Это был не только дух. У существа было физическое тело.
Что это было? Может ли это быть ... один из Баса’ана?
Это не имело значения. Совершенно не имело значения, что это была за штука.
Это был ужин.
Баан дотянулась своей магией и яростно дернула, пытаясь вырвать его душу из тела. Она съела бы его, как и обещала, и, к счастью для нее, он был достаточно глуп, чтобы прикоснуться к ней, кожа к коже.
Баан голодна.
С резким, яростным криком он отбросил ее в сторону. Баан кувыркнулась в воздухе, потрясенная тем, насколько сильной была эта штука — она была намного, намного сильнее, чем должен быть человек такого размера, как Лукиос, — и взорвалась стаей ворон, прежде чем ударилась о землю и что-то сломала.
Каркая, она взмыла в воздух, кружась. Существо с лицом Лукиоса посмотрело на нее, и она почувствовала легкое прикосновение его магии, когда оно начало плести еще одно заклинание.
Это никогда не закончится.
Баан вложила свою ярость в плащ, а затем пропустила магию, теперь бушующую, как шторм, через себя. Энха-наус-хаса-эн был богом дождя и грома, хотя она построила свой дом на горе. Это был ее любимый трюк - налетать на своих врагов в виде стаи ворон, таща за собой самую смертоносную грозу.
Энха-наус-хаса-эн был мертв. Теперь ее сила принадлежала Баан.
Баан плела плотно, выплескивая магию в воздух, пока она не стала тяжелой и электрической. Она бросилась обратно вниз, и за ней последовала молния. Вслед за ней прогремел гром.
Существо убежало. Нити того, что он ткал, высвободились, рассеиваясь в ничто.
Это было быстро, даже на двух ногах.
Молния ударила в то место, где он стоял, превратив песок в стекло. Он двигался зигзагами по ровной земле, держась чуть впереди каждого удара молнии. Как будто существо каким-то образом знало, куда придет следующий удар, как будто оно просто читало магию Баан, даже когда она ее плела.
Он был очень умен, этот Тик-Так Мал’ук. Ей придется закончить быстро, пока он не придумал новый трюк.
Баан заплела ветер, заставляя его подняться. Песок поднялся с земли в результате песчаной бури, ухудшив видимость и задушив любую несчастную вещь, попавшую в его ярость.
У существа были легкие. Пусть утонет.
Баан знала, что его вряд ли можно ослепить — физически, да, но эта штука обладала магией, какой бы она ни была; Тик-так Мал’ук отслеживал ее так же, как Баан отслеживала души. Тем не менее, это раздражало ее, когда он снова увернулся от нее, как будто песчаная буря ничего не сделала, чтобы помешать его передвижению.
Возможно, он выглядел как Лукиос, но двигался не так, как он. Он двигался не как человек.
Неважно. Просто убей его.
Она снова промахнулась. Взбешенная Баан бросилась в погоню, но существо было слишком быстрым; даже с ее крыльями оно опережало ее.
Баан спикировала ниже, каркая ему в лицо, но он перевернулся, отклонившись под углом, который должен был быть невозможным.
Он ускользнул на четвереньках, вытянув конечности, как у паука. Его человеческое лицо только сделало его более неприятным.
Достаточно.
Баан сосредоточилась. Вороны поднялись в небо в идеальной синхронности, затем начали летать плотной группой над головой, следуя за не-человеком, бегущим по земле.
Сейчас.
Они налетели, один за другим, принося молнии с неба. Столпы ударили вокруг существа в быстром огненном круге электрической смерти, заключив его в клетку. Последний разряд ударил прямо сверху.
Тик-так Мал’ука попало.
Существо дернулось с криком. Он отряхнулся, чтобы продолжить движение, но ворона спикировала ему в лицо, и молния снова ударила в него.
И снова.
И снова.
В воздухе пахло горелым мясом. Красивый облик Лукиоса теперь превратился в руины, кожа таяла, как воск со свечи. Внутри его панциря было месиво из кровавых, движущихся кусочков; ничто в его внутренностях не напоминало человека или даже животное.
Вороны каркали, пикируя; как раз перед тем, как они ударили, они объединились в женщину. Баан приземлилась на существо, закрыв его лицо рукой.
Он кричал, его голос был причудливым наложением звуков.
Ее пальто мерцало, двигаясь, как живое существо, вокруг нее, когда она потянула—
***
Потребовалось много времени, чтобы втянуть душу существа — если это можно так назвать — в себя. Шерсть дрожала на ее коже, голодная и возбужденная.
Она не могла назвать это вкусным. Это было не так. Это было--
--отвратительно.
Отвратительно.
Тело существа рухнуло, как пустой бурдюк с водой. Баан уставилась на мясо, которое теперь казалось похожим на густое кровавое желе. Казалось, что он уже наполовину разложился.
Он был мертв.
Баан покачнулась. Что-то было не так. Обычно она чувствовала себя полной — благословенно полной — после того, как забрала сильную душу. Но теперь она чувствовала--
--как будто она проглотила что-то плохое. Это было похоже на камень, покрытый шипами внутри ее живота.
Она прижала руки к животу. Что-то ползло у нее по горлу. Она не могла--
Баан вырвало. Когда ее вырвало, там были только вода и кислота.
Баан моргнула и уставилась на небо. Когда она успела встать на ноги? Баан не могла вспомнить. У нее кружилась голова.
Ее желудок снова сжался, и она повернула голову в сторону. Застонав, ее снова вырвало.
И снова.
И снова.
Она чувствовала, как на расстоянии падают капли дождя. За весь день она выпила только ковш воды. Баан потела, ее рвало, она плакала.
Она попыталась поймать капли дождя ртом, но это только вызвало новый приступ. Она отвернулась, когда ее снова вырвало, хотя вспомнить было нечего. Она закашлялась, поперхнувшись.
Баан начала смеяться, давясь и задыхаясь.
Какой глупый способ умереть.
Высокомерие. Это всегда было ее проблемой. Высокомерие.
Она съела это существо, как и обещала, но, похоже, оно будет смеяться последним.
Глупо.
Она задавалась вопросом, увидит ли она их снова, когда умрет. Мерзости тоже вернулись? Узнает ли она их, если узнает? Она не знала.
По крайней мере, Салу’ка и ее ребенок будут жить.
Лучше бы они назвали его в мою честь.
Это было наименьшее, что они могли сделать.
Она надеялась, что Лукиос отправится на Кирос сам, а не будет ждать мертвую женщину.
Баан закрыла глаза и расслабилось.
Продолжение ⏩ ЗДЕСЯ ⏪
#мистика #рассказы #магия #фантастика