Школьный роман
КНИГА 2. ОСЕНЬ
Часть 1. Сентябрь-20
К хохоту добавились аплодисменты. Что-то кричали наперебой Изольда Леонидовна и Лариса Антоновна (ах, беда – дочку начальников при всех на смех подняли!). Что-то говорила «ашникам» их классная – учительница английского Ольга Тихоновна, на лице ее появилось какое-то опасливое выражение: она явно не хотела, чтобы ее ученики оказались хоть в малой степени причастны к этому небольшому скандалу – даже на уровне «рядом сидели». А учителя физкультуры – и Игорь Алексеевич, и классный руководитель девятого «Г» Иван Андреевич – хохотали вместе с учениками. Конечно, Рогозин – парень вредный, но тут Лариса была ему благодарна: Наташку он приложил неплохо – пусть почувствует, каково другим от ее поганого языка. Вот только теперь она расскажет все это, приехав домой, своим родителям, а родители потом, заявившись в гости (они часто в праздники напрашиваются), расскажут Ларисиным. И начнется: «Лариса! Как ты могла! Это же ни в какие рамки! Ты же девочка! У девушки должна быть гордость!». Ну, должна! А думаете, хорошо чувствовать себя одинокой? Ни подруг как таковых (с ней из-за Наташки никто общаться не хочет – они же все время вдвоем), ни друга. А ей, между прочим, хочется всего лишь, чтобы ее пригласили на танец, - сейчас, пока она школьница, на школьном вечере, а не на мероприятии клуба «Кому за тридцать», хочется сходить в кино с мальчишкой – с одним, не нужен ей культпоход всем классом. И не надо говорить, что все впереди! Все будет точно так же…
- Лариса, ты не заболела? – прервала ее мысли сидящая напротив Лариса Антоновна. – Как-то ты нехорошо выглядишь…
Лариса в это время боролась с подступающими слезами.
- Да нет, - сказала она устало, радуясь тому, что голос не дрогнул. – Голова только болит – но это, наверное, из-за погоды. Таблетки у меня есть… надо было сразу выпить, а я думала, что чаю попью – и пройдет.
- Ну, если хуже станет, ты к Марии Андреевне сходи обязательно! – озабоченно проговорила классная.
- Конечно, - кивнула Лариса.
Допив чай, она отнесла тарелку и стакан на окошко раздаточной, сказала «спасибо» женщине, которая принимала грязную посуду, вышла во двор, набросив капюшон куртки, торопливо прошла до своего общежития, вошла в комнату, разулась, на цыпочках дошла до своей кровати и легла, укрывшись теплым стеганым халатом, который при необходимости мог превратиться в легкий спальный мешок… бабушка сшила ей на холодное время, когда отопление в квартирах еще не включили или уже отключили… вот и здесь выручает. Ира и Наташа, сидевшие на своих кроватях, тоже молчали. Ира, не отрываясь, смотрела на окно, по которому сползали дождевые капли, и, похоже, тоже думала о чем-то невеселом. А Наташке явно хотелось поговорить, но пока она ничего не придумала для «затравки» и потому молчала. Ну ее! Пусть думает, что у Ларисы в самом деле болит голова, и молчит. Потому что, если она откроет рот, это будет очередной ворох гадостей в чей-то адрес.
А за дверью их комнаты кипела жизнь. Переговариваясь и смеясь, ходили по коридору их одноклассники. Вот они почему-то находили и с кем поговорить, и о чем поговорить…
- «Кто э-тот, кто э-тот, кто э-тот па-рень с ги-та-а-рой?» - пропел Юрка и перешел на обычную речь: - Что-т тихо, скучно… мокро… Если к вам придем, не выгоните?
- Да приходите! – ответил Холодов.
Лариса слушала, как почти весь класс собирался в комнате, расположенной немного наискосок от них: один за другим мальчишки… потом девчонки… мальчишки со смехом начали «утрамбовываться», чтобы девчонкам место освободить – отодвигали от стен кровати, чтобы можно было сесть по обе стороны… ведра зазвякали – кто-то и на ведрах умащивался…
- «Солн-ца не бу-дет –
Жди-и – не жди,
Треть-ю не-де-лю
Лью-ут дож-ди-и»… - запел под аккомпанемент гитары слаженный хор, когда все уселись.
- О-о!!! – оживилась Наташа. – Пионерскую юность вспомнить решили!
- Ну-у… вспомнили… - вяло откликнулась Ира, пожав плечами. – Мешают они тебе? Вроде не «тихий час».
Лариса промолчала. Она думала о Ларисе Антоновне и активе: вот наглядно: класс собрался в комнате у Рогозина, Холодова и Ковалева, весь класс(!)… за исключением только классного бюро и классного руководителя. Прямо «а не фиг делать вам в нашей песочнице». Про дождь допели, о чем-то там неразборчиво поспорили, потом «давайте, давайте!»… запели «Звездопад»… в седьмом классе учили…
- Ну, все! – с насмешкой прокомментировала Наташа. – На очереди «Взвейтесь кострами». Потом будет «Поспели вишни»…
- Хорошая песня, - так же невесело проговорила Ира.
- «Поспели вишни»? – захохотала Наташа, определенно придя в восторг от Ириной глупости.
- Нет, «Звездопад»…
- «…Как бес-ко-неч-ны-е звезд-ны-е да-ли-и,
Мы бы на яр-кость лю-дей про-ве-ря-ли-и.
Прав лишь го-ря-щи-ий, през-рев-ший по-ко-ой,
К лю-дям ле-тя-щий яр-кой звез-дой.
Звез-до-па-а-ад, зве-ез-до-па-а-ад…»
А вот это точно и не про Наташу, и не про Марину… не про мальчишек – активистов так называемых… будут они гореть ради людей, как же… «Данки» нашлись! Из тех только Гавриленко когда-то пытался справедливость отстаивать – и того Лариса Антоновна под себя переделала. Даже ей со стороны обидно: какой мальчишка был!.. Странно, что Лариса Антоновна его в активе оставила – у него же родители обычные врачи, никакое не начальство. Может, для такого случая: если кто-то заметит, что в классном бюро собраны дети начальников, то она с полным правом скажет, что есть мальчик и из семьи попроще? Их классная никогда ничего просто так не делает…
Гитара пошла по кругу. Юрка запел про калину, наколовшую руки осокой, кто-то присоединился – но не все… А потом Алим с Надькой Коноплевой – про лошадей-лебедей… как здорово у них получается, и голоса похожи – звонкие, прямо не хуже, чем у супругов Никитиных…
- Пегаска наша сейчас заплачет! – Наташа переключилась на Ларису.
- Какая Пегаска? – не поняла Ира.
- Да Лариса – какая еще? Песня же про летающих лошадей, а ей тоже летать хочется.
- Наташ, не лезла бы ты туда, где ничего не понимаешь, - с досадой сказала Ира.
- А чего я такого не понимаю и почему? – слегка напряглась Наташа.
- Вот раз спрашиваешь – значит и не понимаешь… Рожденный ползать летать не может – вот этого! – Ира поднялась, не глядя на нее, и пересела на край Ларисиной кровати.
- Это как… это почему… - у Наташи раздулись ноздри. – Это ты меня с ужом сравниваешь, что ли?
- Ужи первыми не кусают. И вообще… не пугай рыбу, как тебе недавно Рогозин посоветовал.
- Ну, знаешь! – Наташа вышла из комнаты, бросив на одноклассниц злой взгляд и с силой хлопнув дверью.
Лариса вытерла слезы и слабо улыбнулась.
- Пусть Маринке с Ларис-Антонной пожалуется, - Ира тоже улыбнулась. – Чего ты такая? «Поплыла»?
- Да нет, - Лариса не стала врать, хотя плохое настроение на «мелкие дамские неприятности» списать было проще всего. – Просто… настроение какое-то – как раз под дождь.
Не объяснять же все Ирке! Она хорошая девчонка, намного лучше и Маринки, и Наташки. Но ведь она красивая! И, несмотря на высокий рост, изящная. Так что она попросту не поймет Ларису.
- А сама чего хандришь? – в свою очередь поинтересовалась Лариса.
- Да так… - вздохнула Ира. – Тоже настроение… под дождь.
Обе снова замолчали. Без Наташки стало спокойнее. Можно было молчать и слушать песни в комнате наискосок. И хоть ни одна из девочек не заговорила о том, что было на душе, каждую (да, наверное, и четырех мальчишек в соседней комнате, и сестер Ярославцевых с пришедшей к ним Наташей) точила обида на одноклассников: там, в той комнате, почти весь класс – а их не позвали. Почти тридцать человек сидят чуть не на головах друг у друга, поют песни, от которых хочется то плакать, то смеяться, а восемь оставшихся, разбросанные по трем разным комнатам, и классный руководитель слушают и думают о том, что ТАМ они не нужны. А нужны ли вообще?
***
«Домой!.. Домой!.. Завтра вечером я уже буду дома!..» – мысленно ликовала Лариса Антоновна. Надо только выдержать сегодняшний день, ночь и половину завтрашнего дня. А после обеда… после обе… да…
- Это еще что? – строго вопросила она, увидев, что мальчишки раздеты до пояса.
- Загораем, - ухмыльнулся Борька. – Из колхоза положено приезжать загорелыми до черноты.
- Чей пример? – спросила Лариса Антоновна, вкладывая в эту фразу весь свой сарказм. – Опять Рогозина?
- Вы проницательны, - ядовито сказал Витька. – А ведь раньше этого не наблюдалось. Умнеете, что ли?
- Ах, ты… - задохнулась она. – Ну… ну, Рогозин!
- Ви-тя… - предостерегающе произнес Алим.
Витька хмуро глянул на классную и пошел прочь.
- Оденьтесь сейчас же! – приказала Лариса Антоновна. – Ветер холодный…
- Ничего не холодный! – строптиво сказал Витька, замедлив шаги и обернувшись.
- Вы же чихали весь день! Ну, тогда… после колодца! Только-только в норму пришли!
- Я не чихал, - бросил через плечо вредный мальчишка и зашагал дальше.
Компания потянулась за ним; куртки, рубашки, «мастерки» остались висеть на кустах.
Да, действительно, он не чихал, хотя в холодной воде провозился ничуть не меньше других, у него реакция оказалась иной. Лариса Антоновна снова содрогнулась, вспомнив посиневшего Витьку: уж лучше бы чихал, как все остальные. Спасибо Игорю Алексеевичу – опять с ее оболтусами возился, будто ему своих мало: чем-то поил всех сопливых, чем-то растирал, еще вчера кое-кто ходил с красными глазами, но сегодня они, в добрый час, все в норме. Так им мало того – загорать надумали! День, правда, солнечный, но временами налетают порывы холодного ветра – предвестники скорых заморозков…
- Чего тут? – с интересом спросил подошедший Городецкий. – Опять конфликт?
- Да ну их! – со слезами в голосе сказала Лариса Антоновна. – Никакого сладу! Надумали: голяком по морозу!
- Пускай, - равнодушно изрек физкультурник. – Замерзнут – оденутся. Мороза, кстати, пока нет. Лариса, дорогая, ты сама измучилась и их измучила! У тебя отличный класс, тебе многие классные завидуют, а ты сама все портишь.
- Я?! – возмутилась Ярославцева. – Это чем же?
- Лишней бдительностью. Неужели ты не видишь, что все делается тебе назло? Им все это не особенно и нужно, но назло!.. – на несерьезном мальчишеском лице учителя физкультуры появилось мечтательное выражение. – Назло-о… - повторил он, смакуя это неприличное для педагогики слово. – Тут даже взрослому человеку трудно удержаться – согласись! – а уж мальчишкам – тем более!
- Ну, знаешь!..
- Знаю. Сам моментами таким был, если не хуже, - улыбнулся Игорь Алексеевич.
- А, по-моему, это ты их всех портишь! И своих, и моих, и всех других, где ты работаешь! Они держатся с тобой, как с ровесником!
- Ну, и что?
- Это панибратство! Вот что!
- Это – хороший контакт! – возразил Городецкий. – И не надо думать, что они глупее нас. Да, они прожили меньше, они не накопили чисто школьные знания – именно потому мы их и учим. Но жизнь-то они видят, тоже думают о чем-то, какие-то выводы делают… Заметь: они говорят точно так же, как и мы, используют те же самые слова. Бедностью лексикона явно не страдают… И мысли иногда высказывают довольно интересные. Вот вызови на разговор по душам – много чего узнаешь. И на вполне взрослые поступки способны – в хорошем смысле, между прочим, не кривись. Тем более многие из них гораздо взрослее, чем их ровесники. Честное слово, я иногда рядом с Алексеем, с Олей Поляковой чувствую себя ребенком… Про Калинину я уже не говорю… Да что там! Сироты вообще рано взрослеют!
С этим Лариса Антоновна мысленно согласилась: она и сама резко повзрослела после смерти отца, она прекрасно помнила те дни. Но в убеждениях учителя физкультуры было много такого, с чем она согласиться не могла никогда.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями