...Этот разговор не изменил отношения Влада к смерти, но всколыхнул, сделался причиной многих прочих неожиданных затруднений. Никогда прежде не задумываясь о смысле жизни, он теперь, чем дальше, тем чаще начинал копаться в себе, пытаясь разобраться, а какой, собственно, он есть человек? Этот, отчего-то вдруг сделавшийся для него важным вопрос, в последнее время не на шутку волновал, даже мучил его, заставляя вновь и вновь перебирать в памяти события не таких уж далеких дней.
В принципе, если не вдаваться в тяжелую философию иных поступков и смотреть на вещи просто, он вполне мог отнести себя к людям «обычным», «нормальным», то есть «неплохим». Но эти лукавые, очень расплывчатые определения ничего не объясняли, уводили от самой сути волновавшей его теперь проблемы: быть «неплохим», «таким как все» - это вообще как? Прожигающий жизнь безобидный и ловкий обыватель-приспособленец - это норма? Норма чего? Добра, зла?.. А, главное, кто и зачем, на каких весах, какой мерой отмерил необходимые людям добродетели и пороки? Откуда, если у всех все «в норме», берутся герои и негодяи? Способен ли просто «неплохой» человек на Поступок? Или все эти храбрецы - некий высший одухотворенный человеческий продукт?
Отдавая должное своему на кладбище бесстрашию, когда не побоявшись даже сверхъестественных сил, он один спустился в жуткую яму, ограбил мертвеца, Влад, однако, имел благоразумие не ставить смелую свою авантюру с тем, что принято называть подвигом. Совершать геройство, проявлять доблесть значило рисковать, жертвовать собой во имя какой-то высшей благородной цели. А о каком благородстве, какой доблести в его случае можно было говорить, когда добывая деньги, он отнимал их у мертвого(!), даже в ничтожной степени не способного защитить себя, ребенка…
Влад вжался в сидение, судорожно сглотнул, в очередной раз ощущая приступ мучительнейшей душевной боли.
А ведь как все хорошо начиналось. Поначалу, когда эйфория от добытых сокровищ была особенно сильна, он не задумывался о нравственной подоплеке своего поступка. Ну, отнял, забрал у покойницы золото... А оно ей очень нужно, что ли?.. Вполне соглашаясь с тем, что тревожить могилы нехорошо, Влад снисходительно относился к самому себе, отвергал даже намек на собственную аморальность. Да и то сказать - не живых же он, в самом деле, грабил... А святых нет - все не без греха. Другое дело, вспоминая сейчас встречу с профессором, его уверенность в том, что каждый, даже самый дурной человек, способен на поступок, или уж по крайней мере на мечту о нем, Влад и хотел, и не мог согласиться с этим. Основания для таких сомнений были нешуточные. То и дело оглядываясь в безмятежное свое прошлое, роясь в детских, еще очень свежих переживаниях, Влад всякий раз с раздражением обнаруживал, что ни только никогда не мечтал о подвигах, но отчего-то очень сдержанно, даже с ужасом относился к ним. Мысли о смерти, о том, что можно, оказывается, добровольно отказаться от жизни, представлялись такими чудовищно-неправдоподобными, что, даже пересказывая в школе заученный о героях урок, он абстрагировался от них, рассматривал истории их мужества, как некие садистские сказки-страшилки и старинные из народного эпоса мифологические легенды. Ничьи слава и всенародная любовь не могли заставить Влада завидовать им и даже думать о собственной гибели. Не было на свете вещи, которую он мог бы или захотел поставить рядом с собой. За что люди отдают жизни? За Бога, истину, человечество? Но в Бога он не верил, истины не искал, а человечество... Влад перебирал в памяти родню, друзей, еще не родившихся своих младенцев и учеников, пожимал плечами, хмурился, никак не соглашаясь «в случае чего...» отправиться ради них на эшафот. Подленькая мыслишка, что не все так просто, что все эти герои-мученики, если вглядеться в их подвиги внимательно, не такие уж и герои, то и дело шевелилась в мозгах, пачкала и низвергала чьи-то светлые образы и идеалы.
…Гастело направил свой горящий самолет на колонну вражеской техники?.. Хм... И что?.. У него разве оставался какой-то выход?.. А так хоть с пользой...
…Молодогвардейцы создали подпольную организацию?.. Ну-ну... Так ведь пользы от нее, если честно признать, не было никакой; напротив, один только вред: за малейшую пакость режиму гитлеровцы, говорят, казнили потом каждого десятого. В том числе и детей...
Влад страдальчески поморщился, осуждающе покачал головой: ничего себе «самопожертвование»… Извращение какое-то получается, а не подвиг: срали фашистам одни, а расплачивались жизнями - другие...
Мужество, стойкость подпольщиков и вовсе казались подозрительными: они молчали на допросах, не выдавали друг друга? Так, может, потому что необходимости такой уже не было?.. Кого выдавать-то, коли их и так всех до единого тогда переловили... И в чем признаваться, в какой такой «подрывной деятельности» и «вредительстве фашизму», коли этого на самом деле не было… Так, пакость одна, ребяческая игра в заговорщиков… А еще говорят, главного-то их, комиссара Олежку-то Кошевого, не нашли... Не оказалось его ни среди мертвых, ни среди живых... Куда делся? Поди, знай... По-хорошему, и не подвиг то был вовсе, а глупая против собственного народа провокация: помощи фронту от такого «геройства» ни на грамм, а сколько народу погубили, засранцы. Хотя... Кому он тот народ вообще когда нужен был?.. Тут разве люди, человечество главное? Нет. Здесь главное - «поступок», факт, повод для сотворения еще одной идеологической легенды. Они, эти кумиры, в одночасье переставая быть людьми, делались незапятнанными знаменами, символами, очередными фетишами лицемерной власти.
Влад покраснел, высунулся из окна, подставил теплому ветру разгоряченное лицо.
Ну почему нельзя жить просто, по-людски?.. Зачем нужно обязательно сверять свою жизнь со страшной героикой мертвецов? Ведь вот те же швейцарцы, осуждая сталинизм и гитлеризм, не бросились тогда спасать мир от красно-коричневой чумы, но затаившись, благополучно пережили смутные времена, заработали к своим, сделанным на войне триллионам, еще и репутацию редкостно порядочных, культурных и цивилизованных людей... Да только ли они? Все самые знаменитые в мире «фамилии» сколотили свои состояния именно в смутные военные времена на спекуляциях и бессовестном обмане. Что правда, мрачные гномы чужих могил не рыли и мертвецов не тревожили. Хм... Они ограбили и раздели их раньше, еще живых... И ничего. Никто не возмутился, не плюнул в их сторону. Олигархи продолжают жить, и очень, надо признать, неплохо. И удивляться тут нечему. Уж если и говорить о какой-то первородной, якобы присутствующей в человеке изначальной константе, то это точно есть не стыд. Люди по природе своей подлы и ничтожны. Даже воздвигая монументы павшим, они тут же пытаются «научно» доказать, что с точки зрения эволюции наличие у тех прекрасных альтруистических начал, есть вовсе не доблесть, а ненормальная, исключительно вредная для живого организма... мутация. Не жертвующий собой доброхот, а забившийся в щель и уцелевший озолотившийся на чужих смертях банкир есть для них единственно значимый кумир. Человечество лицемерно прославляет и чествует одних, а уважает - других... А потому не стоит драматизировать ситуацию, стесняться отсутствию в себе высоких материй: по большому счету, именно этот, с точки зрения морали нравственный дефект, и позволяет особи выжить, одержать убедительную победу в главном жизненном соревновании - борьбе за собственное существование. Не герои, а ничтожества будут плодиться, осваивать Вселенную, чтобы заполонив ее однажды всю, жить вечно. Хм... Но странное дело: всей своей жизнью доказывая, что быть непорядочными и безнравственными, без моральных принципов в душе, много выгоднее и безопаснее, люди, однако, отчего-то категорически отказываются от такой славы, стыдятся, не афишируют иных своих «достоинств», всеми силами стараются произвести на окружающих хорошее впечатление. О чем говорить, если даже в тюрьме, среди себе подобных, зэки никогда не осмеливаются называть друг друга подонками и слабаками. Гм... Так значит прав все-таки профессор, утверждая, что первородный стыд есть основа основ, важнейшая, космологического уровня составляющая, которая и определяет суть человека, как биологического вида. Другими словами: нет первородного стыда - нет homo sapiens; а есть урод, выкидыш, некий для кунст камеры образчик, которым категорически не желает оказаться даже самый отъявленный и закоренелый преступник. Безнадежных нет, потому что нет в мире человека, который бы не мечтал стать Человеком...
Влад вжался в сидение, нахохлился.
…Ну зачем, перед кем ему было теперь притворяться?.. Разводя циничную свою антимонию, он пачкал одних, оправдывал других, чтобы на их фоне его собственная подлость не казалась такой уж вопиющей. Воспользовавшись беспомощным, болезненным, состоянием несчастных недоумков, сделав их соучастниками своего мародерства, он, по сути, подставил, погубил их всех. И едва озвучив, назвав, наконец, вещи своими именами, Влад затосковал, как-то по-особенному остро осознавая вдруг свою перед всем миром вину. Он подлый низкий омерзительный тип. Но... Но небезнадежный же вконец! Профессор говорил, что даже «маленькие», даже самые ничтожные люди способны на Поступок, обязательно имеют за душой какие-то скрытые даже для них самих подсознательные мотивы. И, боясь упустить теперь собственный шанс, Влад продолжал бороться за себя, всеми силами стараясь отыскать в собственной душе личный героический пунктик. Для чего он живёт? Что для него в этой жизни является главным? За что, за какую идею он способен, не колеблясь, отдать жизнь, шагнуть в вечность? Влад замер, прислушался к себе... абсолютно ничего не ощущая. Ну не было на свете такой вещи, за которую он соглашался бы заплатить собственным существованием…
...Нежно-оранжевое глубокое небо, по которому словно божественная благодать разлились золотисто-розовые облака, сделалось еще выше, еще бездоннее. Крохотные, как точки, птиц застыли в вышине, не шевелились, парили, только временами, играя, срывались, падали вниз.
«А, может, это и не птицы вовсе, а чьи-то души? - Влад высунулся из машины, запрокинул голову, всмотрелся в лиловый печальный закат. - Неужели там действительно есть какой-то другой мир, другая жизнь? Как странно... Вот жили же, совсем недавно еще жили(!), и тетка, и Циля, и Левушка с Мамайкой, и несчастный Прыщ… А теперь не живут. Умерли. Ушли. Куда спрашивается? И зачем приходили?.. Зачем жили?!"
Воспоминания об умерших компаньонах, о том, как волновался Боря, идя тогда на «дело», защекотали вдруг новыми неожиданными переживаниями. Интересно: предчувствовал ли он свой конец?.. Неужели ничто не говорило ему о скорой гибели?.. Неужели не было никаких предчувствий и необычных «предзнаменований»?.. А как у других?.. Что вообще чувствуют люди, отправляясь в свои последние, откуда никто никогда не возвращается, путешествия?.. Осознают ли, что умирают?.. Как удивительно устроен мир: вот ведь только ничтожное мгновение назад человек был(!), жил, дышал, радовался и разговаривал, строил планы на будущее и вдруг... мертвец, прах, труп, покойник. Покойник... Какое омерзительно неприятное слово. А происходит от хорошего, означающего безмятежность, покой... Влад брезгливо поморщился, неожиданно вспомнил, как много лет назад провожал в отпуск двоюродного брата. Родственник, помнится, подсуетился, достал тогда по великому блату путевку куда-то в Европу. Радости было! Ну что ты - такое событие... Из Союза тогда даже в соцстраны мало кого выпускали, а тут - Рим, Греция, гламурный Париж и даже, страшно сказать!, - сама Англия… Фантастика да и только. Как ему все тогда завидовали... Брат стал узнаваемым, как космонавт. Важничал, конечно... А уж как дни считал... И вот свершилось. Сборы, проводы, аэропорт… Заплаканная пока еще от счастья родня. Сам герой, стараясь сохранять солидность, напускал на себя деланно-равнодушный вид... Но куда там... Ощущение праздника, близкой свободы било через край, светилось сквозь кожу. Рядом стояли такие же счастливчики. Кто-то с детьми. Всем было весело. Наконец, объявили посадку. Провожающих оттеснили в сторону, избранные остались. Потом их усадили в смешные «трамвайчики», повезли к самолету. Поднимаясь по трапу, все оглядывались, махали руками, ничуть не сожалея, что уходят. И вот, наконец, взлет. Лайнер стремительно разбежался, набрал высоту, блеснул серебряной звездочкой, навсегда растворился в высоком небе. А дальше... А кто знает, что было дальше... Должно быть ничтожные мгновения страха, боли, отчаянного недоумения: «Как?! Неужели?! Почему именно я?!» И чёрная тишина...
Влад вздрогнул, поежился. Прочь! Что за вздор, в самом деле?! Он прислушался к себе и, ощущая во всем теле только необыкновенное здоровье, смачно сплюнул в окно, прогоняя навязчивые, как наваждения, мысли. К черту всё! Жить! Жить!!! Жить, как живется! Без оглядки на других: и праведных, и грешных. А там... Никто не вечен. Но зачем сейчас отравлять себе существование, думать о том, что случиться лет эдак… через сто?! Влад заулыбался, сладко зевнул: ну ладно, ладно... не через сто - это он загнул, - но вот через 99... Он опять улыбнулся, хрустнул суставчиками и, уже окончательно прогоняя от себя память и о Боре, и о первородном стыде, всем существом устремился в счастливое будущее...
(продолжение следует...)