...Окаменев от горя, Вера Александровна продолжала сидеть на старом тюремном пустыре, всем существом растворившись в невыразимо щемящих воспоминаниях.
...Глухое эхо ее похожих на лай рыданий подняло, поставило на крыло стаи летучих мышей, и они, вылетая их всех щелей, пикировали на нее стремительными молниями, роились над головой, набрасывались поодиночке и целыми полчищами, скалились, гримасничали, строили страшные рожицы, с удовольствием гадили на горькое и жалкое ее одиночество. Ей вдруг стало невыразимо обидно и, с новой силой затосковав по умершему своему мальчику, Вера Александровна запрокинула к холодным звездам лицо, подумала о том, что где-то там, в небесной вышине, летает, должно быть, теперь его душа...
Она опять зашлась слезами, тихо жалостливо позвала
- Боря... Боренька... сынок... где ты?!
И словно в ответ на ее мольбу из глубины руин раздался тяжелый протяжный стон. Вера Александровна похолодела, стала медленно подниматься с колен.
- Боря?.....
Она рванулась на стон, но не устояла на затекших ногах, с размаха рухнула на землю, сильно ударилась.
...Она ползла, раздирала о камни ладони, вглядывалась безумными глазами в темную громадину развалин.
- Сынок!!! Сынок!!! Я иду... Твоя мама спешит к тебе...
Ужасная мысль, что Боря, раненный и беспомощный, уже не одни сутки умирал здесь в одиночестве, придала ей силы, и она, подбросив свое тело, вновь стремительно поднялась, бросилась в черный мрак старинных казематов.
...Искала она недолго.
...Жуткая картина предстала ее глазам. На мусорном полу былой камеры в бледном свете огромной желтой луны маячило два тела. Одно, уже холодное, прилепилось к стене, прятало в прижатых к самому подбородку коленях лицо. Другое, большое, еще дергалось в последних смертельных конвульсиях, пускало ртом пенные пузыри. Бесхитростный натюрморт из опрокинутых стаканов, бутылок и огрызков еды лучше любых слов рассказал о разыгравшейся здесь недавно трагедии. Стараясь не дышать зловонными парами ядовитого суррогата, Вера Александровна задержала дыхание, боязливо склонилась к уже затихшему телу, узнавая в нем местного дурачка Мамайку.
* * *
...Гнетущий осадок от встречи с теткой давил душу смертельной тоской, не давал забыться даже во сне. Влад то и дело вставал, бродил по комнате, пил, перебирал в памяти подробности похорон Душки-Прыща, смерти несчастного Доктора и трагедии Перельманов, мучился, хотел и не мог отделаться от страшных, будто живых картинок недавних событий. Коньяк только слегка дурманил больную, уставшую от переживаний голову, ни на грамм не облегчал страданий.
Он повалился в кресло, уставился в потолок сухими, воспаленными от многодневной бессонницы глазами.
Казалось, он и не спал вовсе...
...Порыв влажного воздуха натянул тонкую кисею занавески, ворвался в комнату приятной утренней свежестью.
Влад очнулся, шевельнул затекшими от долгого неудобного сидения мускулами, вслушался в доносившийся со двора шум. Стайки взволнованных горожан спешили мимо палисадника, на ходу обсуждая случившееся этой ночью какое-то событие. С трудом поднявшись, он поплелся на балкон, кивнул, здороваясь, стоявшим внизу соседям.
- Что случилось?
- А кто знает… - Приятель хмуро оглянулся на бежавших к околице заплаканных женщин, прикурил сигарету, нервно затянулся. - Говорят, Мамайку с Левкой на руинах мертвыми нашли. Напились, черти, какой-то дряни... Они же, недоумки, любую гадость сосут, лишь бы нажраться...
Влад медленно выпрямился, закрыл глаза.
…Он больше не участвовал в организации похорон, но следуя за не многолюдной толпой, все же пошел на кладбище, наблюдал за погребением со стороны. Матери Левушки и Мамайки, лишившись единственных сыновей, держались вместе.
...Они еще ползали на коленях, обнимали сырую землю, поправляли, разглаживали траурные на венках ленты и цветы, когда три новые похоронные процессии прошли перед Цилиной могилой. Влад замер. Желая убедиться, что это ему не снится, он ущипнул себя за щеку, с силой закусил губу, уставился на портреты «новеньких» покойников. Ошибки быть не могло - это были они, те самые кладбищенские сторожа, которые за пару бутылок водки согласились не замечать их «раскопок» на еврейской могиле. Влад спрятался за чужим надгробием, как завороженный, продолжал следить за скорбной процедурой прощания. Потом не удержался.
- Почему они умерли?
Коллега усопших передернул плечами.
- А кто знает, отчего люди мрут?.. Пришло время, значит... Тот... - он кивнул на уже закопанного своего товарища, — ...убился: крышу на даче крыл, не удержался, сорвался с лесов. Другой - от сердечного приступа. Отошел тихо, безболезненно, дай бог каждому так... А третий... Третий просто не проснулся...
Человек перекрестился, тихо скороговоркой прошептал.
- Царствие небесное... земля пухом... вечный покой... Хорошие были ребята... Безотказные...
Похороны закончились. Очистив от земли лопаты и обувь, могильщики и последние провожающие тонкой вереницей поплелись прочь к ожидавшим их у входа автобусам. Кладбище опустело.
...Влад, ошеломленный случившимся, не сдвинулся с места, продолжал стоять, уставившись в скорбный ряд одинаково новых крестов. …Циля... Доктор... Душка-Прыщ... Мамайка... Левушка... сторожа... Из девяти остававшихся в Цилином ряду могил семь были уже заняты... И кем! Влад застыл, судорожно сглотнул, перевел взгляд на два еще свободных места, пересчитал себя и Еву... Он не верил в такие совпадения. Связь между ограблением покойницы и гибелью почти всех его участников была столь очевидной, что оказалась понятной даже слабоумному...
…Долгий звонок в дверь бил по нервам. Влад с трудом оторвался от подушки, сел на кровати. Он как старик бессильно уронил на колени исхудавшие руки, не шевелился. Наконец, вздохнул, сунул ноги в большие растоптанные тапочки, прошаркал в прихожую.
...На пороге с белым безжизненным лицом стоял Ева. Он только мгновение, никого не узнавая, таращился перед собой безумными глазами, потом шагнул вперед, оттеснил от двери хозяина.
- Тебе чего? - Влад, уже догадавшись о цели этого вторжения, уперся в грудь гостя, стараясь не пустить его в комнаты.
Ева шмыгнув носом, порылся в кармане, достал, протянул Владу завернутый в тряпочку перочинный ножик.
- Возьми...
Влад молча принял свой подарок, набычился
- Ну?..
Ева пожевал губами и вдруг скривился в жалкой плачущей гримасе.
- Верните... верните ей все!.. Отдайте еврейке все, что вы тогда у нее взяли!..
- Что ты плетешь, недоумок?! Где, когда, у какой «еврейки» я что-нибудь брал?! - Делая вид, что все еще не понимает, о чем речь, Влад подтолкнул к выходу дрожавшего от ужаса малого, тихо выругался. - Пошел вон отсюда...
Ева заартачился, не сдвинулся с места.
- Это все из-за вас! Это вы во всем виноваты! Отдайте, верните жидовке все, что вы у нее украли!
И вдруг оттолкнул от себя державшие его ладони, пошел на Влада. Стараясь дотянуться до горла учителя, он боролся с ним, но изнемогая от страха и невозможности одолеть, неожиданно громко заплакал, сорвался на вопль. Боясь, что эти крики услышат соседи, Влад одним рывком втащил его в комнату, захлопнул дверь. Озлобляясь, он приподнял извивавшееся в истерике тело, несколько раз с силой припечатал к стене. Навалившись на него так, что несчастный дурак едва дышал, с угрозой зашипел.
- Ну?.. Чего ты хочешь?.. Говори!
Ева вытянулся на цыпочках, беззвучно глотал слезы.
- Я хочу жить...
- ?!!
- Мне не нужно вашего ножика, возьмите его обратно! Но отдайте, верните то, что вы тогда на кладбище взяли!
- Дубина! Гнус поганый! Что ты мелешь, урод?! Что я должен кому вернуть?! С чего ты взял, что я кому-то что-то должен?!
Ева осторожно высвободил руку, утерся грязной ладошкой, быстро придушенно зашептал.
- Вы с Доктором взяли у жидовки ее органы, а теперь она убивает нас, чтобы взять наши!!!
Влад похолодел. Притворяясь, что удивлен и страшно обижен такой нелепостью, он еще раз встряхнул страдающего Еву, повозил его спиной по стене.
- Кретин! Ну, кретин... Это же нужно было до такого додуматься.... Ты что, полудурок, детских страшилок наслушался или клея нанюхался, что тебе теперь везде мертвецы и смерть мерещатся?!
Ева, пугаясь еще больше, сделал страшное лицо и быстро, как кошка-маятник в часах, задвигал из стороны в сторону выпученными глазами.
- Нет-нет! Мне не мерещится! Мамайка с Левкой умерли, они - покойники! И Прыщ... и ваш Доктор...
Влад даже присел от неожиданности.
- Что-что?! Что ты сказал?! С чего ты, сволочь, взял, что Доктор мёртв?!
- Он исчез! На него в городе везде ориентировки расклеены! Там пишут, что он пропал в ночь, когда мы... - Ева задрожал, на мгновение задохнулся от волнения. - Куда он мог деться?! Его после этого уже никто не видел! Он... он тоже умер! Все умерли!!! Только мы с тобой, учитель, остались... А там... там... как раз две могилы!.. Тебе... и… мне...
Внутри словно что-то оборвалось. Сердце упало в пах, затрепыхалось. Стараясь не выдавать своего ужаса, Влад грозно насупился, схватил Еву за уши, с силой притянул к себе.
- Слушай сюда, урод: ты тоже сдохнешь, если паленую водку станешь жрать! Мамай с Левкой умерли, потому что напились денатурату и отравились. Причем здесь покойная Циля?! Прыщ на твоих глазах погиб. По дурости сам под машину сиганул. Ты же видел! А Доктор... Где его труп?! Кто нашел?!
Влад пребольно боднул чуть живого от чудовищных переживаний подельника, зашипел еще зловещее.
- Он уехал. По делам. Он бизнесмен. И ты уезжай, если боишься...
Ева неожиданно обмяк, перестал вырываться. Спасительная мысль, подсказанная учителем, моментально вернула его к жизни. Успокаиваясь, он быстро закивал, попятился к двери. Влад его не отпустил.
- И запомни, гад, мы с Доктором ничего ни у кого не брали...
Ева не поверил.
- А как же кладбище?! Жидовская могила?! Пересадка органов?!
- Шутили мы...
Влад рывком открыл дверь, вытолкал за порог опухшего от слез гостя. Опасаясь как бы тот опять не начал верещать, пугать соседей, он через секунду выскочил за ним следом, схватил за шиворот, силой поволок по лестнице вниз, вышвырнул из подъезда.
Петляя, беспрестанно оглядываясь, Ева огромными скачками помчался к станции. Влад вернулся к себе, в изнеможении опустился на кровать. Укутавшись с головой в простыню, он лежал, не шевелясь, прислушиваясь к каждому за окном шороху. Если его догадка окажется верной…
Интуиция его не подвела.
…Далекий заунывный вой сирен «скорой» и полиции, пробежал по спине крупной дрожью, заструился между лопаток противным холодком. Повернувшись на бок, Влад прижался лицом к стене, без всяких слов понимая трагическую подоплеку этих звуков...
***
...На проводы Евы, которого зарезало поездом, Влад не пошел.
Он сдал на похороны деньги, выпросил у директора школы отпуск, уехал в столицу.
Несколько недель «малины», когда теряя ощущение времени и реальности он топил свой страх в умопомрачительных загулах, похоже не на шутку расстроили и так уже нетвердую, изболевшуюся от постоянных похорон, психику...
(продолжение следует...)